и начать праздновать победу. Но Берк продолжал говорить. Наконец Мок слегка потряс кубок, и Берк отпустил ручку. Он все еще продолжал говорить. Наконец вместе с Бобом, вцепившимся в кубок, парни просто ушли, оставив Берка, все еще говорившего, на пристани перед камерой.
Эл Албриксон тоже озвучил несколько гораздо более коротких заметок для прессы. Когда его спросили, как он оценивает успех основного состава Вашингтона в этом году, Албриксон сразу раскрыл суть: «Каждый человек в этой лодке абсолютно уверен в своих товарищах… Почему они победили? Нельзя присвоить эту победу отдельным личностям, даже загребному Дону Хьюму. Сложившееся между ними откровенное сотрудничество привело их к победе».
Албриксон не был поэтом. Это была территория Джорджа Покока. Но комментарий был настолько близок, насколько возможно, к переполнявшим его чувствам. Он с определенной степенью уверенности понимал, что теперь у него в руках было то, что ускользало из них все эти годы. Сошлось все: необходимые гребцы, с необходимым отношением, необходимыми чертами характера, необходимыми навыками; идеальная лодка, гладкая, сбалансированная и невероятно быстрая; выигрышная стратегия как на длинных, так и на коротких дистанциях; рулевой с мозгами и стойкостью, позволявшей ему принимать верные решения и ускорять лодку еще сильнее. Все это сложилось в нечто большее, чем он мог выразить словами, большее, чем мог выразить любой поэт, большее, чем сумма частей, нечто таинственное, невыразимое и великолепное. Албриксон знал, кому он обязан всем этим.
Возвращаясь обратно в гостиницу в тот вечер в теплых, влажных сумерках, Покок и Албриксон брели по дорожке, держа парадные костюмы за плечами. Албриксон внезапно остановился, резко поверулся к Джорджу и протянул ему правую руку.
– Спасибо, Джордж, за твою помощь, – сказал он. Покок позже вспоминал этот момент: «Из уст Эла, – говорил он задумчиво, – это было равноценно фейерверку и духовому оркестру в мою честь».
В тот вечер парни были приглашены на ежегодный банкет Лояла Шауди, где каждый на своем месте нашел традиционный пурпурный галстук и пятидолларовую купюру. Но пока ребята ужинали и праздновали победу, волнующие слухи стали распространяться по коридорам «Принстон Инн».
К восьми часам слухи подтвердились. После своей пустой речи на пристани перед эллингом Принстона Генри Пенн Берк вызвал Эла Албриксона, Джорджа Покока и Рэя Экмана, заведующего кафедрой спорта в Вашингтоне, в свой кабинет и поставил им ультиматум. Если Вашингтон хочет поехать в Берлин, парням придется оплатить дорогу самостоятельно. «Вам придется оплатить перевозку команды и лодки, – сказал Берк, – у нас просто нету средств». Берк, который также был, по чистой случайности, председателем и заведующим финансами Спортивного клуба Пенсильвании в Филадельфии, говорил, что у Пенсильвании достаточно денег на это, и, как команда, финишировавшая второй, она будет чрезвычайно рада занять место Вашингтона в Берлине.
Похожие драмы разворачивались на той неделе по всей Америке. Американскому олимпийскому комитету не хватало денег. Пловцов, фехтовальщиков и десятки других команд просили полностью или хотя бы частично финансировать поездку в Берлин. Но до этого момента ни АОК, ни Олимпийский комитет по гребле и словом не обмолвились, что им не удастся послать команду-победителя на Игры. Албриксона это застало врасплох, он был в потрясении и ярости. Университету уже пришлось умолять и вытягивать все, что он мог, до копейки из своих выпускников и граждан Сиэтла для того, чтобы отвезти парней на восток, в Поукипси и Принстон. Не было ни малейшего шанса, что кто-нибудь из членов команды вложит свои собственные деньги. Они не были богатыми наследниками или потомками баронов индустрии; это были дети американцев рабочего класса. Ситуация была ужасной. Вашингтонцы были готовы со всех ног нестись из кабинета, но Берк продолжал говорить. Он указал, что Калифорния сама платила за дорогу в 1928 и 1932 годах. У Йеля, сказал он, не было проблем найти «частное финансирование» в 1924 году. Определенно, в Сиэтле можно найти деньги.
Албриксон прекрасно знал, что деньги в Йеле практически росли на деревьях и что найти финансы было гораздо легче до 1928 года, до Депрессии, чем сейчас, в 1936 году. В 1932-м у Эбрайта была задача лишь перевезти свою команду на 560 километров, из Беркли в Лос-Анджелес. Албриксон холодно спросил Берка, сколько денег нужно, чтобы отправить команду в Берлин, и когда. Пять тысяч долларов к концу недели – последовал ответ. В противном случае поедет Пенсильвания.
После собрания Албриксон вместе с Роялом Броухэмом и Джорджем Варнеллом организовали собрание, и за несколько минут они составили заголовки и написали специальные информационные колонки, которые тут же передали по радиосвязи в «Пост-Интеллиженсер» и «Сиэтл таймс» для издания их на следующий день. В Сиэтле уже через несколько минут начали звонить телефоны. Рэй Экман позвонил своему помощнику, Курлу Килгору, который, в свою очередь, стал обзванивать людей в городе. К 10 часам вечера по вашингтонскому времени у Килгора на столе уже лежал список нескольких десятков общественных лидеров и грубо накиданный план действий. Утром они откроют штаб-квартиру Вашингтонского спортивного клуба, изберут председателя и наберут отделы. А тем временем все обзванивали весь город. Эл Албриксон старался не тревожить своих спортсменов. Это были именно те вопросы, о решении которых они не должны были беспокоиться. Он сказал им о недостатке средств совсем кратко, и они ушли спать в ту ночь уверенные, что все будет хорошо.
На следующее утро Шорти Хант написал в письме своим родителям: «Мечта сбылась! Боже, какие мы счастливые! Кто станет отрицать, что нам сопутствует добрая старушка-удача!» Он и вся остальная команда позавтракали свежими дынями и мороженым, а потом отправились на озеро, на съемку новостными камерами «Фокс Мувитон».
Через несколько часов жители Сиэтла проснулись, прочитали волнующие заголовки в газетах и услышали их по радио в новостях. Весь город принялся за работу. Студенты, отдыхавшие на летних каникулах, брали консервы и стали ходить по домам в своих районах и продавать их. Пол Каулин, президент ассоциации выпускников, стал обзванивать самых выдающихся бывших и нынешних студентов университета. Было напечатано несколько тысяч значков и нашивок, и студенты стали продавать их на территории университета по пятьдесят центов за штуку. Радиоведущие прерывали свои утренние программы, чтобы запросить помощи в финансировании. В центре Сиэтла И.Ф. Дикс, главный управляющий Тихоокеанской телефонной и телеграфной компанией, был назначен председателем кампании по сбору средств. Очень быстро из офиса Дикса стали расходиться телеграммы по торговым палатам каждого города, поселка и села в штате. Более тысячи писем были отосланы на адреса Американского легиона и других гражданских и некоммерческих организаций.
К середине дня в штаб стали поступать деньги и расписки: мощный вклад в 500 долларов от «Сиэтл таймс», для начала; 5 долларов от пивной «Хайд-Эуей»; 50 долларов от величественной «Стендерд Ойл»; 1 доллар от дарителя, который предпочел остаться анонимным; 5 долларов от Сесилии Блог из Такомы, 1 – от организации рулевых Хирама Конибера. Деньги начали поступать также из родных городов парней, где их успехи уже много недель мелькали в газетных заголовках: 50 долларов из Монтесано, родины Бобби Мока; 50 долларов из Беллингхема, ближайший из городов к молочной ферме, на которой вырос Горди Адам; 299,25 доллара из Олимпии, родины Дона Хьюма; 75 долларов из Секима, где вырос Джо Ранц. К концу первого дня работы добровольцы продали значков по пятьдесят центов на общую сумму в 1523 доллара. К концу второго дня Т.Ф. Дэвиес, председатель торговой палаты Сиэтла, положил в конверт чек на 5000 долларов и отправил его авиапочтой Элу Албриксону.
Албриксон и его парни в это же время спокойно собирались отплывать в Германию на пароходе «Манхэттен» 14 июля. Всего через несколько часов после встречи с Генри Пенн Берком и совещания с Роялом Броухэмом и Джорджем Варнеллом Албриксон принял свое самое лучшее невозмутимое выражение лица – которое, кстати сказать, было для него повседневным, – вернулся к Берку и провозгласил Американскому олимпийскому комитету, что на самом деле у Вашингтона есть средства для оплаты ребятам дороги в Берлин. Потом, чтобы избежать разговоров о том, как ему удалось так быстро заполучить пять тысяч долларов, он вместе с командой довольно быстро уехал из Принстона, приняв приглашение клуба Нью-Йорк Атлетик Клаб воспользоваться его тренировочным оборудованием в близлежащем пригороде на проливе Лонг-Айленд.
Пока ребята – теперь официально восьмивесельная олимпийская гребная команда США – гостили на Траверс-Айленд, они, сами того не подозревая, начали становиться национальными знаменитостями. Дома, в Сиэтле, они уже были абсолютными суперзвездами. Восточные тренеры и спортивные репортеры следили за ними с увеличивающимся интересом еще после победы на Поукипси в гонке первокурсников в 1934 году. И сейчас, после того как они увидели эти последние двадцать гребков в Принстоне, газетчики со всей страны начинали выражать мнение, которое впервые появилось в их мыслях, когда две недели назад они увидели Джо и остальных членов его команды, внезапно возникших из сумерек в Поукипси: эти молодые люди могут стать самой великой университетской командой всех времен.
Траверс-Айленд угнездился на заливе Лонг-Айленд, прямо к северу от города Нью-Рошелл. Здания клуба Нью-Йорк Атлетик Клаб, строительство которых закончилось в 1888 году, раскинулись почти на тридцати акрах ухоженных земель, и в самом центре стояло роскошное и длинное главное здание. Там были официальная столовая и устричный бар, бильярдная, полностью оборудованный спортивный зал, эллинг, все возможные виды спортивного тренировочного оборудования, оборудование для стрельбы по тарелочкам, бейсбольная площадка, кегельбаны для боулинга, боксерский ринг, теннисные корты, корты для сквоша, гаревая беговая дорожка, турецкие бани, бассейн, парикмахерская, услуги камердинеров и широкие, аккуратно постриженные газоны. По всем параметрам, это был не только великолепный загородный клуб для спортсменов-любителей, но также популярное место для проведения мероприятий на острове Уэчестер. Клуб предоставлял свободный доступ к великолепным для гребли водам на заливе. Но лучше всего для парней с полей, лесов и маленьких городков тихоокеанского северо-запада было то, что расположен он всего в нескольких километрах от разнообразия загадок и чудес города Нью-Йорка.