Пароход «Манхэттен»
Когда иностранцы прибудут, все должно быть идеально. Берлин станет парком развлечений для взрослых. Все стороны жизни в городе будут под четким контролем властей – от комнат в роскошных отелях, таких как «Адлон», до сарделек, которые разносчики продавали по всему городу. Чтобы улучшить впечатление от города, власти убрали с улиц не только цыган, но и почти полторы тысячи бездомных людей. Полиция поймала сотни проституток, проверила их на венерологические заболевания и потом отпустила, чтобы они могли предоставлять свои услуги для удовлетворения плотских прихотей приезжих.
Иностранным журналистам, которые всему миру расскажут о своих впечатлениях от новой Германии, предоставят специальное размещение, новейшее оборудование, лучшие места на Играх и бесплатных секретарей. Было только одно непредвиденное обстоятельство, которое нужно было деликатно устранить, если оно возникнет. Если зарубежный журналист попытается взять интервью у немецкого еврея или исследовать «еврейский вопрос», его необходимо вежливо направить в ближайший офис гестапо, где ему зададут несколько вопросов относительно намерений исследования и потом будут за ним тайно следить.
Вдоль железных дорог, по которым иностранцы будут добираться до Берлина, хмурые здания были побелены, пустые многоквартирные дома сданы по низкой цене, а под окнами тех квартир, которые все равно оставались пустыми, установлены одинаковые наружные ящики для растений с красной геранью. Почти на каждом доме теперь висел красно-бело-черный флаг со свастикой, на большинстве – еще и олимпийский, а на некоторых – в основном еврейских – висели только олимпийские плакаты. Несколько тысяч флагов со свастиками висели на железнодорожных станциях. Да и почти весь Берлин был завешан свастиками. Вдоль центральной пешеходной дороги Унтер-ден-Линден, на широком центральном бульваре Берлина, сотни лип, которые и дали улице ее название, были вырублены, а на их место установлены рядами флагштоки, на которых висели огромные четырнадцатиметровые знамена со свастиками. Такие же знамена свисали и с Бранденбургских ворот. На площади Адольф-Гитлер-Платц кольца высоких мачт с развевающимися на них олимпийскими флагами окружали центральную башню высотой двадцать метров и завешанную двадцатью флагами со свастиками, и вся эта структура формировала собой кроваво-красный цилиндр в середине травяного квадрата. На прохладных тенистых улицах, ведущих к гребной дистанции в Грюнау, шеренги флагов поменьше были растянуты между деревьями.
Все улицы города были подметены, а потом подметены еще несколько раз. Витрины магазинов – отполированы. Поезда только что покрашены. Разбитые окна – поменяны. Десятки новеньких лимузинов «Мерседес» стояли, припаркованные аккуратными рядами у олимпийского стадиона, в ожидании высокопоставленных лиц. Почти все – от водителей такси до уборщиков в туалетах – были одеты в специальную новую униформу. Зарубежная литература и запрещенные книги, те, которые не погибли в пожарах 1933 года, внезапно снова появились на витринах книжных магазинов.
Берлин, украшенный к Олимпийским играм
Когда сцена была полностью украшена, Лени Рифеншталь установила множество камер на свои места, собрав отряд из десятков операторов и техников по звуку. На Олимпийском стадионе они установили тридцать камер только для церемонии открытия. Они вырыли ямы для низкоугловой съемки и возвели стальные башни для высокоугловой съемки. Они построили рельсы, по которым операторские платформы с камерами могли двигаться вдоль беговой дорожки из красной глины. Они погрузили камеры в водонепроницаемых корпусах в олимпийский плавательный и бассейн для съемки прыжков с трамплинов. Они присоединили камеры к седлам для конных соревнований и к понтонам – для водных соревнований. В центральном Берлине они установили камеры на стратегические объекты, прикрепили на вершины грузовиков, подвесили с аэростатов и вырыли еще больше ям – все это, чтобы запечатлеть марафонских бегунов и эстафету Олимпийского огня с уровня земли, когда они будут пробегать по городу. На гребной дистанции в Грюнау они соорудили пристань на Лангер-Зее, которая шла параллельно гоночному полю, и установили на нее рельсы, вдоль которых операторская платформа с камерой будет следовать за лодками в последние сто метров гонки. Рифеншталь позаимствовала воздушный шар у люфтваффе и вместе со своей командой запустила его рядом с финишем, чтобы оператор мог воспользоваться им для съемок с высоты.
Везде, где она установила камеры, Рифеншталь поймала самые лучшие углы, в основном направленные снизу вверх, для съемки главных звезд этого представления, Адольфа Гитлера и его приближенных. Теперь, когда большая часть камер была установлена, она и весь Берлин ждали прибытия остальных актеров.
Дон Хьюм и Роджер Моррис лежали в своих койках на борту «Манхэттена», их сильно тошнило. Эл Албриксон чувствовал себя хорошо, но сильно беспокоился за Хьюма и Морриса, которые слегли от морской болезни. Они уже были двумя самыми легкими парнями в лодке, и он решил, что им придется набрать вес во время путешествия.
Джо Ранц проснулся в великолепном расположении духа. Он поднялся на прогулочную палубу, где активно разворачивалась спортивная деятельность. Легкоатлеты крутились на параллельных перекладинах и прыгали на гимнастических козлах, пытаясь сопоставить свои точные движения с легким покачиванием корабля. Плотные тяжелоатлеты поднимали огромные куски железа над головами, слегка покачиваясь и сотрясаясь под тяжестью груза. Боксеры состязались на временном ринге, пританцовывая, чтобы удержаться на ногах. Фехтовальщики тренировали выпады. Спринтеры легко пробегали по два медленных круга в забег, стараясь не подвернуть лодыжку. В маленьком корабельном бассейне с холодной водой тренеры пристегивали резиновые веревки к пловцам, чтобы удерживать их на месте, пока они плывут, и следили, чтобы ребят не выдернуло на палубу, особенно когда большая волна накатывала на корабль. Пистолетные выстрелы звучали с кормы, где пятиборцы стреляли по пустому океану.
Когда прозвучал сигнал на завтрак, Джо пошел к закрепленному за ними столу и был разочарован, обнаружив, что спортсменам было разрешено заказывать только из специального строгого меню, составленного, как оказалось, чтобы кормить канареек или рулевых. Он съел все, что мог заказать, и пытался заказать добавки, в чем ему отказали. Джо ушел из столовой почти такой же голодный, как и до завтрака. Он решил поговорить на этот счет с Албриксоном.
Тем временем он поспешил осмотреть пароход. Внутри он нашел спортивный зал, полный специальных тренажеров для упражнений, игровую комнату для детей, парикмахерские, маникюрный салон и салон красоты. Джо обнаружил удобную комнату отдыха в экономклассе, в которой даже был установлен экран для просмотра кинолент. Все это казалось Джо роскошью. Но когда он осмелился подняться в первый класс, то увидел абсолютно другой мир.
Там были просторные обшитые экзотическим деревом каюты со встроенными туалетными столиками, обитой плюшем мебелью, персидскими коврами, телефонами у кроватей и личными ванными комнатами с проведенной в каждую горячей и холодной водой. Джо тихо бродил по мягким коврам через лабиринт коридоров, который привел его сначала в коктейльный бар, потом в табачную лавку, потом в кабинет, а потом в библиотеку с дубовыми панелями и тяжелыми балками перекрытий. Он нашел зал для курения с дровяным камином, который растянулся на всю ширину комнаты, с фресками и картинами, так что все помещение скорее походило на ацтекский храм. Джо заглянул в кафе с большим овальным танцполом и стенами, разрисованными венецианскими пейзажами. Он нашел Китайский пальмовый дворик, в котором, однако, были не только пальмы, но и белые лепные потолки в стиле рококо, мраморные колонны, изящные, расписанные вручную настенные фрески и мебель в стиле чиппендейл. Джо забрел в столовую для первого класса с отдельным балконом для оркестра, подсвеченным из углубленных окон для создания иллюзии постоянного дневного света, с большими обеденными столами, каждый из которых задрапирован элегантной скатертью, и медными лампами на них, – все это под сводчатым потолком, разрисованным фресками с мифологическими сценами, такими, например, как Вакханалия. И, наконец, он нашел большую залу, с театральной сценой и экраном для кинофильмов, в которой лежали персидские ковры, стояли строгие диваны и кресла, еще один сводчатый потолок в стиле рококо поддерживали пилястры из грецкого ореха с вырезанными вручную декоративными накладками, свет в нее проникал через широкие окна с вельветовыми занавесками.
На корабле по пути в Берлин
Джо старался не выделяться – по крайней мере, насколько возможно не выделяться парню с ростом метр девяносто. Технически говоря, ему нельзя было здесь находиться. Спортсменам разрешалось посещать лишь помещения экономкласса, за исключением тренировок на прогулочной палубе в дневное время. Первый же класс – это место обитания такого типа людей, каких Джо видел на поле для гольфа в Принстоне или на ухоженных газонах тех шикарных домов, которые он разглядывал с реки Гудзон. Но Джо задержался здесь, очарованный видом того, как шикарно все еще живут некоторые люди.
Когда он вернулся в свою каюту, там его ожидал приятный сюрприз, который позволял ему и самому почувствовать некие привилегии. В Нью-Йорке парней померили для олимпийской формы, и теперь Джо нашел разложенную на его койке синюю двубортную шерстяную спортивную куртку и к ней синие тренировочные штаны. На груди куртки был нашит знак олимпийской команды США, тот же знак был и на миниатюрных бляшках ярких медных пуговиц. Еще здесь лежали пара фланелевых брюк, белая соломенная шляпа-канотье с синей лентой, кипенно-белая рубашка под костюм, белые носки с красно-синей окантовкой, белые кожаные ботинки и галстук в синюю полоску. Там же был и синий свитер с напечатанными на груди буквами «США». И еще была форма для гребли – белые шорты и элегантные белые футболки с олимпийской эмблемой США слева на груди и красными, синими и белыми лентами, пришитыми вокруг горловины и спереди. Для мальчишки, который носил один и тот же потертый свитер на гребные тренировки целый год, это была великолепная коллекция модных сокровищ.