Инспектор взглянул на меня, как на идиота:
– Вы, похоже, не понимаете, как вам повезло. Отсюда еще можно вернуться.
Он оглянулся опять. Бетонная дрянь впереди по-прежнему виднелась в свете фар, на границе света и тени.
– Что за черт, – сказал я. – Почему я не могу…
Сергеев как-то очень требовательно прижал палец к своим милицейским усам:
– Подождите.
– Чего ждать-то?
Лейтенант не отвечал. Он как будто прислушивался. Я тоже напряг слух: шум мотора приближался. Похоже было, что по трассе едет старый перегруженный автобус.
– Еще клиенты, – заметил я, но инспектор почему-то не обрадовался. Я увидел в его глазах только отчаяние. Одной рукой он как-то неловко то ли отдал честь, то ли поправил свою форменную бейсболку. Развернулся и полез вверх по откосу, отмахиваясь рукой. В лучах фар светился его желтый жилет с белыми полосами. Что-то было с ним не так, с этим лейтенантом. Приглядевшись, я понял, что именно.
Он был одноруким. Левый пустой рукав он заправил под ремень.
Я протер глаза. Никого больше не было на склоне. С дороги доносилось ворчание дизеля. Приглушенные голоса слышались оттуда, но ни слова было не разобрать.
С шипением захлопнулась дверь. Автобус (если это был автобус) тронулся и пополз прочь, пыхтя и задыхаясь. Комья земли посыпались с края оврага. Это вернулся лейтенант.
– Страшное дело, – сообщил он. – Автобус Москва – Нальчик. Приказано пропустить без задержки. Завтра во всех новостях будет.
– Что будет?
– Список жертв. Что же еще.
По моей спине пробежал холодок. Я начинал понимать, куда я попал в этом своем сне. Но проснуться не получалось. Даже непонятно было, с чего начинать, чтобы проснуться.
– Пожалуй, я пойду, – сказал я.
Лейтенант протянул мне руку. Кое-как мы взобрались по мокрому откосу на дорогу. Вдали на обочине мигал огнями полицейский «форд».
Теперь-то я разглядел: в этом месте трасса делала резкий поворот, обозначенный помятым отбойником. Мне показалось, что я вижу на отбойнике свежие следы краски.
Чуть дальше на обочине белел брошенный «мерседес»-купе. Что-то заставило меня неотрывно смотреть в ту сторону.
Лейтенант проследил за моим взглядом.
– Да уж, – сказал он. – Все не могут трассу нормально оборудовать. Недавно вот парнишку приняли. То ли заснул за рулем, то ли плохо стало. До сих пор непонятно, на этой стороне или на той… Так и отвез его к начальству, пусть там оформляют.
– Как его звали? – спросил я.
– Дмитрием. Говорят, в телесериале снимался. А зачем вам?
Я не отвечал. Целый кусок моего прошлого прокручивался перед моими глазами, словно кто-то вернул недостающий фрагмент в киноленту. Одновременно в моей голове всплыло невозможное, но знакомое имя: «Тимур Макбетович». А это еще из какого фильма, подумал я.
И тут же вспомнил.
– Послушайте, – сказал я инспектору. – Я передумал. Я остаюсь. Мне надо его видеть, этого Дмитрия.
Сергеев даже не удивился.
– Так. А больше ничего вам не надо? – спросил он. – У нас тут свидания не разрешаются.
– Тогда отвезите меня тоже к вашему начальству, – предложил я.
– Да вы вообще понимаете, о чем говорите?
– Теперь начинаю понимать.
– Этот парень вам кто – родственник? Или денег должен? – Сергеев усмехнулся. – Интересно знать, что вы начальству предъявите?
– На месте разберемся. Решим вопрос.
Он посмотрел на меня испытующе:
– Ну, смотрите. Потом как бы не пожалеть.
Лейтенант распахнул передо мной заднюю дверцу. Я уперся взглядом в его пустой рукав.
– Что, хреново выглядит? – спросил он. – Да. За мной вот так никто и не приехал… в свое время…
Уловив, что я не догоняю его мысль, он только усмехнулся:
– В общем, спасибо Паше Грачеву за наше счастливое детство. Все жду – не дождусь, когда же встречу их всех. Главное, чтоб в мою смену попали.
Отвернувшись, он сплюнул далеко в сторону. Уселся за руль. Правой рукой, несколько неловко, захлопнул дверь. Включил дальний свет. Дорога осветилась на добрый километр. Я увидел на бетонной руине впереди размашистое флуоресцентное граффити:
Enter: light
– Давно нарисовали, – сказал инспектор. – Байкеры какие-то.
Он взялся за рычаг.
– Постритрейсить-то здесь реально круче, чем у вас. Навстречу никто не едет. Если вы заметили.
Прищурившись, он вдавил педаль. Мотор взвыл. Стрелка тахометра взлетела до шестерки. Визжа покрышками, «форд» сорвался с места, а я уперся затылком в подголовник. За окнами замелькали темные деревья. Сергеев врубил сирену: у меня заложило уши, и почему-то стало смешно.
«Enter, – подумал я. – Давай, жми».
– Дорога знакомая, – почему-то сказал Сергеев. – Хоть во сне езди. Все по прямой да по прямой, движение одностороннее. Обратно уже не выпустят… если без мигалок.
Когда «форд» остановился у КПП, лейтенант всего лишь опустил стекло и сказал пару слов невидимому пограничнику – и мы двинулись дальше. Сперва мне показалось, что пейзаж за окном ничуть не изменился; все те же елки да сосны летели, бежали и проплывали мимо, растворяясь во мгле. Вот только луна пропала, да еще почему-то обнулились часы на приборной панели.
Помню, тогда я обернулся, и холодок пробежал у меня по коже. Позади нас стелилось темное безвидное пространство, и даже дорога как будто исчезала сразу за нашими колесами.
– Не оглядывайтесь, – вполголоса произнес Сергеев. – Тут всегда так. Я же говорю, одностороннее движение.
Часы показывали 0.10, когда он остановил машину на асфальтовой площадке, под фонарем.
Место, куда мы прибыли, представляло собой небольшой супермаркет или, точнее сказать, магазин duty-free у пограничного перехода. Проще сказать, это был низкий бетонный ангар с обширным пандусом и стеклянными дверьми. Над всем этим красовалась вывеска:
О! МЕГА
товары в дорогу
«О» как раз и было выполнено в виде греческой буквы, последней в алфавите. Похожее на чертеж презерватива, это неоновое «О» было согнуто из розовых газовых трубок. Возможно, из-за этого омегамаркет смахивал на дрянной американский мотель с почасовой оплатой.
По ночной поре здесь было безлюдно; в сторонке скучало несколько разноцветных машин, дорогих и не очень. Допотопный автобус «MAN» остановился у самого входа, погасив фары. За рулем сгорбился водитель. Похоже, он спал. На боку автобуса виднелась табличка: «Москва – Нальчик».
– Ну вот, ждите здесь, – велел мне лейтенант.
Я остался стоять на парковке, не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше. Огоньки «форда» мигнули в последний раз и скрылись за условными деревьями.
Дождь перестал. Фонари на пандусе светили голубым светом, вывеска горела призывно.
Стеклянные двери раскрылись, и из магазина повалила толпа отъезжающих, с пакетами и традиционными клетчатыми сумками. Люди не спешили грузиться в автобус. Стояли и курили. Я мог слышать, что они говорят. И даже понимал, хотя говорили не по-русски.
«Надо было еще водки брать, – говорил кто-то. – Говорят, там совсем ничего не будет». – «Только по одной разрешается, – возражал второй. – Только на дорогу». – «Ты вообще о чем говоришь, э? Какой водка? Думаешь, ночь, так Аллах не видит?»
– Однако тут и порядки, – пробормотал я.
– Порядки везде одни и те же, – отозвался голос за спиной. – А дьявол, как известно, живет в деталях.
Человек в темном осеннем плаще смотрел на меня, тонко улыбаясь. За его спиной мигал аварийкой длинный черный «мерседес». На крыше у него я заметил синий проблесковый маячок – выключенный.
Незнакомец погасил улыбку. В прерывистом оранжевом свете его черты казались расплывчатыми, неоформленными, оставляя простор для догадок – видел ли я когда-нибудь это лицо или нет?
– Не узнаёте? – спросил он, будто расслышал мои мысли. Пригладил волосы, собранные сзади в темную косичку. Бриллиант на его пальце блеснул оранжевым блеском.
Некоторое время я боролся с желанием протереть глаза.
– Ну да, это я, – сказал W. – Который вечно хочет зла. Как бы банально это ни звучало.
Механическим движением я пожал его руку.
Тем временем его внешность продолжала меняться. Он по-прежнему был похож на Савика Рогозинского – но понемногу становилось ясно, что именно Савик всегда был похож на него. В следующее мгновение оранжевых фонарей его образ стал вполне законченным.
– Я же тебя сам придумал, – напомнил я. – Половину реплик сам вписал в сценарий.
– Уж знаю, знаю! – расхохотался Волан-Де-Морт. – Не нравится? А ты попробуй меня… передумать. Вдруг да выйдет кто-нибудь посимпатичнее? Ну там, Маленький Принц или типа того?
Я усмехнулся тоже:
– Вообще-то всякое случалось в истории сновидений. Зависит от употребляемых веществ. Откуда я знаю, что мне вколол Тимур Макбетович.
– Это еще кто? – удивился W. – Ах да, это же твой доктор. Но должен тебе сказать, что вещества здесь ни при чем. И доктор – это просто посредник. Ты еще скажи, что водитель автобуса, который вёз тех ребят в Нальчик, и есть создатель этого самого Нальчика… Впрочем, они все равно не доехали.
Мы оба посмотрели в одну сторону. Я вдруг почувствовал себя неуютно. На этой чертовой стоянке становилось все холоднее. Даже мой собеседник зябко кутался в плащ.
– Да, кстати, – сказал он. – Не зови меня больше Воландом. Мы же не в средней школе. Хотя остальные имена не лучше… так что зови меня… ну, скажем, господин консультант.
– Мне не нужна консультация.
– Верно. Не нужна.
Этот черт смерил меня оценивающим взглядом. Тронул алмаз на пальце:
– Впрочем, я догадываюсь, зачем ты приехал. Будешь просить за своего друга?
Прищурившись, я рассматривал его длинный «мерседес». Тот был всем хорош, но в этом сне у него имелась одна странность: я никак не мог понять, что обозначает никелированный шильдик позади. То ли Maybach, то ли Brabus, то ли вообще какой-то Carlsson. Буквы так и прыгали и норовили рассыпаться, как типографский шрифт, чтобы затем собраться в виде новой шарады.