В лодке Мок кричал изо всех сил:
– Хорошо! Давай! Давай! Давай! – командовал он. Дон Хьюм ускорил ритм до тридцати пяти гребков, потом до тридцати шести, потом до тридцати семи. С правого борта Джо Ранц повторял за ним, так же мягко и плавно. Лодка начала раскачиваться. Нос ее стал подниматься из воды. Вашингтон прошел мимо курсантов, как будто их лодка была приклеена к воде.
Рулевой Калифорнии, Гровер Кларк, бросил взгляд на реку, и впервые после их рывка на старте он увидел лодку Вашингтона, приближающуюся к его корме. Потрясенный, он крикнул своей команде ускориться, и частота гребков Калифорнии быстро увеличилась до тридцати восьми. Мок окликнул Хьюма, чтобы тот еще увеличил темп, и Вашингтон шел уже на сорока ударах в минуту. Темп гребка калифорнийской лодки сначала колебался, а потом стал неровным и будто рваным.
Калифорния и Вашингтон вошли в последние полкилометра, проносясь по коридору открытой воды между судами зрителей. Люди в шлюпках теперь стояли, рискуя упасть в воду, чтобы увидеть, что происходит. Некоторые большие экскурсионные пароходы начали накреняться к центру реки из-за толпящихся у борта болельщиков. Рев толпы стал поглощать гребцов. Лодочные гудки визжали. На палубе перед вашингтонской лодочной станцией Эванда Мэй Калимар, повар команды, помахала сковородкой над головой, улюлюкая и посылая ребят вперед. В вагоне прессы Вашингтона все ринулись к окнам. Джордж Варнелл из «Сиэтл таймс» засунул свое удостоверение журналиста в рот и стал его пережевывать. Том Боллз стал бить какого-то незнакомца по спине своей счастливой старой шляпой. Роял Броухэм кричал:
– Давай, Вашингтон! Давай!
Только Эл Албриксон оставался тихим и бездвижным на своем сиденье, все еще отвернувшись к окну, и его холодный серый каменный взгляд был прикован к белым лопастям на реке. Джо Уильямс из «Ворлд-Телеграм» окинул его взглядом и подумал: «Да у этого парня лед по жилам течет».
Финишная черта приближалась к лодке в сгущающейся темноте. Бобби Мок кричал что-то невразумительное. У Джонни Уайта, на сиденье под номером три, внезапно появилось ощущение, что теперь они летели, а не гребли. Стаб Макмиллин очень хотел бросить взгляд на дорожку, по которой плыла лодка Калифорнии, но он не посмел. Шорти Хант на шестой позиции сквозь рев толпы услышал по радио какие-то крики. Он пытался разобрать слова, но понял только, что происходит что-то волнующее. Он не знал расстановку позиций в гонке, знал лишь, что пока не видел лодку Калифорнии, а значит, она была впереди. Он остановил свой взгляд на задней части шеи Джо Ранца и толкал лодку от всего сердца. Джо все свои силы направил на одно продолжительное движение, на одну мысль: старую мантру команды, которая текла сквозь его мысли, словно река, и повторялась снова и снова, но только почему-то не его голосом, а Джорджа Покока, с четким оксфордским акцентом: «М-В-Б, М-В-Б, М-В-Б».
Потом, в последние две сотни метров, когда парни стали думать, что отстали, пронзительная боль внезапно вернулась в лодку, настигая всех парней разом, обжигая их ноги, руки, плечи, взбираясь по спинам, разрывая их сердца и легкие, пока ребята отчаянно хватали ртом воздух. И за эти последние две сотни метров, за невероятный рывок на скорости сорок ударов в минуту, взбивая воду в пену, Вашингтон обошел Калифорнию. С каждым гребком парни обгоняли соперников на длину одного сиденья. К тому моменту, как обе лодки пересекли финиш в последних крупицах света, блеск открытой воды показался между кормой «Хаски Клиппер» и носом «Калифорнии Клиппер».
В вагоне прессы уголки рта Эла Албриксона неохотно скривились в каком-то подобии улыбки. Он продолжал медленно и тщательно жевать жвачку. Стоявший рядом с ним Джордж Покок откинул голову назад и издал протяжный победный клич. Том Боллз продолжал бить по спине парня, стоящего перед ним, своей старой шляпой. Джордж Варрелл вытащил уже порядком пожеванные остатки своего удостоверения изо рта. В Сиэтле Хейзел Албриксон и ее сын Эл хлопали ладошами по стеклянной столешнице их журнального столика так, что он раскололся на десятки частей. На автомобильном мосту в Поукипси Майк Бого получил особое удовольствие, взорвав семь петард быстрым залпом. В лодке Вашингтона парни выбрасывали кулаки в темный ночной воздух.
Еще долго Албриксон просто сидел, уставившись в темноту, пока болельщики носились по вагону, поздравляя его и хлопая по спине. Когда он наконец поднялся и журналисты столпились вокруг него, Албриксон просто сказал: «Они очень рисковали. Но они победили». Потом он добавил: «Кажется, этот маленький прохвост знал, что делает».
Все три команды Вашингтона стали национальными чемпионами в Поукипси. Изумительная победа основного состава, который обошел в тот день все лодки на дистанции, была исторической по своей невероятности и драматичности. В пресс-центре на железнодорожном вокзале Поукипси национальные репортеры сели за свои печатные машинки и начали описывать свои впечатления. Роберт Келли из «Нью-Йорк таймс» назвал гонку «самой высшей точкой в истории Поукипси». Герберт Аллан из «Нью-Йорк пост» назвал ее «зрелищной и беспрецедентной». Джордж Берчард из «Ворлд-Телеграм» нашел более оригинальную фразу: «Эта гонка показала значимость психологии, крепких нервов и знания гребных основ. Голова Мока оказалась лучшим веслом в вашингтонской команде». Роял Броухэм тяжело и долго размышлял о том, как охарактеризовать то, что выкинул Бобби Мок. Наконец он постановил: «Это было невероятно хладнокровно».
Эл Албриксон спустился к воде и в своем катере последовал за парнями назад, в эллинг. Пока ребята плыли вверх по течению в теплой летней темноте, Албриксон наблюдал, как они толкают лодку – безошибочно, с исключительным изяществом и точностью, которая быстро становилась для них нормой. Он схватил мегафон и закричал, перекрикивая влажное урчание катерного мотора:
– Вот теперь правильно! Почему вы не гребли так же на гонке?
Парни переглянулись, нервно усмехаясь. Никто не понимал, шутит он или нет.
Он шутил, но у этого комментария была цель. Чтобы достигнуть поставленной задачи, Албриксону нужно было выиграть у Эбрайта еще один раз. Менее чем через две недели у них снова будет двойная гонка – пара двухкилометровых спринтов, за право представлять США в Берлине. На одной из этих гонок Калифорния будет соревноваться на соседней с ними дорожке, и тогда у Эбрайта будет последний шанс наконец обойти их и поехать в Германию. Албриксон не хотел, чтобы парни снова зазнавались. Несмотря на то что он был очень вдохновлен результатом, он был не слишком рад тому, что Мок нарушил субординацию. В любом случае ему нужно было напомнить, кто здесь главный.
Но несмотря на то что его прозвали Суровым Датчанином, Албриксону все же пришлось сказать что-то соответствующее случаю. Когда ребята добрались до лодочной станции, то обнаружили сотни воодушевленных болельщиков, из которых некоторые пытались занять места на шаткой пристани, некоторые топтались вокруг здания, все кричали и хлопали в ладоши. Парни выбрались из лодки и выбросили Бобби в Гудзон на радость зрителям. Потом, после того как его вытащили из воды, ребята встали в строй, пробили себе дорогу в эллинг и захлопнули за собой двери, впустив только нескольких репортеров из Сиэтла. Албриксон взобрался на скамейку, и парни, сжимая футболки, которые они собрали у проигравших команд, расселись на полу вокруг него. «Сегодня вы все сотворили историю: и первокурсники, и запасной состав, и университетская сборная, и рулевые. Я горжусь вами. И каждый сын и дочь Вашингтона вами гордится… Никогда еще в истории не было команды, которая показала бы такое величие и волю к победе самой желанной регалии в этой стране, как наш основной состав. Могу лишь сказать, что я очень горд и счастлив». Он сделал паузу, оглядел комнату и заключил: «Я не думаю, что когда-нибудь увижу более захватывающую гонку». Потом он спустился вниз. Никто не кричал. Никто не встал и не хлопал в ладоши. Все просто сидели, тихо впитывая прелесть этого момента. Ветреной ночью в январе 1935 года, когда Албриксон впервые начал в открытую говорить о поездке на Олимпийские игры, все стояли и аплодировали. Но тогда это казалось просто мечтой. Теперь они находились в одном шаге до воплощения ее в реальность. Радоваться и веселиться теперь было опасно.
Глава пятнадцатая
Секрет успешных команд в их «раскачке». Это – четвертое измерение гребли, которое может быть постигнуто только тем спортсменом, которому довелось сидеть в раскачивающейся лодке. Движение такого судна необъяснимо, а тяжелые физические усилия в ней становятся наслаждением.
«Вот уже четыре года подряд грубые пришельцы с Дальнего Запада доминируют на Гудзоне», – выдал Джо Уильямс из «Нью-Йорк Ворлд-Телеграм» на следующий день после гонок в Поукипси. «Регата потеряла всю ее первоначальную форму и смысл. Она больше не является восточным событием… В этой регате должны побеждать только восточные команды… а вчера Вашингтон забрал с Гудзона все награды. Горожане с облегчением вздохнули, когда приезжие болельщики наконец покинули мосты и огромные паромы Поукипси». Уильямс продолжил воззванием к президенту Рузвельту сделать что-нибудь с этой «очень неприятной ситуацией».
Может быть, он писал и в насмешливом тоне, но суть заметки Уильямса не была шуткой для тысяч болельщиков восточных команд – их университеты, казалось, не выдерживали конкуренции в регате, которую сами и создали, чтобы испытывать и демонстрировать свои собственные силы в гребле. Но не только восточные спортивные корреспонденты и болельщики оказались перед лицом новой реальности после регаты 1936 года. Кай Эбрайт точно знал, что произошло на гонке основных составов, и он был достаточно умен и дипломатичен, чтобы сразу признать поражение. Собирая вещи и своих парней для путешествия в Принстон на олимпийские отборочные соревнования, где у него будет еще один шанс победить Вашингтон, он указал на Джо и членов его команды и сказал: «Это лучшая команда в Америке. Это лодка, которая должна ехать в Берлин, и всему остальному миру придется сотворить чудо, чтобы победить их на Олимпийских играх». Это заявление не было обычной их с Албриксоном игрой, в которой каждый пытается уменьшить значение своей лодки. Эбрайт по-настоящему сдался, и теперь нужно было снизить ожидания Беркли от него. Он поедет в Принстон и будет сражаться за право выступать на Олимпийских играх, но когда Бобби Моку удалось одержать эту холодную, расчетливую и очень внезапную победу, Эбрайт тут же понял, насколько это деморализовало его собственную команду. Неторопливость Вашингтона в той гонке казалась ча