не так чтобы очень.
— Двадцать семь — это древность.
— Если это древность, что же ты скажешь обо мне? — поинтересовалась Беатрис.
Пьеро на пару секунд задумался.
— А вы доисторическая. — Он захихикал, и Беатрис тоже засмеялась.
— О боже, юный Пьеро, — вздохнул Эрнст, — ничего-то ты не смыслишь в дамах.
— А в Париже у тебя было много друзей? — спросила Беатрис.
Пьеро кивнул:
— Порядочно. И еще один смертельный враг, который называл меня Козявкой за то, что я маленький.
— Ты вырастешь, — пообещала Беатрис, а Эрнст сказал:
— Гадов везде хватает.
— А мой самый лучший друг — Аншель. Он жил в квартире под нами. По нему я больше всего скучаю. У него сейчас моя собака, Д’Артаньян, потому что в приют с собаками не пускают. Когда мама умерла, я жил у Аншеля, но его мама не захотела, чтобы я там оставался.
— Почему? — спросил Эрнст.
Пьеро хотел было пересказать подслушанный им кухонный разговор мадам Бронштейн и ее подруги, но передумал. Он не мог забыть, как разозлилась мама Аншеля, увидев на нем ермолку сына, и как она не хотела брать его в храм.
— Мы с Аншелем почти всегда были вместе, — сказал он, словно бы не услышав вопрос Эрнста. — Ну, то есть, если только он не писал свои рассказы.
— Рассказы? — удивился Эрнст.
— Он хочет стать писателем, когда вырастет.
Беатрис еле заметно улыбнулась.
— И ты тоже? — спросила она.
— Нет, — ответил Пьеро. — Я несколько раз пробовал, но у меня получалась белиберда. Но зато я много выдумывал и рассказывал всякое смешное про школу, а Аншель потом уходил на часок и возвращался уже с рассказом. И он всегда говорил: хоть это я написал, но это все равно твоя история.
Беатрис задумчиво побарабанила пальцами по кожаному сиденью.
— Аншель… — проговорила она. — Конечно! Это же его мама написала мне и сообщила, где тебя искать. Напомни, Пьеро, как фамилия твоего друга?
— Бронштейн.
— Аншель Бронштейн. Ясно.
И снова Пьеро заметил, как взгляды Эрнста и тети мимолетно пересеклись в зеркале, но на этот раз шофер, посерьезнев, коротко мотнул головой.
— Мне здесь будет скучно, — с убитым видом констатировал Пьеро.
— Здесь и кроме школы всегда есть чем заняться, — успокоила Беатрис. — Уверена, что и тебе найдется работа.
— Работа? — удивился Пьеро.
— Да, именно. Все в доме на горе должны работать. Даже ты. Работа делает человека свободным — так говорит наш хозяин.
— Я вроде и так свободен, — сказал Пьеро.
— Мне тоже так казалось, — отозвался Эрнст. — Но, выходит, мы с тобой оба ошибались.
— Перестань, Эрнст, — оборвала Беатрис.
— А какую работу? — спросил Пьеро.
— Пока не знаю, — ответила она. — У хозяина наверняка есть планы на этот счет. А если нет, мы с Гертой что-нибудь придумаем. Или будешь помогать Эмме на кухне. Ой, да не переживай ты, Пьеро! В наши дни все немцы, и старые, и молодые, обязаны что-то делать на благо Родины.
— Но я не немец, — возразил Пьеро. — Я француз.
Беатрис быстро повернулась к нему, и улыбка сошла с ее лица.
— Ты родился во Франции, это правда, — сказала она. — И твоя мама была француженка. Но твой отец, мой старший брат, был немец. А значит, и ты немец, понимаешь? И отныне лучше никому не рассказывай, откуда ты родом.
— Но почему?
— Так безопаснее. И есть еще кое-что, о чем я хотела с тобой поговорить. Твое имя.
— Имя? — Пьеро посмотрел на нее и нахмурился.
— Да. — Она замялась, будто бы собираясь с духом, чтобы сказать что-то неприятное. — Мне кажется, его надо сменить. Не стоит тебе зваться Пьеро.
От изумления у него даже рот приоткрылся, Пьеро не мог поверить, что не ослышался.
— Но меня всегда звали Пьеро! — воскликнул он. — Это… это… ну, это мое имя!
— Но оно такое французское. Я вот думаю, давай мы лучше будем звать тебя Петер. То же самое имя, только по-немецки. Разница не слишком большая.
— Никакой я не Петер, — настаивал Пьеро. — Я Пьеро.
— Прошу тебя, Петер…
— Пьеро!
— Можешь меня послушать? Для себя ты, конечно же, так и останешься Пьеро. Однако в доме на горе, при других — и особенно при хозяине с хозяйкой, — ты будешь Петер.
Пьеро вздохнул:
— Не нравится мне это.
— Ты должен понять, что я прежде всего пекусь о твоих интересах. Потому я и взяла тебя к себе, чтобы ты жил здесь, со мной. Я хочу, чтобы ты был в безопасности. И только так могу тебя защитить. Ты должен слушаться, Петер, даже если мои просьбы кажутся тебе странными.
В машине стало очень тихо. Они по-прежнему спускались с горы, и Пьеро думал о том, сколько еще изменений в его жизни случится до конца года.
— А как называется город, куда мы едем? — наконец спросил он.
— Берхтесгаден, — ответила Беатрис. — Осталось уже недолго. Через несколько минут будем.
— А мы еще в Зальцбурге? — Пьеро думал так, потому что именно это название было на последней бумажке, приколотой к его лацкану.
— Нет, мы примерно в двадцати милях от Зальцбурга, — сказала тетя. — Вот эти горы — Баварские Альпы. Вон там, — она показала налево, — австрийская граница. А там, — и она показала направо, — Мюнхен. Ты ведь проезжал через Мюнхен, да?
— Да, — Пьеро кивнул. — И через Мангейм, — добавил он, вспомнив военного, который пытался отдавить ему руку и, похоже, наслаждался тем, что причиняет боль. — Значит, наверное, вон там, — он вытянул руку и показал далеко, за горы, в невидимый мир, — Париж. Мой дом.
Беатрис заставила Пьеро опустить руку.
— Нет, Петер, — покачала головой она и оглянулась на вершину горы, — твой дом там. На Оберзальцберге. Там ты теперь живешь. Ты больше не должен вспоминать о Париже. Вероятно, ты его еще очень долго не увидишь.
Пьеро физически ощутил, как весь до краев заполняется печалью, и мамино лицо встало перед глазами, и картинка: они вечером сидят рядышком у камина, она вяжет, а он читает или рисует в альбоме. Пьеро вспомнил Д’Артаньяна и мадам Бронштейн, а когда подумал об Аншеле, его пальцы сами собой сложились в знак лисы, а потом — собаки.
Я хочу домой, подумал он, жестикулируя так, чтобы понял его лучший друг.
— Что это ты делаешь? — удивилась Беатрис.
— Ничего. — Пьеро уронил руки и уставился в окно.
Через несколько минут они прибыли в городок Берхтесгаден, и Эрнст поставил машину в тихом месте.
— Вы долго? — спросил он, оборачиваясь к Беатрис.
— Ну, какое-то время, — сказала та. — Ему нужна одежда, нужны ботинки. И еще неплохо бы его постричь, как считаешь? Поменьше француза, побольше немца — вот наша задача.
Шофер внимательно посмотрел на Пьеро и кивнул:
— Да, пожалуй. Чем он будет опрятнее, тем лучше. А то ведь, в конце концов, он может еще и передумать.
— Кто может передумать? — спросил Пьеро.
— Ну что, скажем, через два часа? — Беатрис проигнорировала вопрос племянника.
— Да, хорошо.
— А во сколько у тебя?..
— Примерно в полдень. Встреча займет около часа.
— Что за встреча, куда вы идете? — полюбопытствовал Пьеро.
— Никуда я не иду, — ответил Эрнст.
— Но вы только что сказали…
— Петер, ш-ш, — шикнула тетя Беатрис. — Тебя не учили, что слушать чужие разговоры нехорошо?
— Но я же сижу прямо здесь! — возмутился он. — Как же я могу их не слышать?
— Все нормально. — Эрнст обернулся к мальчику, улыбаясь: — Тебе понравилась поездка?
— Да вроде, — сказал Пьеро.
— Ты, наверное, тоже хочешь научиться хорошо водить машину?
Пьеро кивнул:
— Хочу. Я люблю машины.
— Тогда, если будешь себя хорошо вести, я, пожалуй, тебя научу. Сделаю тебе такое одолжение. А ты взамен сделаешь одолжение мне?
Пьеро поглядел на тетю, но она молчала.
— Попробую, — проговорил он.
— Нет, попробовать мало, — сказал Эрнст. — Ты пообещай.
— Хорошо, обещаю, — согласился Пьеро. — А что надо делать?
— Это касается твоего друга, Аншеля Бронштейна.
— А что такое? — Пьеро наморщил лоб.
— Эрнст… — нервно произнесла Беатрис, подавшись вперед.
— Минутку, Беатрис. — Шофер, как совсем недавно, стал очень серьезен. — Одолжение заключается в следующем: я прошу тебя никогда не упоминать имени этого мальчика в доме на горе. Понимаешь?
Пьеро смотрел на него как на сумасшедшего.
— Но почему? Это же мой лучший друг. Я знаю его с рождения. Он мне как брат.
— Нет, — резко ответил шофер, — он тебе не брат. Не говори так. Думай, если хочешь. Но вслух не говори.
— Эрнст прав, — поддержала Беатрис. — Лучше вообще не говори о своем прошлом. Вспоминай, конечно, но молчи.
— И об этом мальчике, Аншеле, ни слова, — повторил Эрнст.
— О друзьях говорить нельзя, называться своим именем нельзя, — тоскливо пробормотал Пьеро. — Чего еще мне нельзя?
— Не волнуйся, это все. — Эрнст улыбнулся. — Следуй этим правилам — и в один прекрасный день я научу тебя водить машину.
— Хорошо, — буркнул Пьеро. Не свихнулся ли случайно этот шофер, подумал он. Весьма некстати для человека, который по нескольку раз в день ездит на гору и обратно.
— Через два часа, — напомнил Эрнст, когда они с тетей выходили из машины.
Обернувшись, Пьеро увидел, что шофер нежно коснулся локтя тети и они посмотрели друг другу прямо в глаза — не столько ласково, сколько тревожно.
На улицах городка было людно, и по дороге тетя Беатрис несколько раз здоровалась со знакомыми, представляла им Пьеро и объясняла, что он приехал жить к ней в Бергхоф. То и дело попадались солдаты; четверо сидели перед таверной, курили и пили пиво, несмотря на ранний час. Завидев Беатрис, они выбросили сигареты и приосанились. Один безуспешно попытался спрятать за каской высокий стакан с пивом. Тетя намеренно не смотрела в их сторону, но Пьеро очень заинтриговала вызванная ее появлением суета.
— Вы знаете этих солдат? — спросил он.
— Нет, — ответила Беатрис. — Зато они меня знают. И боятся, как бы я не донесла, что они пили пиво, вместо того чтобы нести службу. Стоит хозяину уехать, как они начинают манкировать своими обязанностями. Так, нам сюда. — Они подошли к витрине магазина одежды. — Вроде на вид ничего, да?