Команда американцев, включая десантников из отряда специального назначения Военно-воздушных сил США, вместе с тайскими «морскими котиками» ждала у сифона в «Третьем зале». Ничем особенным ни этот зал, ни сам сифон не отличались – обыкновенная яма в непримечательной пещере высотой с американца среднего роста.
Прошло около шести часов, с тех пор как первые аквалангисты соскользнули в водоем. Последний час все взгляды были прикованы к веревке ходовика. За этим сифоном связи уже не было, так что никак не узнать, нужна ли дайверу помощь, а если нужна, то какого рода. Никаких указаний, живы ли еще мальчики. Даже если бы стало понятно, что возникли неполадки, уже решено: посылать навстречу водолазов опасно, так как может привести к смертельному столкновению или к человеческому затору в узком месте. Происходящее можно узнать только при движении лески. Чем сильнее вибрации, тем ближе дайвер. Около четырех часов дня веревка зашевелилась. Затем сильнее. Наконец две головы почти одновременно разорвали гладкое зеркало поверхности. Одна из них принадлежала Мэллинсону.
Десантник американского отряда специального назначения техник-сержант Кен О’Брайан принял мальчика из рук уставшего аквалангиста, вытащил его из воды и положил безвольное тело рядом. Ни одного звука не раздалось вокруг, пока сержант, низко склонившись над маской, прислушивался к дыханию. Затем «сверток» закрепили в носилках Skedco, которые поместили на блочно-веревочную систему, и осторожно подняли над рядом валунов. После груз встретила другая команда и провела его еще 60 метров над сталагмитами и крупными камнями до другой веревочной системы, где его прицепили на следующую линию. Здесь тайские «морские котики» спустили носилки по склону под углом в сорок пять градусов к американскому спасателю-десантнику, который должен был проплыть с «грузом» до «Второго зала».
Марио Уайлд из команды альпинистов города Чиангмая ждал у сифона во «Втором зале», следя за тем, чтобы веревка была туго натянута. Коммуникация первых трех залов с внешним миром происходила с помощью древних военных телефонов[26]. Чтобы позвонить, приходилось крутить ручку, зато эта устаревшая технология функционировала в условиях пещеры. Во «Втором зале» раздалось резкое жужжание телефонного звонка. Тайского командира коротко проинформировали, что Skedco уже на пути к ним.
Уайлд рассказывал: «Мы не знали, жив ребенок или мертв. На нем полнолицевая маска, ничего не понять. В наши функции не входило убедиться, теплится ли в нем еще жизнь. Задачей было достать его из воды и передать врачам».
Нотэ не реагировал на раздражители, и тайским медикам понадобилось несколько секунд, чтобы проверить жизненные показатели. Повисла мертвая тишина: доктор слушал дыхание.
Раздался крик: «Он жив!» Несмотря на то что членам команды велено было оставаться на местах, что бы ни случилось, зазвучали радостные возгласы и все засуетились, чтобы сделать снимок обернутого в пластик чуда.
«Потрясающее чувство. Это было потрясающе», – со смехом вспоминал УАЙЛД. «ПАРЕНЬ ЖИВ! МНЕ ПОНАДОБИЛОСЬ НЕМАЛО ВРЕМЕНИ, ЧТОБЫ ОСОЗНАТЬ ПРОИЗОШЕДШЕЕ. НЕДЕЛИ, СКАЗАТЬ ПО ПРАВДЕ».
Мэллинсон находился там и, конечно, знал, что мальчик жив. Самое трудное позади, но Мэллинсон хотел пройти до конца. Он шел рядом с ребенком на носилках, пока его передавали из рук в руки и пристегивали к разным участкам веревочной системы. Наконец Нотэ передали тайской команде «морских котиков», которые еще 360 метров тянули его по грудь в воде, а затем бегом доставили к зеву пещеры, где первый раз за две недели на него упали лучи солнечного света.
В начале пятого на экране телефона майора Ходжеса рядом с иконкой WhatsApp появилось уведомление – пришло сообщение от капитана Митча Торрела: «Мальчика вытащили, он цел».
В то время как Андерсен отвечал за планирование, задача Ходжеса состояла в руководстве операцией и поддержании связи с американским командованием и тайским правительством. Он не мог позволить себе дезинформировать их. Поэтому повторилась ситуация вроде той, когда нашли мальчиков: требовалось подтверждение.
«Вы уверены? Абсолютно уверены? Ребенок дышит?»
Ответ: «Ага. С ним все в порядке. Лежит передо мной. Мы работаем над тем, чтобы перенести его из «Третьего зала» во «Второй». Ходжеса отпустило. «Я ИСПЫТАЛ ОГРОМНОЕ ОБЛЕГЧЕНИЕ, – ВСПОМИНАЛ ОН. – НИЧЕГО СЕБЕ, А ПЛАН-ТО СРАБОТАЛ. Мы и правда можем это сделать. Понятно, что доставить их в «Третий зал» еще не означает доставить домой в целости и сохранности, но самое трудное позади».
Нотэ, невольно послуживший в качестве подопытной мыши, определенно еще не был дома в целости и сохранности. Понадобился час, чтобы вынести его из пещеры, упакованного привычным способом: полнолицевая маска, кислородный баллон, четырнадцатилетний мальчик, обернутый в пластик носилок-тянуш, в сопровождении Мэллинсона, не сводящего с него глаз на протяжении всего пути. Андерсен решил покинуть насыпь, где размещалась штаб-квартира, чтобы стать свидетелем исторического возвращения из этой проклятой пещеры.
Почти у самого устья он встретился с Мэллинсоном, который сказал: «Дерек, они поменяли баллон в «Третьем [зале]», но, может быть, стоит проверить манометр». До Мэллинсона стало доходить, что мальчик уже час присоединен к одному и тому же резервуару с кислородом. Маска постоянного положительного давления отлично проявила себя в условиях воды, исправно подавая обогащенный кислородом воздух в дыхательную систему ребенка. Однако если смесь в баллоне закончилась, то в маске можно было задохнуться – все равно что прижать подушку к лицу. Чтобы сделать вдох, нужно с силой втянуть воздух через резиновые ограничители по краям маски. Человек в сознании, сконцентрировавшись, сможет, а вот ребенок в коме – нет.
АНДЕРСЕН ПРОВЕРИЛ ПОКАЗАНИЯ ОСТАТОЧНОГО ДАВЛЕНИЯ И ТАК И СЕЛ, УВИДЕВ, ЧТО СТРЕЛКА УШЛА ДАЛЕКО В КРАСНУЮ ЗОНУ, ПОЧТИ НА ПОСЛЕДНИЕ ДЕЛЕНИЯ ТАБЛО. ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО МИНУТ, И МАЛЬЧИК ЗАДОХНУЛСЯ БЫ.
Он схватил за рукав доктора, следовавшего вместе с носилками: «Нужно либо немедленно снимать с него маску, либо доставить в полевой госпиталь в ближайшие пять минут».
Это происшествие отрезвляюще подействовало на Андресена. Он понял: несмотря на то, что самая опасная часть маршрута приходилась на долю одиночного аквалангиста, добирающегося из «Девятого зала» в «Третий», риск сохранялся на протяжении всего пути. К нему пришло осознание, что с учетом беспрецедентной сложности миссии, пока дети полностью не придут в себя в полевом госпитале, развернутом в лагере, рано считать, что они вне опасности.
Следующих мальчиков, Терна и Ника, удалось доставить без приключений. Стэнтон тем временем замыкал тыл с Найтом, у которого налицо были симптомы пневмонии, с тем самым мальчиком, которого доктор Харрис уже готовился потерять после инцидента в «Восьмом зале». В «Пятом», при поддержке Караджича и Брауна, Рик сделал ему еще один укол, четвертый. Вернув Найта в бесчувственное состояние, Стэнтон сконцентрировался на преодолении одного из самых коварных участков – вертикальной ловушки перед последним погружением сразу за «Четвертым залом». Все аквалангисты считали это место самым сложным. Здесь ходовой конец шел резко вверх, дайверам приходилось запоминать и его положение, и порядок движений, которые необходимо совершить. Видимость составляла несколько сантиметров, поэтому сложно было понять, насколько близко он подобрался к западне. Рик уже попадал в нее во время предыдущих заплывов: «Ты чувствуешь, что ходовик вдруг уходит каким-то совершенно невозможным образом. Попробуй найди точку, в которой можно протиснуться».
Он сравнил это с игрой в прятки в огромной комнате, заставленной мебелью. Да, по комнате проложена путеводная веревка, вот только она то запутается в толстых ножках дивана, то намотается вокруг спинки перевернутого стула. И приходилось нащупывать дорогу, стараясь не попасть в тупик и ни на секунду не выпускать ходовой конец. А нащупывать дорогу, не имея свободной руки, та еще задача, ведь нужно держать одновременно и ходовик, и мальчика. Стэнтон помнил, что он привязан к ребенку, поэтому иногда просто укладывал его на пол в туннеле, оперев на кислородный баллон, пока шарил вокруг в поисках выхода. Наконец нашел, пропихнул туда Найта и уверенно поплыл последние 130 метров до «Третьего зала».
Тело в руках Стэнтона выглядело совершенно мертвым. Ни единого различимого признака жизни мальчик не подавал. Ходовик дернулся, американский десантник Кен О’Брайан прокричал: «Тащи!» Рик подал вперед мальчика. Как только сержант вытянул его, а Стэнтон громко спросил: «Он еще жив?!» Зал снова охватила гробовая тишина, пока О’Брайан, прижав ухо к груди подростка, прислушивался к стуку сердца. Через мгновение он поднял большой палец вверх: «Жив!» Еще час бега по пересеченной местности, облегченного, впрочем, использованием веревочной системы и носилок, и он окажется если не дома, то хотя бы в карете «Скорой помощи».
Андерсен настаивал, чтобы врачи сохраняли бдительность даже после того, как дети оказывались в «Скорой». Следовало осторожно снять с бесчувственных тел снаряжение, которое впоследствии вновь пойдет в дело. Гидрокостюмов на всех не хватало, а масок было всего четыре. За последние несколько дней благотворители из магазинов дайверского оборудования и спасательных организаций по всему миру прислали в лагерь сотни полнолицевых масок, а ведь каждая из них стоила около $800. Но ни одна не обеспечивала постоянной подачи воздуха. НЕСМОТРЯ НА УЧАСТИЕ ТЫСЯЧ СПАСАТЕЛЕЙ И ВОЛОНТЕРОВ, НА ГОРЫ ОБОРУДОВАНИЯ СТОИМОСТЬЮ В МИЛЛИОНЫ ДОЛЛАРОВ, ОНИ РАСПОЛАГАЛИ ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕТЫРЬМЯ МАСКАМИ, ПРО КОТОРЫЕ С УВЕРЕННОСТЬЮ МОГЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ СРАБОТАЮТ. И все они были предоставлены отрядом специального назначения ВВС США. Следовательно, их нужно было аккуратно отстегнуть, как только мальчиков освобождали от гибких носилок и загружали в машину «Скорой помощи». Андерсен вспоминал, что ему не раз приходилось хватать доктора за руку, когда он порывался разрезать гидрокостюм или резиновые крепления маски.