а – своя цена, молодой красавец, своя цена… Чего хочешь ты? Чего тебе не хватает? Знаю я один цветок, растет он в долине, и никто, кроме меня, о нем не ведает. Листья у него багряные, а в середке – звезда. Сок его – что белое молоко. Коснешься им суровых губ королевы, и последует она покорно за тобой, куда бы ты ни пошел. Последует всюду, покинув ложе короля своего. И у него есть цена, молодой красавец, есть цена… Чего хочешь ты? Чего тебе не хватает? Могу растолочь сушеную жабу в ступке, сварить из нее зелье и помешать его рукой мертвеца. Прыснешь малую толику на врага, пока спит он, и превратится враг в аспида черного, и собственная мать убьет его. Дашь мне прялку – стащу луну с неба, а в кристалле покажу старуху Смерть. Чего хочешь ты? Чего тебе не хватает? Скажи, чего желаешь, – и я все исполню, но ты уплатишь цену, молодой красавец, уплатишь цену…
– Желаю я сущего пустяка, – ответил Рыбак, – однако Священник разгневался и прогнал меня прочь. Вроде бы и мелочь, но торговцы надо мной насмехались и тоже отказали. Потому и пришел сюда, хоть люди кличут тебя злою ведьмой. Назови цену – уплачу любую.
– Так чего ж тебе надобно? – приблизившись к нему, спросила Колдунья.
– Хочу изгнать свою душу.
Побледнела Колдунья и содрогнулась, и прикрыла лицо полою синего плаща.
– Миленький, миленький мой… – забормотала она, – ужасна твоя затея.
Тряхнул Рыбак каштановыми кудрями и рассмеялся:
– Душа моя для меня ничего не значит! Я ее не вижу, потрогать не могу и знать не знаю.
– Что же дашь ты мне за совет? – вздохнула Колдунья, разглядывая Рыбака прекрасными своими глазами.
– Пять золотых, – ответил он, – и сети, и дом, сплетенный из ветвей ивы, где живу, и лодку свою расписную. Скажи только, как избавиться от души, и отдам все, чем владею.
Усмехнулась Колдунья и легонько ударила его веткой болиголова.
– Могу я, когда нужно, превращать осеннюю листву в золото, а бледные лунные лучи – в серебро. Тот, кому я служу, богаче всех королей этого мира. Их владения – его владения.
– Чем же расплатиться мне, – вскричал Рыбак, – ежели не берешь ты ни золото, ни серебро?
Погладила его Колдунья по голове тонкой белой рукой.
– Придется тебе со мной станцевать, миленький, – пробормотала она и улыбнулась.
– Только и всего? – удивился Рыбак и мигом вскочил на ноги.
– Только и всего… – сказала Колдунья и вновь улыбнулась.
– Тогда станцуем на закате в каком-нибудь укромном месте, – заговорил Рыбак, – а после расскажешь мне то, что желаю я знать.
– При полной луне, дождемся полной луны, – покачала головой Колдунья, огляделась вокруг и прислушалась.
Синяя птица с криком вылетела из гнезда и закружила над дюнами; три пестрые пичуги, пересвистываясь, зашуршали в жесткой серой траве – а более не было слышно ни звука, разве что волны разбивались о гладкую гальку у подножия холма. Притянула Колдунья к себе Рыбака и зашептала ему сухими губами на ухо:
– Как стемнеет, поднимешься на вершину горы. Сегодня шабаш, и Он будет там.
Вздрогнул Рыбак и бросил взгляд на Колдунью, а та засмеялась, показав белоснежные зубы.
– Он? О ком говоришь ты?
– Неважно, – ответила Колдунья. – Приходи нынче ночью, встань под ветвями граба и жди меня. Коли бросится на тебя черная собака, ударь ее ивовым прутом – она и убежит. Заговорит с тобой сова – не отвечай. Появлюсь я, едва наступит полнолуние, и станцуем мы с тобой на лужайке.
– Клянешься ли ты рассказать, как избавиться мне от души? – упорствовал Рыбак.
Вышла Колдунья на солнечный свет, и ветер заиграл рыжими ее волосами.
– Клянусь копытами козла! – ответила она.
– О, ты – лучшая из колдуний! – вскричал Рыбак. – Станцую я с тобой на горе, хотя охотнее расплатился бы золотом иль серебром. Однако, какова бы ни была твоя цена, ты ее получишь. Жаль, просишь ты сущего пустяка…
Сняв перед Колдуньей шляпу, Рыбак благодарно склонил голову и, преисполнившись радости, отправился обратно в город.
Проводила Колдунья его взглядом, а затем, когда скрылся он из вида, вошла в свою пещеру. Достав из шкатулки кедрового дерева с резными узорами зеркальце, укрепила его на подставке и возожгла перед ним вербену на раскаленных угольях. Всмотревшись в зеркало сквозь пелену дыма, в гневе сжала кулачки.
– Он должен стать моим, – прошептала она, – я ничуть не хуже его избранницы.
В тот же вечер, едва взошла луна, взобрался Рыбак на вершину горы и встал под ветвями граба. Море лежало у ног его словно блистающий круглый щит; в бухте двигались тени рыбацких лодок. Обратилась к Рыбаку по имени большая сова с желтыми, будто сера, глазами, однако не отозвался он. Затем бросилась к нему с рыком черная собака. Ударил Рыбак ее ивовым прутом, и та, заскулив, убежала прочь.
В полночь появились над горой ведьмы, рассекая воздух над его головой подобно летучим мышам.
– Фу! – кричали они. – Кто здесь? Мы его не знаем…
Начали они принюхиваться, и переговариваться друг с дружкой, и подавать непонятные знаки. Последней прилетела давешняя Колдунья с развевающимися по ветру рыжими волосами. Платье на ней было из золотой ткани, расшитой узорами в виде павлиньих глаз, а на голове сидела маленькая шапочка из зеленого бархата.
– Где Он, где Он? – загалдели ведьмы, завидев молодую Колдунью.
Рассмеялась она и побежала к грабу. Взяв Рыбака за руку, вывела его на лунный свет и принялась танцевать. Они кружились и кружились, и подпрыгивала Колдунья столь высоко, что видел Рыбак над головою алые каблучки ее туфелек. И вдруг послышался дробный топот копыт, только никакой лошади Рыбак не видел и оттого испугался.
– Быстрее! – кричала Колдунья, забросив руки Рыбаку на шею, и горячее ее дыхание обжигало ему лицо. – Быстрее, быстрее! – повторяла она.
Сама земля будто завертелась под его ногами. В голове у него помутилось, и объял его ужас, словно незримо наблюдало за ним великое зло. Наконец заметил Рыбак фигуру в тени у самой скалы, а прежде никого там не было.
Присмотрелся он и различил человека в костюме из черного бархата, скроенном на испанский манер. Лицо его казалось страшно бледным, губы же напоминали яркий красный цветок. Выглядел человек утомленным – сидел, прикрыв тяжелые веки, откинувшись на спинку стула и рассеянно поигрывая рукоятью кинжала. На травке перед ним лежала шляпа с плюмажем и пара перчаток для верховой езды, отделанная позолоченным кружевом и расшитая мелким, образующим странный знак жемчугом. С плеча незнакомца ниспадал подбитый соболями плащ, а холеные белые пальцы унизаны были перстнями.
Зачарованно смотрел на него Рыбак, словно поддавшись неведомым чарам, а затем скрестились их взгляды. Как бы ни поворачивался он в танце, глаза незнакомца все смотрели на него. Колдунья вдруг расхохоталась, и обхватил Рыбак ее тонкий стан, и бешено закружил.
В лесу залаяла собака, и остановились все танцующие на лужайке. Стали подходить к человеку в бархате по двое за раз, опускаться на колени и целовать ему руку. Тронула его гордые губы легкая улыбка – будто птичка задела крылом воду и пустила по ней слабую рябь, только веяло от той улыбки презрением. И все не отрывал незнакомец глаз от Рыбака.
– Пойдем! – прошептала Колдунья. – Преклоним перед Ним колени.
Повела она Рыбака к скале, и овладело им желание покориться ее просьбе, и пошел он безропотно.
Однако, приблизившись, невольно перекрестил грудь и произнес имя Божье.
Едва опустил Рыбак руку, как ведьмы закричали ястребами и улетели прочь с горы, а бледное лицо незнакомца исказилось от боли. Отошел он к лесу, свистнул, и выбежал к нему испанских кровей жеребец в серебряной сбруе. Вскочив в седло, обернулся незнакомец и печально посмотрел на Рыбака.
Попыталась рыжеволосая Колдунья взлететь, однако крепко схватил ее Рыбак за запястья и сбежать не дал.
– Отпусти, – закричала она, – не удерживай меня! Назвал ты имя, что произносить не следует, и сотворил знак, который нельзя мне видеть…
– Ну уж нет, – отозвался Рыбак. – Не отпущу, пока не откроешь ты мне тайну.
– Какую тайну? – заюлила Колдунья, сражаясь, будто дикая кошка, и кусая покрытые пеной губы.
– Сама знаешь, – ответил Рыбак.
Заблестели слезы в изумрудных глазах, и взмолилась Колдунья:
– Проси о чем угодно, только не об изгнании души!
Лишь засмеялся Рыбак и сжал ее руки еще крепче.
Поняла Колдунья, что освободиться не сумеет, и зашептала:
– Не уступлю я в красоте деве морской, и никому, кто обитает в синих водах.
Прильнула она к Рыбаку лицом к лицу, и сказал он, нахмурившись:
– Ежели не сдержишь обещание свое, убью я тебя, ибо ты ненастоящая колдунья.
Посерела она лицом, словно цветок иудина дерева, и задрожала.
– Будь по-твоему. Душа твоя, тебе виднее. Поступай с ней как знаешь.
Вытащила из-за пояса маленький нож с рукояткой, отделанной кожей зеленой гадюки, и отдала его Рыбаку.
– Для чего он мне? – удивился тот.
Колдунья несколько времени молчала, и на лице ее написан был ужас. Наконец, одарив Рыбака странной улыбкой и откинув назад волосы, вздохнула:
– Говорят, тело человеческое отбрасывает тень. Так знай, она – суть тело души твоей. Встань спиною к луне, на берегу моря, и отрежь ее от себя. Прикажи ей уйти – она и уйдет.
Вздрогнул Рыбак.
– Правду ли ты говоришь?
– Не лгу я, хоть солгала бы охотно, – заплакала Колдунья и, опустившись на землю, прильнула к его коленям.
Оттолкнул ее Рыбак и оставил лежать в густой траве, сам же пошел к краю горы. Сунув нож за пояс, начал спускаться.
И в тот самый миг воззвала к нему Душа:
– Послушай меня! Обреталась я в теле твоем столько лет, была верной слугою. Не гони же меня – разве причинила я тебе зло?
Захохотал Рыбак:
– Ничего плохого ты мне не сделала, однако зачем ты нужна? Мир наш огромен – есть в нем рай и ад, есть сумеречный чертог, что лежит между ними. Иди куда вздумается и мне больше не мешай, ибо зовет меня любовь!