[63]:
– «Любовь наполняет мир красивыми лицами, но небеса решают по-своему. Если тебе случится увидеть женщину, идущую с востока, обрати свой взор на запад; если увидишь девушку, что приближается с запада, направь свои глаза на восток».
Если Мин Ю не последовал данному совету через некоторое время, то только потому, что был молод и неискушен.
Итак, он расстался с родителями и перебрался в дом господина Чжана, где провел осень и зиму.
Сын скучал по родителям. Но вот наступил второй месяц весны, когда в Китае празднуют Хуачжао – праздник Ста цветов, – и тоска стала совершенно невыносимой. Мин Ю открыл свое сердце господину Чжану и попросил отпустить его навестить отца и мать. Чжан не только разрешил поехать, но и вручил небольшой подарок – дал две унции серебра, чтобы юноша мог купить гостинцы: такова традиция – на праздник Хуачжао принято одаривать родных и близких.
День, когда Мин Ю пустился в путь, был погожим, а воздух, пропитанный ароматами цветов, неподвижным; только пчелы гудели и сновали по своим делам. Юноша бодро шел по тропинке, которая показалась ему совсем нехоженой – настолько высокой и густой травой она поросла. По сторонам высились огромные деревья. Их могучие замшелые ветви смыкались над ним, укрывая густой тенью. Где-то в листве щебетали птицы, повсюду был разлит благородный запах, словно поблизости был храм, где курились благовония. Радостная беспечность весеннего дня передалась юноше, и ему совсем не хотелось спешить: он сел на обочину, прямо среди цветов, запрокинул голову к бездонному синему небу, впитывая солнечный свет и наслаждаясь благодатной тишиной.
Но едва он отдался на волю стихий, как некий посторонний звук заставил его повернуть голову: в затененных зарослях, где цвел дикий персик, он заметил девушку, несказанно прекрасную. Хотя он видел ее только мгновение – она сразу скрылась из виду, – Мин Ю поразила небесная красота ее лица, безупречная чистота кожи и свет ее глаз, что сияли из-под совершенных бровей, подобных крыльям бабочки-шелкопряда. Но Мин Ю поспешно отвел взгляд, быстро поднялся и продолжил свой путь.
Поскольку юноша был совершенно ошарашен внезапным видением прекрасной незнакомки, то не заметил, как серебро, что держал в рукаве, упало на траву, когда он поспешно ретировался.
Но несколько минут спустя, когда молодой человек уже довольно далеко отошел от места внезапной встречи, он вдруг услышал за спиной звук торопливых шагов, а затем и женский голос, окликнувший его по имени. Весьма удивленный, он обернулся и увидел девушку-служанку, которая сказала:
– Господин! Моя хозяйка наказала мне догнать вас и вернуть серебро, что вы обронили по дороге.
Мин Ю вежливо поблагодарил девушку и попросил передать глубокую благодарность госпоже, а затем продолжил свой путь в душистой тишине, по тенистой заросшей тропинке, грезя о прекрасном видения и ощущая, как от этих мыслей сильнее бьется его сердце.
Буквально на следующий день той же дорогой юноша возвращался обратно. Дойдя до места, где видел прекрасную незнакомку, он остановился и принялся озираться кругом. Взгляд его скользил по зарослям, и вдруг, к своему удивлению, в прогалине ветвей он разглядел дом – это было небольшое, можно сказать, простое, но очень опрятное и весьма элегантное строение. Его венчала крытая голубой черепицей причудливо изогнутая крыша. Она возвышалась над деревьями и, казалось, сливалась с лазоревым небом, а золотые и зеленые резные украшения террасы будто насмешливо вторили игре листвы и цветов в солнечном свете. Вход на террасу охраняли две большие фарфоровые черепахи. А на террасе… стояла сама хозяйка – воплощение его грез – и рядом давешняя девушка-служанка, та самая, которая должна была передать слова благодарности своей госпоже. Мин Ю понял, что и они не только увидели его, но, судя по всему, теперь смеются и говорят о нем. Хотя он был весьма смущен этим обстоятельством, тем не менее нашел силы поприветствовать красавицу. К его удивлению, служанка дала ему знак приблизиться; со смешанным чувством удивления и робкой радости юноша одолел заросли, открыл увитую плющом калитку и оказался на тенистой аллее, ведущей к террасе. Когда он подошел, красавицы там уже не было, но горничная встречала его, стоя на широких ступенях. Она сказала:
– Господин! Моя хозяйка догадывается, что вы хотите поблагодарить ее за ту пустячную услугу, что обусловила нашу недавнюю встречу, и приглашает вас войти в дом. Она уже слышала о вас и теперь хочет поприветствовать вас лично.
Несмело Мин Ю вошел внутрь. Звук шагов поглощали циновки, которые устилали полы, они были мягкими, как лесной мох. Он оказался в большой комнате. Та, видимо, служила приемной. В ней царила прохлада, а воздух казался напоенным ароматами только что собранных цветов. Все кругом было пронизано тишиной. Окна прикрывали бамбуковые занавеси. Сквозь них пробивались косые лучи света, которые то и дело пересекали беззвучно-стремительные тени птиц. Каким-то чудесным образом в дом проникали огромные ярко окрашенные бабочки: они грациозно порхали от одной вазы к другой и загадочным путем исчезали. Так же бесшумно – из боковой двери – вошла в комнату и молодая госпожа. Она любезно приветствовала гостя. В ответ Мин Ю прижал руки к груди и низко поклонился. Она оказалась выше, чем он представлял себе. Удивительно стройная и гибкая, она немедленно напомнила ему прекрасную черную лилию. Ее дивные длинные волосы были украшены цветами, а одежда из бледно-палевого шелка причудливо переливалась, меняя цвет при каждом движении.
– Если я не ошибаюсь, – произнесла хозяйка после того, как они обменялись подобающими случаю формальными приветствиями и присели друг против друга, – мой дорогой гость не кто иной, как уважаемый Тянь Чу, известный под именем Мин Ю, учитель детей моего родича, высокородного господина Чжана. Поскольку благородный Чжан – мой близкий родственник, не вижу оснований не принять наставника его отпрысков так, как полагается.
– Госпожа, – отвечал изрядно удивленный ее словами Мин Ю, – могу ли я поинтересоваться вашим именем, а также узнать, в каком родстве вы состоите с моим досточтимым патроном?
Прекрасная дама отвечала:
– По рождению я принадлежу к старинному роду Пин из города Цзинду. Я – дочь достославного Се Моу-хао. Соответственно, меня и зовут Се. Я была замужем за молодым человеком из семейства Чжан. Через этот брак я породнилась с вашим замечательным хозяином. Увы, муж мой умер вскоре после нашей свадьбы. Чтобы скрасить свой вдовий век, я выбрала это уединенное место – здесь я живу.
Звук ее мелодичного голоса был подобен журчанию ручейка весенней порой – ничего прекрасней Мин Ю не доводилось слышать прежде. Но госпожа Се была вдовой, а обычай предписывает, чтобы не компрометировать женщину, не задерживаться в ее доме надолго, если нет к тому серьезного формального повода. Поэтому, выпив обязательную в таких случаях чашку (удивительно ароматного) чая, Мин Ю поспешил подняться, чтобы откланяться. Но прекрасная Се не разрешила ему уйти так скоро.
– О нет, друг мой, – сказала она, – побудьте еще в моем доме, прошу вас. Если мой родственник узнает, что вы заглянули ко мне, а я уделила дорогому гостю столь мало внимания, возможно, он очень рассердится. Останьтесь хотя бы на ужин.
И Мин Ю остался. Душа его трепетала от счастья: прекрасней создания он никогда не встречал и полагал, что красивее Се никого не может быть на свете. В тот момент он любил ее, возможно, даже больше, чем собственных отца и мать. Пока они разговаривали, длинные вечерние тени превратились в густой фиолетовый сумрак, погас лимонный свет заката, на ночном небе высветились созвездия, что бесстрастным холодным взором с небес севера следят за тщетой живых и делами мертвых. Между тем в доме Се засветили фонари, накрыли стол для вечерней трапезы, и Мин Ю занял за ним место. Но еда мало занимала его, поскольку он не мог думать ни о чем ином, кроме чудесного лика той, которая сидела перед ним. Заметив, что гость почти ничего не ест, Се принудила его выпить вина, и они испили несколько чаш вместе. Вино было подано красное и густое, настолько холодное, что сосуды, в которые его наливали, немедленно покрывались испариной. Но согревало оно отменно, и юноше казалось, что огонь растекается по его жилам. Мин Ю пьянел, и казалось, что все кругом волшебным образом преображается: предметы обстановки вдруг начинают излучать свет, раздвигаются стены, потолок становится выше, лампы сияют, как звезды, а голос госпожи Се окутывает, вливаясь в уши как чарующая мелодия ночи. Сердце его таяло, развязался язык, и слова, что теперь срывались с губ, он, конечно, никогда не осмеливался произнести прежде. А прекрасная госпожа Се вовсе не была расположена как-то одергивать его. И хотя на губах не было улыбки, ее большие ясные глаза светились удовольствием от его речей, а страстные взоры не оставались без нежного ответа.
– Я наслышана о ваших редкостных талантах и достоинствах, – сказала Се. – Хотя я и не получила музыкального образования, но немного пою; поскольку мне выпала удача встретить настоящего профессионала, отброшу скромность и обращусь к вам с просьбой: не будете ли столь снисходительны и не споете ли со мной несколько песенок? Буду совершенно счастлива, если вы пойдете мне навстречу и дадите оценку моим музыкальным способностям.
– Почту за великую честь, – отвечал Мин Ю. – Я с огромным удовольствием сделаю это. Даже не знаю, как отблагодарить вас за то бесконечное доверие, что вы мне оказываете. Неужели я его заслуживаю?
Госпожа Се ударила в маленький серебряный гонг, на ее зов явилась служанка, принесла ноты и удалилась. Мин Ю взял свитки, развернул и принялся изучать. Уже самый вид их привел его в восторг. Бумага, на которой были начертаны иероглифы, была изысканно тонкой, бледно-желтого оттенка, а сами иероглифы выписаны в старинной манере – причудливой, воздушной, похожей на вязь паутины. Мин Ю даже подумал, как это похоже на кисть самого Хэйсун Чжэчу – божественного гения каллиграфии! Да кто иной мог начертать такие нити – разве что лапки священного насекомого? И наст