Он ещё поколебался, прежде чем сесть в лодку. Но несомненные звуки, долетавшие из леса, укрепили его решимость. И петух тоже услышал. Люди. Безопасных людей теперь на земле не осталось.
Мартин оттолкнул лодку от берега и залёг на дно.
Кроны деревьев скользили в поле его зрения. Он видел листья, блестевшие на солнце, и старался стереть из памяти трупы, истлевающие в лесах или иссыхающие на полях. Он больше не хотел помнить обглоданные конские скелеты, изнемогающих от жажды детей, изнасилованных женщин и искалеченных мужчин.
Он прижимал к себе петуха, послушно предавшись течению реки. Художник как-то говорил ему, что все реки стремятся к морю. Только не все дотекают туда. Море он видел лишь на картинах. Штормовые волны на картинах богатых. Свинцовые воды до горизонта.
Иногда голубые и гладкие. Белые птицы над морем. Лодки и люди в них.
– Петух, – сказал Мартин. Он был совсем измучен и обессилен. Ему даже не надо было говорить, как ему страшно.
– Ты должен продолжить поиски, – сказал петух.
– Эта задача мне больше не по плечу.
– Эта задача пришла в мир вместе с тобой, и сейчас она тебе как раз по росту.
– Кто же вложил её мне в колыбель? – спросил Мартин.
– Не было у тебя никакой колыбели. И ты долго плакал совсем маленьким. Наверное, ты уже заранее знал свою судьбу. Или судьбу твоих родных.
– Расскажи мне, – попросил Мартин.
– Как они тебя любили, – сказал петух. – Всё время носили тебя на руках. Тряслись над тобой. Боялись, как бы с тобой ничего не случилось.
А Мартин-то думал, что вырос совсем без любви. Он поискал в себе хоть одно нежное воспоминание об отце. Хоть одну картину, которая показала бы отца не только в момент злодеяния. Но нет, это жуткое зрелище заслонило собой всё остальное. Его топор, занесённый над головой, его перекошенное бешенством лицо. Пять ударов. Ни одного промаха. Что же крылось за всем этим? Никогда не забыть Мартину этого ужаса.
А лодку уносило всё дальше.
Когда он выглядывал из-за борта, течение несло его мимо деревьев, на ветках которых сидели дети и заговорщицки прикладывали палец к губам. Потому что среди корней лежали ничком бандиты и жадно пили из реки воду, смешанную с кровью, которая сочилась из их собственных ран. Так было не раз.
Однажды мимо лодки проносило корову с раздутым брюхом, и Мартин догадался уцепиться за её копыто, чтобы лодку скрыло позади неё и не видно было с ближнего берега.
Река между тем втекла в гористую местность. Холмы здесь чередовались с долинами и становились всё выше. По утрам над водой нависал густой туман. Влага оседала на щеках и волосах Мартина, одежда отсыревала. Днём его опаляло солнцем.
В одном месте река разлилась широко и от этого стала мельче, она делала тут изгиб, и за поворотом в воде стояли четыре коня. Лодку несло прямо на них, а на берегу сидели владельцы этих коней. Киль лодки уже скрёб по дну. Бежать было некуда.
То оказались рыцари. Их чёрные плащи были откинуты назад. Рукава закатаны. Они потрошили рыбу. Вспарывали рыбьи животы своими перстнями с печатью, выгребали пальцами внутренности и промывали рыбу в реке. Увидев Мартина, они тупо уставились на него.
Один рыцарь уже брёл к лодке. Мальчик быстро спрятал петуха под рубаху, во впадину тощего живота.
– Ты смотри-ка, – сказал рыцарь, вытаскивая Мартина за шиворот из лодки. – Какая странная рыба здесь водится! – крикнул он остальным. Те услужливо рассмеялись. Ведь не каждый рождается остроумным. А без шуток скучно.
– Для жарёвки не годится, слишком костлявая, – сказал другой. – Выбрось её обратно.
– Но я не умею плавать, – сказал Мартин.
– Проклятье, эта рыба ещё и говорящая, – сказал первый и швырнул Мартина на землю. Остальные таращились на него.
Мартин со стоном поднялся на ноги. Рыцари не знали, что с ним делать дальше. И мальчик воспользовался моментом.
– Я тоже хотел бы стать рыцарем, как вы, – сказал он. Этот шанс был единственным.
Рыцари удивлённо переглянулись. Тут следовало бы рассмеяться. Вообще-то. Но рыцари – люди простые. У них не было места для нескольких чувств одновременно. И они остались при своём удивлении. Всё остальное только потом, по очереди.
– Что я должен сделать, чтобы стать рыцарем? – спросил Мартин, собрав всё своё мужество.
Один из них откашлялся.
– Мальчик, ну-ка посмотри мне в глаза. Сделай устрашающую рожу… Не-е, можешь про это забыть… У него глаза святого, – сказал он, повернувшись к остальным. Потому что глаза у Мартина были смирные и добрые.
Тут рыцари немного оживились. В них проснулся какой-никакой интерес.
– Ты должен уметь сражаться, – сказали они.
Один вытянул меч из ножен. Второй дал Мартину свой. Мальчик не смог даже поднять его. Они засмеялись. Хорошо, заменим мечи палками, поднимай оружие, парень. Но Мартин и палку не поднял, хотя они его уже тыкали и толкали, подзадоривая. Задор в нём так и не проснулся.
– Я сражаюсь словами, – сказал Мартин.
– Ой-ёй-ёй, – сказал один. – Но для этого тебе не нужен ни конь, ни рыцарский плащ.
– Но чему-то вы всё-таки можете меня научить?
Те посмеялись, помолчали. Обдумали свои навыки. Не так велик оказался запас их умений, как они надеялись. Пьянствовать и таскаться по шлюхам – это они не могли ему предложить, хотя мало кто мог бы их в этом превзойти. Лучше всего было бы сейчас бросить этого мальчишку в реку и немного подержать его под водой. Кто же хватится беззащитного, никому не нужного лишнего рта.
Как удивительно было между тем для Мартина, что рыцари оказались такие тугодумы, неповоротливые как в мыслях, так и в действиях. Разве рыцарь, который похищает детей, не должен быть бесстрашным, устрашающим, быстрым и бесшумным? По крайней мере умным. Но к этим четверым такие характеристики были неприменимы. Может, они служат только маскировочным прикрытием для того одного, подлинного рыцаря?
– Ну, что будем делать? – спросил один.
– Пусть подрастёт сперва, – сказал другой. – Вровень с нами. Мы-то все одинаковые.
– Я с тобой не одинаковый.
– Ещё какой одинаковый. Я такой же, как ты, а ты такой же, как я.
– Но я был тут первее тебя.
– Да тебе это только примстилось, пёс ты шелудивый.
Быстро разгорелась драка. Да, теперь Мартин был определённо уверен, что эти мужчины не имеют никакого отношения к похищению детей. Такие могли бы происходить даже из его родной деревни. Что ж такое, постоянно натыкаешься на одних и тех же идиотов. Как будто мир полон ими, куда бы Мартин ни пошёл. Вот один уже сломал другому нос. Они боролись и катались по земле в кустах. Двое других тем временем уже привели из реки лошадей.
– Пожалуйста, возьмите меня с собой, – взмолился Мартин, но они его отогнали.
Однако один из них, вскакивая на коня, подсказал ему:
– Тут остаётся один из наших. Нам пришлось его бросить. Пропащий. Он там, в лесу. – Рыцарь показал, в какой стороне.
Мартин сразу навострил уши.
– А почему вы его не берёте с собой? – спросил он.
– Вервольфы, – объяснил другой, тоже садясь на коня и поскрипывая кожей своего седла. Глядя на Мартина сверху, он продолжил: – Они пожирают человека, оставляя его при этом в живых. Начинают со ступней. Пока постепенно не обглодают ноги доверху. А ты всё ещё остаёшься жив. Они оставляют тебя свежим на следующий день. Только представь себе, ты всю ночь таращишься на свои собственные белые кости. И знаешь, что наутро тебя доедят.
– И ведь как болит при этом. Почему ты всегда забываешь про боль? – упрекнул рассказчика его товарищ.
– Не все же такие неженки, как ты.
– Короче, он пропал, вот что я тебе скажу, мальчик. И пропал не сегодня, а ещё когда старая ведьма ему это предсказала.
– Не стращай мальчишку, – усмехнулся другой.
– А я не боюсь, – сказал Мартин.
– Ну так пойди и спаси его. Ты же хочешь стать рыцарем, вот забери его или займи его место, а нам недосуг, у нас дела.
– Но его старуха достанется мне, – подал голос из кустов третий.
– Даже не надейся, – сказал четвёртый.
– Возьмите меня с собой, – продолжал упрашивать Мартин.
Кони танцевали вокруг мальчика. Он схватился за полу длинного плаща, пытаясь дотянуться до седла.
Тут из тёмного леса послышался вой. У рыцарей смех так и застрял в глотках. Стало страшно. Стало стыдно. Ведь они бросили товарища в беде. Просто ускакали, удрали, когда появились волки. Так и не успели найти раненого в чаще. Так же получилось и теперь. Они подбодрили коней сапогами в бока и умчались. Пусть Бог их за это накажет потом, но от чёрта они сегодня ускакали.
16
Мартин шёл, ориентируясь на волчий вой. Лес был густой и жуткий. Его тотчас окружила затхлая темнота. Мерзкий подлесок цеплялся за ноги, бурелом не давал проходу. Крапива стояла в рост человека. Лесные муравьи прокладывали свои пути спиралью вокруг стволов деревьев. В листве что-то шуршало, а позади неё лежала тишина, глубокая и устрашающая, как будто лес затаил дыхание и ждал, когда Мартин зайдёт подальше в чащу, чтобы проглотить его окончательно.
Мальчик запрокидывал голову, но не мог видеть небо, так густо сплетались над ним кроны деревьев.
– Почему мне так страшно? – спросил Мартин.
– Ты всё ближе к своему предназначению, – сказал петух.
– Что ж, разве у меня нет выбора?
– Не будет до самой смерти.
– Жив ли ещё там, в лесу, рыцарь? Найду ли я его?
Петух ничего не ответил.
Когда стемнело, волчий вой усилился. Он звучал всё ближе.
Мартин прокладывал себе путь по чаще, идя на этот звук. Он двигался всё медленней и осторожней, пока сучья не перестали трещать у него под ногами.
Мальчик заметил впереди какие-то отсветы, исходящие из низины. Он пригнулся и дальше пополз на четвереньках. Стали слышны человеческие голоса, смех и грубая ругань. Кто-то горланил, кто-то затягивал песню. Мартин подобрался ближе и заглянул сверху в лощину, увидел костёр, бросавший блики на сборище людей. Женщины, мужчины. Окружённые узлами с одеждой. Стайки людей. Ящики. Бочонки. Мусор и нечистоты. Они перемещались среди имущества, явно награбленного, собранного в кучу и поделённого, – кто деловито, кто бессмысленно, пьяные и смеющиеся, они мочились куда попало, забыв всякое приличие. Поджаривали на огне куски мяса. Капающий жир шипел в языках костра. Стояла ужасная вонь.