И дело было не только в их физическом мастерстве. Ему нравился характер членов этой команды. Те парни, которые прошли все испытания, были оптимистично настроены – и этот настрой во многом символизировал их западные корни. Они были уникальными личностями, в основном выросшими в поселениях дровосеков, на молочных фермах, в шахтерских городках, на рыболовных шхунах или верфях. Они выглядели, двигались и говорили так, будто большую часть жизни провели на природе. Они простодушно и легко улыбались, несмотря на тяжелые времена и стесненные обстоятельства жизни. Они с радостью протягивали незнакомцам мозолистые руки для рукопожатия. Они смотрели прямо в глаза собеседнику, но не вызывающе, а открыто и по-доброму. Они весело, без злости, подтрунивали друг над другом. Они смотрели на преграды и видели возможности. И все это, Боллз понимал, давало команде дополнительный потенциал, эта команда имела шансы соревноваться на Востоке.
Тем же вечером на Южной тихоокеанской железнодорожной станции в Окленде Кай Эбрайт загрузил свою команду и их лодки на борт парохода «Каскада» и направился на север, в Сиэтл.
Эбрайт знал, что на северо-востоке ветрено, и выражал свои опасения в прессе по всему побережью залива по поводу того, что его мальчикам не хватает опыта гребли на бурной воде. Он был слишком хорошо знаком с капризами озера Вашингтон еще с той поры, когда сам был рулевым, а вот погода в Окленд Эсчуари была, к несчастью, почти всегда тихая и безветренная. И поэтому, как только подул ветер после того, как его команда прибыла в Сиэтл, Эбрайт решил не терять времени. Десятого апреля он выгнал все три свои команды на волнующиеся воды озера, чтобы посмотреть, на что они способны при такой погоде. Как оказалось, они способны на многое, особенно первокурсники. Калифорнийские новички мягко скользили над водой, выводили свои весла из волн легко и точно между гребками и четко опускали их на загребе, в начале следующего удара. Они провели серию пробных заплывов на время, и Эбрайт решил опубликовать показатели в прессе. Итоги тренировок подтвердили то, на что уже давно намекали Эбрайт и его тренер первокурсников – Расс Наглер, еще один бывший рулевой Вашингтона: их первокурсники этого года, по всей видимости, лучшие из всех, которых они когда-либо тренировали, даже лучше тех, кто в 1932 году выиграл олимпийское золото.
После того как журналист «Сан-Франциско хроникл» шестого апреля расспросил тренера Калифорнии, что он думает о перспективах команды первокурсников, он заявил в своей статье с удивительной прямотой: «Эбрайт принялся за дело с четким взглядом и ясным пониманием дела и совершил прорыв. Наша лодка первокурсников всыплет этим зеленым «Хаски» по первое число».
Том Боллз и Эл Албриксон читали это мнение и теперь смотрели с берега, как Калифорния тренируется с показной самоуверенностью. Они в тот же день устроили своим ребятам тренировку на озере, и под пристальным взглядом Эбрайта и прессы первокурсники через пару километров пути вернулись назад, а их лодка была наполовину наполнена водой из-за слишком тяжелых гребков. Боллз с угрюмым видом вернулся на пристань и с несвойственной для него решительностью относительно спортивных корреспондентов собрал их всех на лодочной станции и выдал краткое и холодное заключение о первокурсниках: «Кажется, нам придется грести на второй позиции».
Этот трюк был частью игры. Было несложно оснастить лодку так, чтобы весла были чуть ближе к воде, чем нужно, и несложно спокойно работать веслами, при этом выглядя уставшими. Когда цитата Боллза появилась в газете на следующий день, Джо вырезал ее, прикрепил в альбом и написал сбоку: «Тренер сказал, что у ребят Калифорнии короны на головах расти начали. Он специально дает в прессу пессимистичные отчеты, чтобы они и дальше продолжали расти. Так будет проще вывести их из гонки».
День соревнований, пятница, тринадцатое апреля, был одним из тех редких в Сиэтле ясных дней, когда легкие ватные облака проплывали по светлому голубому небу, а дневная температура достигла двадцати четырех градусов.
В одиннадцать часов паром «Колман Док», нанятый специально для студентов в Сиэтле, направлялся через шлюзы в Баллард, в озеро Вашингтон. Днем он прибыл к университетской океанографической пристани, где Джойс Симдарс вместе с еще тысячей четырестами громкими студентами, одетыми в пурпурно-золотые цвета, садились на паром в сопровождении ревущих медных труб и стучащих барабанов университетского оркестра, играющего боевые песни. Когда паром отошел от пристани, оркестр переключился на джазовые мелодии, студенты высыпали на верхнюю палубу и начали танцевать.
Джойс обосновалась на лавочке на передней части палубы, потягивая кофе на солнышке, пристально глядя вперед, чтобы не пропустить, как Джо будет участвовать в соревнованиях, и после этого увидеться с ним, несмотря на результат гонки. Однако она не могла справиться с волнением. Она знала, как сильно Джо хочет победить, и понимала, что многое для них зависит от этого. Чтобы поддержать его, она взяла столь редкий выходной у судьи в Лаурелхерсте. Она ненавидела эту работу еще сильнее, чем ожидала раньше. Она выполняла те домашние заботы, которые всегда ее тяготили. Она должна была носить нелепую форму и ходить по дому тихо, как мышка, чтобы не мешать судье предаваться бесконечным и священным размышлениям. Из-за ненавистной работы, корпения над учебниками и необыкновенно долгой и дождливой зимы она стала выглядеть изнуренной и бледной, иногда удрученной, так что теперь Джойс наслаждалась свежим воздухом и ярким весенним солнышком на пароме.
Паром плавно обогнул Лаурелхерст и направился на север, а потом повернул к западному побережью озера. Люди на частных пристанях, палубах кораблей и покрытых травой склонах по всему берегу расстелили покрывала, открыли холодное пиво и кока-колу, вытащили ланчи из корзинок для пикника, открыли пакеты с орешками и настроили бинокли. Здесь и там на тонких полосках пляжа молодые люди без футболок бегали туда-сюда за футбольным мячом. Молодые девушки в скромных слитных купальниках с оборками плескались в воде или отдыхали, растянувшись на теплом песочке.
На северной стороне озера сотни прогулочных яхт собирались на одном участке. Гладкие белые парусники, полированные судна из красного дерева, горделивые яхты, окантованные бронзой и тиковым деревом, скромные ялы и шлюпки – все подходили сюда и бросали якоря, формируя огромный полукруг судов недалеко от пляжа Шеридан-Бич, прямо рядом с баркой, на которой финишная линия гонок была отмечена большой черной стрелкой, указывающей на воду. Шлюпка береговой охраны патрулировала гоночные дорожки, ее команда включала сирены и отдавала приказы по мегафону, освобождая гоночную дистанцию от маленьких суденышек.
Джойс поднялась со скамьи и заняла место рядом у борта, пробравшись через толпу студентов. Она была, точнее решила, что будет оставаться спокойной, что бы ни произошло.
За несколько миль к югу еще две тысячи болельщиков, одетых в пурпур и золото, садились на обзорную электричку на Северной тихоокеанской университетской железнодорожной станции. Более семи сотен человек отдали по два доллара, чтобы сидеть в девяти специальных открытых смотровых вагонах. Остальные заплатили по полтора доллара за обычные места на диванчиках. По мере того как гонки будут проходить, поезд проедет на север по западному побережью озера Вашингтон, параллельно направлению пути гоночных маршрутов, от самого Сэнд Пойнт до финишной линии на Шеридан-Бич, и потом вернется на линию старта перед следующей гонкой. Все, почти восемьдесят тысяч жителей Сиэтла – а это гораздо больше, чем мог вместить вашингтонский футбольный стадион, – встали пораньше в свой выходной и пришли посмотреть гонки. Дальше на юг, в районе залива, внимание публики было сосредоточено в тот день на поимке беглеца, Джона Диллинджера, которого, как утверждалось, кто-то видел в кафе «Сан-Хосе» днем ранее. Но незадолго до трех часов дня тысячи болельщиков по всему заливу переключили свои радио с новостных каналов, чтобы послушать трансляцию гонки в Сиэтле по радиостанции «Коламбия Бродкастинг Систем».
Команды первокурсников Вашингтонского и Калифорнийского университетов быстро приближались к стартовой линии на Сэнд Пойнт. Их гонка будет проходить первой, дистанцией в три километра, потом через час будут соревноваться второй и основной составы команд, каждый заплыв по пять километров. Джо Ранц сидел на месте номер три вашингтонской лодки; Роджер Моррис – на седьмом месте. Оба сильно волновались, как и остальные парни. Несмотря на то что на берегу было жарко, на середине озера понемногу поднимался резкий северный бриз, и они будут плыть по направлению к полосе ветра. Это замедлит их движение и, вероятно, ухудшит стиль гребли. Но сегодня все они представали перед фактом: несколько минут чрезвычайного напряжения сил покажут, чего стоили пять с половиной месяцев тяжелых тренировок. За эти несколько минут каждый из них совершит более трехсот гребков. В лодке восемь гребцов, и это значит, что весла войдут в воду и выйдут из нее более двух с половиной тысяч раз. И если всего один спортсмен ошибется всего в одном из этих ударов – если хотя бы один поймает краба, – гонка тогда, по сути, закончится, и ни у одного из них не будет шанса поехать в Нью-Йорк в июне, чтобы выступить на соревнованиях с лучшими командами Востока на национальном чемпионате. Джо изучал толпу, собравшуюся на береговой линии. Он думал, волновалась ли Джойс хоть наполовину так сильно, как волновался он.
В три часа дня легким толчком весел первокурсники поставили свою лодку параллельно лодке Калифорнии, постарались, насколько возможно, сосредоточить свое внимание только на своем судне и стали ждать стартового сигнала. Том Боллз подплыл на тренерском катере и встал позади своей команды. Сегодня на нем была необычайно потрепанная шляпа – с поникшими полями и усеянной дырками верхушкой. Он купил ее у кого-то, уже поношенную, в 1930 году, решил, что это его счастливая шляпа, и надевал теперь на каждую гонку.