Эмоциональный интеллект и душевное здоровье
Героический интеллект учит мужчину не слушать, а убивать, не выражать, а подавлять чувства, не взвешивать, а рисковать, не признаваться, что ему страшно, а изображать уверенность в себе, притворяться, что он знает то, чего не знает, и никогда не просить о помощи – ни родителей, ни друзей, ни бога, ни психотерапевта, ни любимых, ни…
И все это не просто так. Если мужчина изображает уверенность в себе и притворяется, будто он знает то, чего не знает, то если его убьют, он погибнет лидером, а не ведомым, а может быть, даже героем, а не неудачником. А пока он жив, то может надеяться на уважение, любовь и секс – всяко лучше благосклонного пренебрежения и сотого места в списке фантазий своей жены, которая сама занимает сотое место в его списке фантазий.
Героический интеллект обходится эмоциональному интеллекту мальчика даже дороже, чем его физическому здоровью. Подавляющее большинство проблем с физическим здоровьем – сломанные ноги, вирусы, неправильное питание – решаются гораздо проще, чем проблемы, вызванные недостатком эмоционального интеллекта. Например, неоправданный риск и фальшивая уверенность в себе приводят к тому, что мальчикам чаще ставят диагноз «нарушение поведения»{441}, связанный с антисоциальным личностным расстройством, агрессией и насилием, лживостью, воровством, порчей имущества и конфликтами с властями{442}. Совокупные результаты недостатка эмоционального интеллекта, например, то, что в исправительных учреждениях среди заключенных в возрасте от 18 до 21 года юношей в 14 раз больше, чем девушек{443}, преследуют мальчика до самой смерти.
Вдобавок к «критериям мужественности», которые губят эмоциональный интеллект мальчиков, есть и четыре других главных вредоносных фактора: безотцовщина, физическое насилие со стороны родителей, вербальное насилие со стороны родителей и родительское невнимание. Наша задача – свести на нет эти трудности, пока они не свели на нет эмоциональный интеллект наших сыновей.
Вы – отец. И кому как не вам видеть слабые стороны сына. Вы сами это чувствуете. Но кроме вас почти никто этого не замечает, поскольку мальчик, почувствовав себя слабым, ведет себя так, что мы сразу отвлекаемся от его слабости: злится, закатывает истерики, нарушает законы. Кстати, его это тоже отвлекает от мыслей о слабости. А вы как отец зачастую чувствуете, что вас осуждают и вы один на свете, ведь кроме вас никто не понимает, что гнев вашего сына – это маска слабости.
Что мешает развитию эмоционального интеллекта у мальчика
Большинству мальчиков недостает сострадания. Почему? Во-первых, мальчиков редко слушают сверстники; мальчики не любят ходить в церковь и отвергают и компанию единомышленников, и веру в кого-то, кто всегда выслушает и никогда не перестанет любить; они отказываются от психотерапии с ее возможностью делиться своими чувствами в доверительной обстановке, что снижает ощущение одиночества и отчужденности; а еще мальчик боится, что если поделится своими сомнениями и неуверенностью с потенциальной дамой сердца, это привлечет ее, только если его Лоис Лейн сначала увидит в нем Супермена, а уже потом Кларка Кента. И да, все это лишь во-первых.
Когда мальчик делает первые шаги на пути к мужественности, то обнаруживает (если он гетеросексуален), что девочки, которые ему нравятся, и мальчики, с которыми он дружит, по-разному сообщают ему одно и то же.
Он отмечает – как правило, бессознательно – что если он выражает опасения или жалуется на какие-то трудности, потенциальная подруга слышит нытье. А девочки нытиков не любят – они любят альфа-самцов.
А мальчики дают ему возможность выложить все, что накипело, секунд за тридцать, не больше, а потом он становится жертвой жестоких насмешек и теряет уважение сверстников.
Короче говоря, мальчик видит, что жалобы сочувствия не вызывают: на то они и жалобы, чтобы тебя жалели, то есть тот, кто жалуется, выглядит жалко. Или теряет уважение сверстников. Мальчик понимает, что когда он на что-то жалуется, для обоих полов это одинаково – как железом по стеклу. И тогда он сам перестает слушать собственные жалобы: когда он слышит сам себя, это словно унижает его в собственных глазах.
А если мальчик, наоборот, слышит жалобы девочки, которая ему нравится, для него это шанс: шанс решить ее проблему, шанс «спасти прекрасную деву в беде». На что он уповает? На то, что в награду ему достанутся ее уважение и та толика любви, которую дает уважение. А еще, конечно, приглашение сделать его тело частью своего.
Так с кем же мальчику делиться своими чувствами, не опасаясь ни утратить статус среди сверстников, ни получить снисходительный, по его мнению, совет? В общем-то и не с кем.
Конечно, самый надежный источник сочувствия – это мама. Но почему же мама в состоянии слушать, что ее сыну страшно, а потенциальная подруга не в состоянии? Потому что, когда потенциальная подруга слышит, как молодой человек жалуется на какие-то сложности, это противоречит ее инстинкту, который велит искать защитника, а когда мать слышит жалобы сына, это, напротив, пробуждает в ней инстинкт защитницы.
С папой все несколько иначе. Папа, скорее всего, будет сочувствовать и защищать сына, пока тот не войдет в возраст, когда ему, по мнению отца, пора становиться мужчиной. А после этого, даже если отец сочувствует сыну в глубине души, он боится, что излишняя эмпатия лишит сына способности проявлять твердость и стойкость, без которых его не будут уважать и любить. Поэтому папа помогает сыну создать маску, которая, как ему кажется, нужна сыну, чтобы его уважали как мужчину, способного прокормить семью, даже если отцу отчаянно не хватает нежного пылкого мальчика, скрытого под этой маской.
Как же проникнуть под маску, под которой живут наши мальчики, – под маску мужественности?
Под маской наших мальчиков. Как восполнить «недостаток сострадания»
Последние исследования показывают, что если родители умеют слушать подростка и сочувствовать ему, это оказывает положительное влияние на развитие его мозга, результаты которого сохраняются на всю оставшуюся жизнь{444}. Когда ученые взяли выборку двенадцатилетних детей, матери которых часто сердились и спорили, а когда этим детям исполнилось шестнадцать, сравнили их с ровесниками, чьи матери были дружелюбными и понимающими и тепло относились к детям даже в случаях разногласий, оказалось, что у шестнадцатилетних детей понимающих матерей структуры префронтальной коры и миндалевидного тела изменены таким образом, что в дальнейшем эти дети не будут склонны к тревожности и подавленности, а навыки самоконтроля у них окажутся лучше, чем в среднем у сверстников{445}.
Исследование двенадцати-шестнадцатилетних детей, собственно, сосредотачивалось на их матерях, но исследования, на которые мы ссылались в главах о безотцовщине у мальчиков, показывают, например, что время общения с отцом – залог психологического здоровья и мальчиков, и девочек{446}. То есть и мальчикам, и девочкам очень важно, чтобы и отец, и мать умели слушать их и сострадать им, но у мальчиков недостаток сострадания куда острее – и это может его восполнить.
Легко сказать, но трудно сделать: ваш сын не всегда охотно согласится, чтобы его слушали и ему сострадали. Вот как об этом рассказывают Питер и его родители Фелисия и Фрэнк.
«Все нормально! Оставьте меня в покое!»
Когда Питер говорил своей маме: «Оставь меня в покое», она чувствовала себя беспомощной и замыкалась в себе. А Питеру не хватало социальных навыков, чтобы объяснить, что он чувствует на самом деле.
Свои ранние подростковые годы Питер вспоминает так: «Каждый раз, когда я рассказывал маме или папе о каких-то сложностях, они просто читали мне нотацию. Я и так был на грани срыва, а от их нотаций мне становилось совсем худо».
Потом Питер повзрослел и выработал у себя социальные навыки, которые позволили прямо сказать об этом родителям. Но ему казалось, что и это не выход из положения.
И мама, и папа сказали: «Ладно, понятно. Давай я буду просто слушать тебя». Мама даже извинилась. Поначалу они и правда слушали. Оба. Но терпения им хватило ненадолго.
Скоро они снова начали читать мне нотации. Они думают, что если нотация будет краткой, ее можно выдать за совет. Но когда я на грани, мне кажется, что это критика. Меня это очень злит – как будто они считают, что я не могу думать своей головой!
И это еще не самое худшее. Когда они читают мне нотацию, то обращают все, что я говорил, против меня, критикуют меня за то, что я им рассказал, и получается, что лучше бы мне было помалкивать. Они-то думают, что так помогают мне, но у меня возникает ощущение, что меня предали. Как будто обещание просто слушать было сыром в мышеловке.
Вот почему я им не верю, когда они говорят, что будут просто слушать!
Родителям Питера все виделось несколько иначе: «Стоит нам что-то сказать, просто несколько слов, и он уже говорит, что мы читаем ему нотацию. Он не понимает человеческого языка, ему слова сказать нельзя. Питер может учиться только на горьком опыте».
Но в конце концов маме с папой все-таки удалось добиться с Питером кое-какого прогресса. Фрэнк рассказывал:
– Лучше всего получилось, когда я заинтересовался его любимой игрой «Лига Легенд», подробно изучил ее и стал расспрашивать Питера, что для него значат те или иные герои. Его ответы стали для меня полной неожиданностью и произвели сильное впечатление, и я понял, что и Питер заметил, что я проникся к нему уважением. Это помогло ему раскрыться.
– Думаю, Фрэнк, помогло и то, что ты повесил баскетбольное кольцо и мы купили уличный теннисный стол, – заметила Фелисия. – После этого мы стали играть с Питером в пинг-понг на счет. Он стал гораздо увереннее играть и в теннис, и в баскетбол и начал приглашать домой приятелей. Стал больше общаться. А раньше его друзьями были только герои «Лиги Легенд».
Помолчав, Фелисия продолжила:
– Наверное, еще один большой шаг вперед мы с Фрэнком сделали, когда обратились к семейному психологу. Он научил нас, что нужно делать упор не на слабые, а на сильные стороны Питера. Например, мы рассказали Питеру, что на нас произвело сильное впечатление, как быстро он решает задачи в «Лиге Легенд». Поэтому, когда потом Питер упомянул о какой-то житейской проблеме, мы напомнили, что навыки решения проблем у него на высоте, а потом спросили его, что бы он предпринял, если бы в такое положение попал кто-то из его персонажей. И получилось: каждый раз, когда мы делали упор на его сильную сторону, он словно бы становился сильнее.
– Когда мы с Питером стали играть в одну и ту же игру, труднее всего было нащупать грань, за которой мы из родителей превратились бы в друзей, – признался Фрэнк. – Нам пришлось вернуться на некоторое время назад, когда мы высказывали Питеру свои требования и устанавливали границы. Не могу сказать, что на этом пути мы ни разу не споткнулись, но сейчас, конечно, стало гораздо лучше, чем год-два назад.
Почему мальчику так нужно одобрение сверстников и почему он еще не умеет его добиваться
Среди множества трудностей, с которыми сталкиваются дети в 13-14 лет, едва ли не самая большая – это несоответствие между потребностью в одобрении сверстников и отсутствием социальных навыков, позволяющих его получить. Дети, у которых развиты социальные навыки, позволяющие навести мосты через эту брешь между потребностью и возможностями, развивают и нейронные связи, причем положительный эффект сохраняется на всю жизнь{447}.
Самый главный социальный навык – это эмпатия. В возрасте от 13 до 16 лет у мальчиков способность к эмпатии снижается на биологическом уровне, а с девочками ничего подобного не происходит{448}. И это усугубляется противоречиями между героическим интеллектом и эмоциональным интеллектом.
У Тома дефицит эмпатии усугубился на первом курсе колледжа, когда он проходил ритуал посвящения в студенческое братство, в котором когда-то состоял его отец, и старшие студенты потребовали, чтобы их потенциальные «братья» выпили большой бокал виски, в который остальные члены братства помочились. Том знал, что будет следующим. Он хотел отказаться от всей этой затеи, но испугался, что над ним станут смеяться, не примут в братство, и отец рассердится. Поэтому он просто смеялся и улюлюкал вместе со всеми. Ему было стыдно, что он не смог даже постоять за себя, но при этом он боялся, что, возможно, желание отказаться от испытания означает, что он не может повести себя по-мужски.
– У меня было ощущение, что я попал между двух огней: что такое храбрость – храбрость отказаться выполнять требования братства или храбрость выпить мочу? Мне совсем не помогло, что в этом же братстве состоял мой отец и у него хватило сил пройти испытание. Наверное, для меня это был переломный момент: если меня высмеют остальные члены братства, то и отец, наверное, тоже. И потенциальная подруга. Не сегодня, так завтра.
К счастью, некоторые общенациональные студенческие братства, например, «Дельта-Тау-Дельта», уже поняли, что надо делать упор на эмоциональный и здравый интеллект в противовес героическому: в их новостной рассылке недавно появилась, например, статья «Сила дружеских уз: как братство способствует благополучию» («Power of Connection: Enhancing Weil-Being Through Brotherhood»){449}.
Как помочь своему сыну рисковать, не рискуя жизнью
Мозг мальчика 15-17 лет, как правило, вынуждает его рисковать: когда мальчик рискует, у него вырабатывается повышенное количество дофамина, «гормона счастья». Умение рисковать – здоровый навык любого мальчика (и девочки). Ведь рискованно и покидать дом, и жениться, и рожать детей, и открывать свое дело… Однако, поскольку у мальчиков риск обеспечивает дополнительную химическую награду, ваш сын с большей вероятностью, чем ваша дочь, погибнет или получит тяжелую травму в подростковом возрасте, нам следует знать, как научить мальчика рисковать, не рискуя жизнью.
Исследование подростков показало, что пятнадцатилетние дети, которые доверяют родителям и обсуждают с ними свои проблемы, не споря и не ссорясь, задействуют определенный участок мозга, который улучшает их настроение без необходимости неоправданно рисковать{450} (вот почему так важно регулярно проводить семейные ужины по правилам, перечисленным в Приложении А).
Героический и эмоциональный интеллект. Проявления в реальной жизни
Министерство жилищного строительства и градостроительства случайным образом выбрало 4500 семей с детьми, которые переехали в лучшие районы по программе «Moving for Opportunity». Через 10-15 лет исследователи узнали, как сложилась судьба этих детей, и оказалось, что частотность посстравматического стрессового расстройства у мальчиков, переехавших в лучшие районы, сопоставима с аналогичными данными у солдат, вернувшихся из мест боевых действий{451}.
Хлоя и Габриэль – типичные дети из семей-участниц программ. Социальные навыки Хлои позволили ей как следует выплакаться при переезде, а потом прекрасно вписаться в новый класс на новом месте.
А Габриэль, в отличие от нее, никак не мог понять, чем новое место «лучше». В старом «неблагополучном» районе ему было уютнее и ничего не приходилось доказывать. Там ему было проще проходить и устраивать всевозможные испытания, дразнить других и отвечать на поддразнивания. А здесь над ним постоянно смеялись: и за то, откуда он приехал, и за то, как он одет, так что он забыл, что в мужском сообществе так принято «проверять» всех новичков-кандидатов в друзья, а не только «нищеброда Габриэля». Он впал в уныние, притворялся, будто ему все равно, и отказывался от помощи школьных психологов.
Через 10-15 лет после переезда по программе «Moving for Opportunity» все мальчики, в том числе и Габриэль, с большей вероятностью страдали посттравматическим стрессовым расстройством (повторяю: сопоставимо с аналогичными данными среди солдат, вернувшихся из мест боевых действий), и к тому же у них были выше показатели депрессии, расстройств поведения и конфликтов с законом.
Если вдуматься, здесь все дело в беззащитности мальчиков. Нам редко приходит в голову, что утрата дружбы и любви сказывается на мальчиках тяжелее, чем на девочках. Почему?
Чтобы спокойно относиться к испытаниям, Габриэлю нужно было заручиться ощущением безопасности, почувствовать себя среди своих, но героический интеллект не терпит телячьих нежностей. Чтобы пережить утрату дружбы и любви, нужен эмоциональный интеллект, а чтобы создать новые дружеские связи и построить новые романтические отношения, нужны крепкие социальные навыки{452}. Когда речь идет о любви, героический интеллект не защищает, а ослабляет мальчиков. И тогда мальчик особенно нуждается в любви.
В неблагополучных бедных районах банды стремятся вытеснить отцов. Не только у мальчиков, но и у девочек. Чтобы понять, какую роль играет эмоциональный интеллект в противовес героическому, проще всего сравнить, как проявляется в бандах героический интеллект у мальчиков и эмоциональный интеллект у девочек. Неудивительно, что мальчики предпочитают героический интеллект: уважения и статуса они добиваются «крутыми» поступками. «Чем грубее, злее и подлее эти мальчишки, тем выше их статус»{453}. А девочки добиваются высокого положения в бандах благодаря умению общаться и сохранять видимость невиновности{454}. После уличной драки они берут мобильные телефоны, быстренько уточняют, кто сейчас где и чем занят, и обращают эти сведения на пользу банде.
Тем самым они снижают риск для мальчиков (а иногда и для девочек) при незаконном обороте оружия и наркотиков.
Поскольку для сбора информации девочкам редко приходится стрелять и убивать, они остаются «чистенькими», без уголовного прошлого. Такая видимость невиновности уберегает девочек от внимания полиции, например, когда они прячут что-нибудь в детской коляске вместе с ребенком{455}. А еще их первыми отпускают при перекрестном допросе.
В бандах, как и в жизни в целом, напускная храбрость мальчикам не помогает. Зато развитый эмоциональный интеллект позволяет многим девочкам обеспечивать себе защиту не только благодаря мнимой невиновности и слабости, но и благодаря тому, что мальчики охотно становятся их телохранителями.
То есть сила мальчиков снова оборачивается их слабостью, как мне пришлось убедиться на собственном опыте в седьмом классе.
Травля и ее жертвы
Я и сегодня живо помню, как Джимми стоит напротив меня с кирпичом в руке и грозится раскроить мне череп. Мне пришлось переехать в новый район, совсем как Габриэлю, – в Нью-Джерси, в город Уэлдвик, – и я грешил тем, что слишком часто с сожалением упоминал в разговорах мою старую школу в Парамусе. Джимми считал, что я посягаю на его территорию, это ему не нравилось, и когда он замахнулся, а в голове у меня замелькали картины, как он вот-вот меня ударит, меня, к счастью, осенило: я собрал весь свой скудный запас эмоционального интеллекта (а каким еще он может быть у семиклассника?) и стал лихорадочно искать в Джимми что-нибудь достойное уважения.
Эврика! Я вспомнил, что Джимми собрал небольшой клуб друзей-соседей. И вот что я сказал:
– Джимми, ты же лидер. К тебе в клуб вступил и Бобби, и еще много ребят с нашей улицы, и все они считают тебя капитаном. Как ты думаешь, почему именно тебя?
Что ответил Джимми, я не помню, зато помню, как стоило ему заговорить о том, что делает его капитаном, как рука с кирпичом сама собой опустилась, а потом кирпич упал в канаву.
Поскольку многим из нас довелось пострадать от школьной травли, и мы прекрасно помним, что когда мы были мальчиками, нам казалось, будто выхода из этого положения нет, что ни делай – сдавайся, убегай или дерись – мы как родители, естественно, считаем своим долгом наказывать хулиганов, которые травят других детей в школе, пока травля не прекратится.
Однако моя встреча с Джимми неожиданно подсказала и четвертый выход, помимо того, чтобы сдаваться, убегать или драться. Школьный хулиган – это человек, которому не хватает уважения, так что если помочь ему обрести в себе хоть что-нибудь достойное уважения, кирпич его злобы упадет в канаву.
Короче говоря, я случайно понял, что бороться с неуважением можно с помощью уважения. В седьмом классе я бы так, конечно, не сформулировал, и эмоциональный интеллект вовсе не был моей сильной стороной, но жить-то мне хотелось, поэтому я рассмотрел все варианты и запомнил именно этот: ведь он мне так помог.
Впоследствии я узнал, что хулиганов, которые травят других детей, дома часто травят родители (особенно отцы){456}, и что не менее часто такие мальчики страдают от педагогической запущенности, поскольку отцы почти или совсем не принимают участия в их воспитании и не руководят ими. Оказалось, что у хулиганов и их жертв гораздо больше общего, чем можно себе представить: и те и другие зачастую неудачники с низкой самооценкой.
Чтобы навести мост между героическим и здравым интеллектом, нужно начать с сочувствия не только к жертве, но и к хулигану.
Ваш сын растет в эпоху, когда за школьную травлю полагаются самые нешуточные наказания. Скажем, школьным округам штата Миссури в 2017 году вменили в обязанность сообщать в полицию обо всех случаях, когда поведение одного школьника причиняет «эмоциональное расстройство» другому – это считается уголовным преступлением. Именно уголовным преступлением, а не мелким правонарушением!{457} Между тем «задавить» проблему – значит просто утаить ее, затем усугубить, а затем выпустить на волю. Особенно у мальчиков, особенно в предподростковом и младшем подростковом возрасте.
Есть ли более приемлемое решение? Развивать у всех школьников эмоциональный интеллект. Если мальчикам больно, они делают больно нам. Лучшая защита для жертвы травли – это исцеленный хулиган. Но пока таких программ еще нет, а исследования мальчиков 10-12 лет показывают, что один из лучших способов снизить для своего сына риск очутиться в эпицентре крупной ссоры, унять тревожность, исправить настроение, а также помочь завести друзей – обсуждать с ним темы вроде школьной травли за семейным ужином{458}. (Знакомо, не правда ли?)
А поводом для обсуждения может стать, например, такой случай…
Когда Сара спросила своего сына Дэвида, откуда у него ссадина на лице, то почувствовала, что он что-то скрывает, когда он ответил, что играл с ребятами в футбол на большой перемене. Сара стала расспрашивать подробнее, и Дэвид рассказал, что его побили мальчишки за то, что он якобы подставил им подножку, а он ни в чем не виноват. Сара обняла его и спросила, что было до этого. В конце концов Дэвид признался, что его дразнят за то, что он толстый, но взмолился:
– Мама, только никому не говори! Иначе я пожалею, что рассказал тебе!
Вечером Сара поговорила о случившемся с Дэниелом, папой Дэвида. Дэниел спросил, за что именно мальчика травят. Сара не без раздражения ответила:
– Какая разница? Сейчас хулиганов исключают из школы. Нам с тобой надо записаться на встречу с директором.
– Но что их провоцирует?
– Они обзывают его жирдяем и говорят, что он должен стоять на воротах, потому что затыкает их целиком, и прочие гадости. А он, между прочим, не такой уж и толстый. Остин [друг Дэвида] гораздо толще. И вообще дело не в Дэвиде, а в тех, кто его травит.
– Может быть, не станем звонить директору, а воспользуемся случаем и заставим Дэвида пересмотреть рацион и заняться спортом? – предложил Дэниел.
– Дэн, они физически бьют его в живот и еще издеваются – мол, ах, прости, ты же беременный! От этого может остаться психологическая травма на всю жизнь! И только посмотри – у него лицо разбито!
Дэниел и Сара долго спорили, но в конце концов договорились: они позвонят директору и пожалуются на травлю, но при этом всей семьей запишутся на полгода в программу «Weight Watchers» – все вместе, в том числе и сестра Дэвида, которой тоже не мешало бы похудеть.
Далее, Дэн и Сара условились, что пока Дэвид состоит в программе «Weight Watchers», они с папой будут играть в баскетбол и футбол, пока Дэвид не сбросит лишний вес, а потом он сможет заниматься спортом и в школе, не опасаясь насмешек.
Дэниел помог Дэвиду понять суть критических замечаний, не отмахиваясь от них под предлогом того, что они «плохо сформулированы».
Он научил Дэвида, как обратить себе на пользу даже такое общественное зло, как школьная травля, и сделать из нее трамплин для личностного роста, – и тем самым повысил эмоциональный интеллект мальчика.
А Сара, позвонив директору, применила легальные средства для того, чтобы пресечь хулиганское поведение, поскольку понимала, что лишь немногие родители в состоянии превратить травлю в личностный рост.
В результате Дэниел и Сара использовали все сдержки и противовесы материнского и отцовского воспитания, чтобы, во-первых, прекратить травлю, а во-вторых, добиться, чтобы во всей этой истории Дэвид не остался просто жертвой. При этом Дэниел и Сара научили Дэвида ментальному айкидо: как превратить отрицательную энергию в силу, которая укрепит и его самого, и систему. Айкидо для жертвы травли.
Восемнадцать шагов к объединению эмоционального и здравого интеллекта с героическим
У меня для вас две новости: плохая и хорошая. Плохая – в том, что пропасть между героическим и здравым интеллектом вашего сына создавалась миллионы лет. Хорошая – в том, что впервые в истории мы освободились от социального давления, которое позволяло нам гордиться сыном только в том случае, если он был героическим воином или преуспевающим кормильцем семьи, и теперь в силах помочь ему понять, когда он принимает самостоятельные решения, а когда поддается на хор социальных соблазнов.
Если ваш сын в результате все равно решит стать морпехом, пожарным или директором корпорации, который работает по четырнадцать часов в сутки, возрастет вероятность, что это решение он принял осознанно, поскольку оно соответствует его натуре, а не потребности «показать себя мужчиной». Тогда он станет героем, сумевшим объединить здравый интеллект с героическим.
При всем при том функция нашей рострально-вентральной передней поясной коры, которая делает нас восприимчивыми к хору социальных соблазнов, сильно затрудняет поиски своего неповторимого «я» даже у самых настоящих буддийских монахов.
Итак, перед вами небольшой арсенал из восемнадцати практических шагов, которые можно проделать, чтобы приступить к объединению эмоционального и здравого интеллекта вашего сына с героическим.
1. Постарайтесь, чтобы в воспитании вашего сына мать и отец участвовали поровну, и неважно, женаты они, в разводе или никогда не были женаты. Если это невозможно, тогда ваш сын обязательно должен быть бойскаутом и участвовать в программах преодоления препятствий вроде «Mankind Project» и т. д., описанных в главе 20.
2. Если стили воспитания у мамы и папы различаются, считайте это нормальной и здоровой системой сдержек и противовесов.
3. Подавайте пример умения гениально слушать. Если вы сами плохо воспринимаете критику, обратитесь за помощью{459}.
4. Возитесь, играйте, тренируйте. Превращайте в игру с веселыми соревнованиями любые повседневные дела – даже поход в магазин.
5. Постоянно следите, что происходит в душе вашего сына, а потом задействуйте шуточные потасовки и игры и возникающие в результате узы между отцом и сыном как рычаг для установления и соблюдения границ. Не устанавливайте границы, которые не сможете соблюдать. Как можно скорее покажите наделе, что границы надо соблюдать: постоянные пустые угрозы лишь усугубляют ситуацию, приводят к ненужным затяжным спорам и заставляют вас сгоряча назначать наказания, которые вы не станете воплощать в жизнь, а в результате ваш сын теряет к вам уважение и даже начинает презирать.
6. Сделайте беседы за семейным ужином и «Пять принципов» из Приложения А (особенно следующие два) священными ритуалами.
7. Обсуждайте за семейным ужином важные жизненные вопросы и дилеммы и сложные ситуации в жизни детей; следите, чтобы никто не тянул одеяло на себя, категорически запретите перебивать. Ваши советы прозвучат последними, да и то не обязательно.
8. Табуированных тем за семейным ужином не бывает. Мальчики обожают, когда перед ними ставят трудные вопросы, а нудные нравоучения пропускают мимо ушей.
9. Иногда приглашайте на семейные ужины друзей (и своих, и своего сына), чтобы помочь семье создать группу поддержки и группу воспитания лидерских качеств и самопознания.
10. Покажите, что эмпатия – это мужественно: это эмоциональный эквивалент спасения, целительства и защиты.
11. Покажите, что говорить со сверстниками с уважением – это смело, но сначала надо набраться смелости их выслушать.
12. Продумайте, какие вопросы вы будете задавать своему сыну о любом его новом друге (чтобы не казалось, будто каких-то его друзей вы особо выделяете). Этот друг – человек, которого ты уважаешь? За что? Что такого пробуждает он в тебе, что сделает тебя лучше? Есть ли в нем что-то, что притягивает тебя, как магнит, но в результате может завести психологически или физически туда, о чем ты пожалеешь? Как ты считаешь, останется ли он тебе верным другом и через пять лет?
13. Следите, чтобы ваш сын ежедневно занимался спортом – это не вопрос выбора, а приоритет номер один. Следите, чтобы ваш сын участвовал в занятиях тремя разновидностями спорта – командным, индивидуальным и «дворовым». Каждый из них вносит свой особый вклад в развитие вашего сына.
14. Познакомьте сына с медитацией, йогой, молитвой, занимайтесь всем этим вместе с ним. Это не просто подарит вашей семье спокойные минуты, чтобы расслышать среди шума жизни мысли о главном, но и сплотит семью. Если ваш сын не верит в Бога, который его слышит, неважно: объясните ему, что молитва ценна даже тогда, когда ее слышит только он сам.
15. Создайте для него возможность дружить и общаться с девочками, к которым у него нет романтического интереса (и у них к нему тоже). Например, пусть он пишет статьи для школьной газеты, участвует в работе школьного парламента, в дебатах, в занятиях видами спорта, где бывают смешанные команды или пары (теннис, пинг-понг, бег, футбол).
16. Научите его слушать успокаивающую музыку, постарайтесь понять, за что он любит ту или иную музыку. Предложите ему послушать, за что вы любите свою любимую музыку.
17. Создайте достаточно внешнего давления, чтобы научить своего сына сопротивляться внешнему давлению. Покажите, что неудача – необходимое условие успеха, неотъемлемая составляющая умения рисковать, что без неудач не стать мужчиной. Только пусть ваш сын «усвоит», что вы любите его как человека, а не как функцию, и что если он потерпит неудачу как функция, это станет для него как человека стимулом для личностного роста. Если это знать, внешнее давление становится просто условием жизненной игры, но не жизнью как таковой. (Это подтверждают и спорт, и компьютерные игры в умеренных количествах, но сначала нужно, чтобы ваш сын это «усвоил».)
18. Пусть семья работает как команда, и если ваш сын помогает по хозяйству и учитывает ваши потребности, то становится «членом команды». Если родители только проявляют эмпатию, дети не учатся у них эмпатии. Когда учитываются только потребности детей, они тоже учитывают только свои потребности. Покажите сыну, чем это для него полезно: когда родителям легче живется, дети у них живут счастливее и достигают больших успехов.
Поскольку книга «Трудно быть мальчиком» написана о вашем сыне, особенно важен восемнадцатый шаг – семейное командное чувство. Поэтому давайте подробнее поговорим о научных данных, объясняющих, почему семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив.
Семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив
Мамы очень влияют на душевное здоровье мальчиков. Но народная мудрость «Несчастная мама – несчастливая семья» нуждается в дополнении: «Несчастный папа – несчастливая семья».
Стресс и депрессия у родителей – и у мам, и у пап – создают у маленьких детей большие проблемы, в числе которых недоразвитые социальные навыки, гиперактивность, поведенческие расстройства – недостаток самоконтроля и умения сотрудничать и идти навстречу. Эти проблемы проявляются даже у детей до трех лет, но особенно заметны в пятом классе и дальше{460}.
Кроме того, стресс и депрессия у родителей непропорционально сильно влияют на задержку речевого развития у мальчиков{461}. Да и во многих других областях, как мы уже убедились, стресс и семейные неурядицы гораздо сильнее влияют на мальчиков, чем на девочек.
Разумеется, несчастный ребенок в постоянном стрессе тоже становится источником стресса для родителей, и они тоже несчастны. Поэтому командный дух семьи – это понимание, что семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив.
Легко сказать, но как его добиться, этого командного духа? Вот как это сформулировал Джордан, четырнадцати лет: «Когда я слышу „мама отдыхает“ или „папе нужно помочь“, то сразу забываю слово „я“». А потом с восторгом добавил: «Однажды папа задержался на работе и боялся, что не успеет к началу финала НБА. Я сообразил, какую игру он имеет в виду, и записал ее на диск. Как было приятно, когда папа пришел домой поздно, а я принес ему пиво и поставил матч с самого начала! Папа был очень доволен – он почувствовал, как я его люблю, а ведь мне ничего не стоило это сделать. Поэтому мне захотелось сделать для него еще что-нибудь, и я так обрадовался – ничему в жизни я так не радовался, разве что когда мне разрешают лечь спать попозже!»
Джордан не описал прямо причинно-следственные связи, но на самом деле родители, приучив его к тому, что иногда «папе нужно помочь» и «мама отдыхает», заложили основу семейного командного духа, благодаря которому Джордан и сообразил сделать папе такой приятный сюрприз. Понимание, что семья не может быть счастливой, если в ней кто-то несчастлив, приводит к осознанию, что если все счастливы, счастлива вся семья – это и есть семейный командный дух.