Встал Рыбак и прокрался в комнату торговца. В ногах его кровати лежал кривой меч, а на подносе у изголовья – девять кошелей с золотом. Протянул Рыбак руку и коснулся меча, и тотчас встрепенулся торговец. Вскочив, бросился он к оружию и вскричал:
– Вот как платишь ты за добро? Решил пролить кровь мою за крышу над головой?
– Ударь его, – велела Рыбаку Душа.
И ударил он хозяина. Тот упал в беспамятстве, а Рыбак подхватил девять кошелей с золотом, выскочил бегом в гранатовый сад и поднял голову к первой утренней звезде.
Когда отошли они на лигу от города, стукнул Рыбак себя в грудь и обратился к Душе:
– Зачем велела ты мне убить торговца и забрать его золото? Воистину несешь ты зло…
– Будь покоен, будь покоен, – ответила Душа.
– Нет, – закричал Рыбак, – не видать мне покоя, ибо не по нраву мне то, что заставляешь ты меня делать! Ненавижу я тебя! Рассказывай, почему так поступаешь ты со мной?
И заговорила Душа:
– Послал ты меня бродить по миру, не отдав мне сердце, потому и выучилась я дурным поступкам, и нахожу в них радость.
– Что говоришь ты такое? – пробормотал Рыбак.
– Ты и сам все прекрасно знаешь, – ответила Душа. – Забыл ты, что прогнал меня без сердца? Не верю я тебе. Не вини теперь ни себя, ни меня. Успокойся: нет на свете боли, которой не мог бы ты отринуть, нет удовольствия, какого не смог бы получить.
Услышав ответ Души, содрогнулся Рыбак и сказал:
– О, ты и вправду воплощенное зло! Заставила ты меня забыть о любимой, искушала, направила на путь греха!
– Не забывай, что отправил ты меня в мир, не давши сердца, – возразила Душа. – Пойдем-ка в другой город – предадимся веселью, ведь есть у нас теперь девять кошелей с золотом!
Однако схватил Рыбак кошели, бросил их на землю и втоптал в пыль.
– Нет! – закричал он. – Не желаю я с тобой знаться, не хочу путешествовать. Как изгнал тебя прошлый раз, так и теперь изгоню, ибо не видать от тебя добра!
Повернулся он спиною к луне, выхватил маленький нож с зеленой рукоятью, отделанной гадючьей кожей, и попытался отрезать тень – суть тело души.
Однако Душа не отделилась и не стала подчиняться приказам хозяина.
– Заклинание, которому обучила тебя Колдунья, не поможет больше: не покину я тебя, и прогнать ты меня не сможешь. Лишь раз в жизни дано человеку избавиться от души своей, однако, получив ее обратно, обречен он сохранять ее до конца – таково наказание, такова награда…
Побледнел Рыбак и, сжав кулаки, воскликнул:
– Поддельная была колдунья, коли не предупредила меня!
– Самая настоящая, – возразила Душа. – Верна она своему повелителю и служить ему будет вечно.
Поняв, что избавиться от злой Души более не удастся и пребудет она с ним до самой смерти, упал Рыбак на землю и горько заплакал.
Наступил день, и поднялся он, и сказал Душе:
– Свяжу я себе руки, чтобы не подчиняться твоей воле, и губ размыкать не буду, дабы не повторять слов твоих, и вернусь туда, где живет моя любимая. Возвращусь к морю, к маленькой бухте, где поет она, призову ее и расскажу о том зле, что совершил, о зле, которым ты меня окутала.
И все же продолжала искушать его Душа:
– Чем взяла твоя любимая, что стремишься ты к ней? Немало на свете более красивых девушек. Есть, к примеру, в Самарисе танцовщицы, изображающие в танце птиц и диких зверей. Ноги их выкрашены жженой сиеной, а на руках висят маленькие медные колокольчики. Смеются они в танце, и чист их смех, словно журчание ручейка. Пойдем со мной, отведу я тебя в Самарис. Отчего тревожишься ты из-за дел греховных? Для кого создана приятная пища, ежели не для едока? Что плохого в сладком напитке? Не тревожься. Пойдем со мною в другой город, в маленький городок, где произрастает сад деревьев тюльпанных. Живут в том прекрасном саду павлины белые и павлины с голубой грудкой. Хвосты их, раскрытые солнцу навстречу, подобны позолоченным опахалам из слоновой кости. А девушка, что кормит павлинов, танцует, забавляя их, то на ногах, а то и на руках. Глаза ее подведены сурьмою, вырез ноздрей подобен крыльям ласточки, и в колечке на носу у нее цветок, высеченный из жемчужинки. Смеется она, танцуя, и браслеты на ногах ее позванивают, как серебряные бубенцы. Не тревожься, пойдем со мною в этот город.
Не ответил Рыбак, лишь сжал губы, наложив на них печать молчания, связал руки прочной веревкой и пустился в путь к маленькой бухте, где пела его возлюбленная. Искушала его Душа по дороге, однако не внял Рыбак ее речам и не совершил ни единого злого дела, на какие уговаривала она, – столь велика была сила любви.
Достигнув берега морского, распутал он веревку, разомкнул уста и воззвал к Русалочке. Не откликнулась она, хоть звал ее Рыбак весь день напролет и высматривал в волнах.
Душа над ним насмехалась:
– Немного ж радости принесла тебе любовь твоя! Подобен ты жаждущему, что наливает воду в разбитый сосуд. Отринул ты все достояния мирские, а взамен ничего не получил. Уж лучше пошел бы со мною, ибо ведомо мне, где находится Долина наслаждений и что за чудеса там творятся.
И вновь промолчал Рыбак. Построил он себе в расселине скалы плетеный домик и прожил там год. Каждое утро звал он Русалочку, выкликал ее и в полдень, и ночью. Так и не поднялась она из глубин навстречу Рыбаку. И не показалась ни разу, хоть искал он любимую в гротах и на зеленых отмелях, в заводях, что остаются от приливов, и в омутах глубоких.
А Душа искушала Рыбака злом вновь и вновь, нашептывая об ужасных вещах, и все же не сумела превозмочь силу его любви.
Прошел год, и подумала Душа: «Прельщала я хозяина своего злом, однако любовь его оказалась сильнее. Попробую же теперь соблазнить добром, и тогда, вероятно, пойдет он со мной».
Заговорила она с Рыбаком:
– Рассказывала я тебе о радостях, что предлагает наш мир, однако остался ты глух к моим уговорам. Позволь же теперь поведать о страданиях, – возможно, на сей раз ты ко мне прислушаешься. По правде говоря, страдание повелевает миром; избежать его никому не удастся. Одним нечем прикрыть наготу, другим не хватает хлеба. Есть в мире нашем вдовы, что имеют одежды из алого шелка, есть вдовы, что носят рубище. Блуждают в топях прокаженные, и всякий из них другому враг. Бродят по дорогам нищие, и пуст их карман. Гуляет по улицам городов Голод, а у ворот стоит Чума. Давай же отправимся в путь, исправим несправедливость, положим предел страданиям людским. Какой прок тебе оставаться здесь, взывая к любимой, коль не отзывается она на твой зов? Что такое, в сущности, любовь, чем ты так дорожишь?
И на эти речи не ответил Рыбак – такой силой обладала любовь его. Каждое утро звал он Русалочку, выкликал ее и в полдень, и ночью. Так и не поднялась она из глубин навстречу Рыбаку. И не показалась ни разу, хоть искал он любимую и в реках, впадающих в море, и в лощинах, заполненных приливной волною. Искал по ночам, когда окрашивается море в фиолетовый оттенок, и в предутренних сумерках, когда сереет его поверхность.
Прошел еще год, и как-то ночью сказала Душа Рыбаку, когда сидел тот в одиночестве в плетеном своем домике:
– Что ж! Завлекала я тебя злом, соблазняла добром, однако любовь твоя оказалась сильнее моих посулов. Не стану я более прибегать к искушениям, молю лишь об одном: допусти меня в свое сердце, и буду я вновь с тобою одним целым, как раньше.
– Как пожелаешь, – согласился Рыбак, – ведь в те дни, когда странствовала ты без сердца, пришлось тебе многое выстрадать.
– Увы! – вскричала Душа. – Не могу найти я входа, замкнуто сердце твое в оболочку любви.
– И все же мне хотелось бы тебе помочь, – вздохнул Рыбак.
Едва произнес он эти слова, как в море раздался скорбный вопль – так кричит Морской народ, когда умирает одно из созданий подводного мира. Вскочил Рыбак, выбежал из хижины и бросился к берегу, на который стремительно накатывались черные волны, неся с собою ношу, что была светлее серебра. Белая, как пена морская, покачивалась она на гребнях, будто сорванный и выброшенный цветок. Наконец забрал прибой ношу у волны, а зыбь прибрежная приняла ее, и увидел Рыбак у ног своих мертвое тело Русалочки.
Рыдая, сраженный страшной болью, бросился он на колени. Целовал ледяные алые губы, перебирал янтарные волосы. Упал рядом на песок и, весь дрожа, словно заждавшись встречи, со слезами прижал к груди смуглыми своими руками тело любимой. Холодны были уста ее, и все же страстно целовал их он. Напитался солью мед волос любимой, однако касался Рыбак его губами в горестном упоении. Покрывал поцелуями закрытые веки, и брызги прибоя, падающие на лицо Русалочки, были не столь солоны, как его слезы.
Исповедался Рыбак мертвой возлюбленной. Горьким вином лился его рассказ в раковины изящных ушек. Возложил он тонкие руки Русалочки себе на плечи и все гладил кончиками пальцев ее нежную шейку. Смертной мукою обернулась радость встречи, и все ж странное блаженство несла она с собой.
Подступили черные волны ближе, и белая пена издала звук, подобный стону прокаженного. Белыми когтями царапало море песчаный берег, и из дворца Царя морского вновь донеслись полные скорби крики. Далеко в море хрипло затрубили в свои рога огромные тритоны.
– Беги! – убеждала Рыбака Душа. – Море все ближе, и, ежели промедлишь ты, убьет оно тебя. Беги же прочь, ибо боюсь я, что сердце твое совсем закроется от меня печатью великой любви… Беги, спасайся! Ведь не отправишь ты меня без сердца в мир иной?
Не слушал ее Рыбак. Обратился он снова к своей Русалочке:
– Любовь превыше мудрости, дороже всяких богатств, прекраснее, чем ножки дочерей человеческих… Не уничтожить ее огнем, не погасить водою. Взывал я к тебе на рассвете, но не пришла ты на зов. Ночная луна слышала имя твое, но не откликнулась ты. Совершил я злое дело, покинув тебя, ушел, на свою беду, и все же любовь сидела в моем сердце, любовь столь сильная, что ни зло, ни добро не смогли ее одолеть. А теперь мертва ты, и я умру рядом с тобою…
Умоляла его Душа уйти с берега, однако не внял ей Рыбак, столь великая владела им любовь. А море все подступало, стремясь накрыть страдальца волнами своими, и, поняв, что смерть близка, вновь страстно поцеловал он холодные уста возлюбленной Русалочки, и разорвалось его сердце.