Хоук поднимает палец, строго глядя на моего брата.
— При одном условии.
Мэтти колеблется, а потом выкрикивает, будто по команде:
— Пицца в чикагском стиле — отстой! — И сразу повторяет: — Отстой! Отстой! Отстой!
О господи.
Бьянка смеется, Мэтти хихикает, Хоук же довольно ухмыляется.
— Охотишься на невинные умы, которые еще не знают ничего другого? — спрашиваю я.
Трент пожимает плечами.
— Просто наставляю его на путь истинный, пока он молод.
Я швыряю в него шарик теста. Мэтти, засмеявшись, следует моему примеру.
Поймав один, Хоук бросает его обратно и попадает брату в нос. Мэтти пытается подхватить кусочек со стола, чтобы сделать ответный бросок, но задевает рукой пластиковый контейнер. Тот падает, и соус проливается на край стола.
Мы все наблюдаем, как он капает на пол.
— Аро? — испуганно кричит Мэтти, повернувшись ко мне. Его взгляд мечется между мной и Хоуком.
— Все в порядке, — говорю я, взяв полотенце, чтобы убрать беспорядок, пока не пролилось еще больше. — Бывает.
Брат подносит пальцы ко рту.
— Он рассердится?
Я смотрю на Хоука, который тоже хватает бумажные полотенца. Услышав вопрос, он недоуменно оборачивается.
Однако я просто улыбаюсь Мэтти, сохраняя спокойствие.
— Нет.
И все же это не помогает остановить слезы. Малыш продолжает поглядывать на Трента, ожидая вспышки гнева.
Я притягиваю брата к себе — от страха он дышит часто и поверхностно — и вижу, как до Хоука начинает доходить.
Мэтти ждет, когда он разорется. Таков его опыт общения с мужчинами: они не любят, чтобы ты напоминал им о своем присутствии.
— Все в порядке, — убеждаю его мягким тоном.
Вдруг Хоук подходит к Мэтти и приседает на корточки. Их глаза оказываются на одном уровне.
— Эй, — рявкает он.
Брат подпрыгивает, а я напрягаюсь.
Хоук хмурится.
— Ты знаешь, что я делаю с милыми детьми вроде тебя?
Мэтти не шевелится.
— Я… их ем! — взвывает парень.
Подхватив моего брата на руки, он подбрасывает его вверх и притворяется, словно кусает за живот через рубашку, как лев.
Мальчик разражается визгом, дергая ногами. Но улыбается.
Слезы подступают к моим глазам, поэтому я отворачиваюсь и убираю соус.
— Это было основное блюдо с овощами, — объявляет Хоук. — Теперь десерт!
Оглянувшись через плечо, наблюдаю, как он делает вид, что пожирает Мэтти. Тот извивается в его руках и смеется.
— Ладно, — вздыхает Хоук. — Оставлю немного на потом, наверное. Пойдем, поможешь мне выбрать новый соус. У меня есть запасы. — Он подносит брата к буфету, открывает дверцу. — Какой? Томатный с базиликом или маринара?
— Маринара! — выкрикивает Мэтти, хотя я сомневаюсь, знает ли он разницу. Просто ему понравилось, что его попросили выбрать за всех.
Я вытираю столешницу, сожалея о пропавшем зря домашнем соусе Хоука. Вообще-то он был очень вкусным, когда мы готовили пиццу вдвоем.
Хоук ставит Мэтти на пол, встряхивает банку, открывает ее и передает Бьянке.
— Вот. Смажьте им тесто, ребята.
Она выливает немного соуса на заготовку и позволяет Мэтти его распределить. Подойдя ко мне, Хоук тихо спрашивает:
— Он бил его?
Наш отчим. Не хочу об этом говорить. Я просто хочу, чтобы мои брат и сестра хорошо провели день.
Однако Бьянка вмешивается:
— Нет. Он бил только Аро.
На мгновение закрываю глаза. Проклятье. Мэтти не нужно об этом слышать.
Почувствовав на себе взгляд Хоука, поднимаю глаза.
— Все нормально. — Я разворачиваю ломтик сыра, готовясь его натереть. — Это случалось не так уж часто.
Трент смотрит на меня, но сегодня я не позволю никому, включая отчима, помешать нам. На этой кухне нас четверо, и я могу притвориться, будто мы — обычные дети, беззаботным летним днем готовящие пиццу на завтрак.
Мы садимся есть в пекарне, где шторы скрывают нас от взглядов прохожих. Мэтти играет в официанта, подает нам напитки и еду.
В остальное время он не отходит от Хоука. Сидит на его плечах. Ездит на спине. У него на руках.
Брат отказывается спать, пока его глаза не начинают слипаться. Когда приходит пора возвращаться домой, он говорит мне, что я не могу поехать. Мэтти не хочет ни с кем делить Трента. И я позволяю Хоуку отвезти их самому, потому что расплачусь, если увижу, как они возвращаются в тот дом без меня.
Я знаю, что у моей сестры все под контролем, однако не хочу, чтобы она взваливала на себя эту ответственность. Она не мать Мэтти. Не больше, чем я.
Но на минуту создалось ощущение, словно мы — одна семья. Мы вчетвером.
Мне понравилось притворяться. Они с нами. Мы их защищаем.
А Хоук мой.
— Черт бы его побрал, — шепчу, все равно улыбаясь. Показывает мне проблески лучшей жизни, и теперь я до конца своих дней буду гоняться за этой пустой надеждой.
Проскользнув обратно в укрытие, я обуваюсь, надеваю шапку и куртку.
Набираю номер на своем телефоне, помня его наизусть еще с тех пор, как она пыталась уклониться от уплаты долга. Дилан Трент отвечает почти сразу:
— Алло?
— Это Аро Маркес. Окажи мне одну услугу, и мы в расчете.
— Ты приняла ибупрофен? — спрашивает она, ерзая на сиденье возле меня.
— Да.
Чего у Хоука много в убежище, так это средств первой помощи.
И еды. Я знаю, куда пойду, когда наступит зомби-апокалипсис.
— Джульетта говорила, будет больно, но неприятные ощущения быстро проходят.
Мы сидим в дзен-салоне дневного СПА с гигантской статуей Будды и поющей чашей в придачу. Посмотрев на Дилан, спрашиваю:
— Ты никогда этого не делала?
Я думала, все богатые девушки идеально ухожены.
Однако прежде, чем она успевает ответить, нас окликает женщина в темно-синей медицинской пижаме:
— Дамы?
Поднявшись, мы следуем за мастером в помещение, где из скрытых динамиков доносятся звуки бамбуковых флейт. Два массажных стола стоят параллельно, отделенные друг от друга ширмой.
— Для меня это тоже будет впервые, — наконец, отвечает Дилан.
Я снимаю куртку. Другая женщина застилает одноразовыми простынями каждый из столов.
— Снимайте все, — говорит нам блондинка с короткими волосами. — Наденьте халаты, затем лягте поверх простыни.
Они обе выходят, закрывают дверь, а я снимаю обувь.
— Тебе не обязательно делать это со мной за компанию, — говорю я, видя тень девушки по ту сторону ширмы.
— Я хочу попробовать. Знаешь, на всякий случай, — щебечет она.
На всякий случай…
Мы раздеваемся. Заметив, как Дилан оборачивает халат вокруг себя и запрыгивает на кушетку, следую ее примеру.
Я лежу, покачивая ногами. Мой пульс учащается. Она написала мне сразу после нашего разговора и сказала, чтобы я приняла обезболивающее, но ведь все не может быть настолько плохо, правда? Люди постоянно так делают.
Хотя детей тоже постоянно рожают.
— Джульетта, — повторяю имя, которое назвала Дилан. — Мама Хоука?
— Да.
Джульетта Чейз пишет молодежные романы о мире, существующем прямо у нас под носом, где по-прежнему есть ниндзя, пираты, рыцари и другие элитные воины. Обычно главными героинями являются молодые женщины, которые обретают власть и становятся лидерами, бесстрашными, сильными и т. д.
Я пытаюсь представить Хоука, воспитанного такой женщиной. В итоге склад его характера становится абсолютно понятным и в то же время теряет всякий смысл. Ему нравятся ее книги?
— Они с моей мамой лучшие подружки со школьных лет, но я не решусь рассказать об этом маме, — продолжает Дилан. — Она скажет папе, потому что делится с ним всем, и тогда он устроит истерику, которая мне ни к чему.
— Похоже, твой отец ведет себя как ребенок.
Девушка тихо смеется.
— У него свои порядки, но дело не только в этом. — Сделав паузу, Дилан говорит: — Он был тем еще говнюком в моем возрасте, понимаешь? Теперь, когда у него появилась дочь, он знает, что убьет любого, кто будет относиться ко мне так же, как папа поначалу относился к маме. Я уверена, он до сих пор думает, что не заслуживает ее.
Независимо от того, какими были их родители, ясно одно: у них большая сплоченная семья. Те трое мужчин, с которыми я столкнулась в парке, участвовали в воспитании Хоука. Они явно что-то сделали правильно.
Да и Дилан, как бы мне ни не хотелось признавать, не так уж плоха.
— Кажется, они хорошие родители.
— Я не жалуюсь.
В дверь стучат, и в комнату заглядывает темноволосая женщина.
— Готовы, дамы?
— Давайте дергать! — восклицает Дилан.
Дергать? Не пинцетом, надеюсь?
От страха все внутренности съеживаются; я слегка вздрагиваю. «Неприятные ощущения быстро проходят», — так она сказала.
— Хорошо, поднимите эту ногу, — говорит мне мастер, распахнув мой халат.
Я не поднимаю, испытывая острое желание снова прикрыться. Не знаю, о чем я думала. Она будет пялиться на все мои причиндалы.
Женщина с сочувственной гримасой интересуется:
— Первый раз?
Слева от меня раздается треск, похожий на звук оторванного от тела пластыря длиной с мою ногу, за которым следует протяжный шумный вдох.
— Ох, блин, — пыхтит Дилан.
Моргнув, округлившимися глазами смотрю на своего мастера.
Она лишь улыбается.
— Я быстро. Не волнуйтесь.
Взяв деревянную палочку, она смазывает воском складку между моим бедром и пахом. На секунду я перестаю дышать.
— О-о-ох, он теплый.
Вообще-то горячий, однако становится лучше.
— Итак, почему ты решила сделать эпиляцию? — спрашивает Дилан.
С ее стороны вновь слышится треск, и она скулит.
Сглотнув, выпаливаю:
— Не твоего ума дело.
Я не собираюсь сообщать ей, что в следующий раз ее кузен, возможно, захочет снять с меня нижнее белье.
— А ты почему хочешь сделать эпиляцию? — задаю тот же вопрос.
Мастер прикладывает к моей коже и разглаживает то ли лоскут ткани, то ли бумажное полотенце.