«Я думаю,, что я не меньше, чем любой китаец, понимаю вашего председателя».
«Сейчас значительная доля вины лежит на руководителях предприятий... Некоторые из них... попросту говоря, тащат».
О министре внутренних дел Сергее Степашине:
— Не успеваю повышать его. Сегодня опять решил повысить.
О Борисе Немцове:
— В общем, у него сегодня при разговоре уже мысли прямо так и льются из него.
«Обещать выполнимое, обещанное выполнять».
Виктору Черномырдину:
— Что делать, чтобы чиновник не довлел над разными проблемами выше, чем мы с вами.
«Вот ставропольский помидор и помидор, из Германии привезенный: жуешь — как трава. Не поймешь, то ли помидор он, то ли огурец».
«Пятьдесят наименований микроэлементов в одной корове при ежесуточном кормлении. Вот поэтому она и дает».
«Образование и медицина все больше делятся на школы и больницы для богатых и для всех остальных».
«Нам важнее поддержка лично Гельмута Коля как большой мировой политической фигуры... Гельмут Коль обещал весь свой вес бросить на то, чтобы ЕС полностью признал Россию страной с рыночной экономикой».
«Такой здоровый и не справится с ма-а-аленькими такими проблемами, российскими региональными...» (о Вадиме Густове).
«Особое поручение Бородину Пал Палычу, чтобы он врезался в этот вопрос как полагается и не отходил от него, пока не закончит».
На саммите в Д е н в е р е (1997 г.):
— Ракеты, нацеленные на Японию, перенацелим.
«Буду драться до последнего, надо землю отдать крестьянам».
«Россия настолько могучая страна, что ей никто не страшен: ни сват, ни брат, ни... Клинтон».
На вручении госпремий деятелям литературы и искусства (июнь 1997 г.):
— В 2000 году надо выбирать президента, который любит культуру. А то что это, мол, такое: некоторые скрипку от контрабаса отличить не могут.
При назначении Кириенко:
— Перед войной министрами назначали 20—30- летних...
О трудностях (сентябрь 1998 г.):
— Может быть, по экономике еще мысли есть, а по финансам — трудно сказать.
На встрече с Кириенко (июль 1998 г.):
— У нас кризиса нет. Поэтому и программу я не называю антикризисной. Скорее — стабилизационной.
Тогда же (о западных кредитах, попросив у МВФ 15 млрд. долларов):
— Нам не нужно денег. Нам нужна скорее моральная поддержка, что они верят в Россию. Они верят, что мы выдержим, мы не свалимся.
На отдыхе в Долгих Бродах (финансовый кризис августа 1998 г.):
— Нельзя возвращаться. Скажут: во-о... значит, там заваруха, дело валится совсем.
О нюансах кадровой политики (июль 1998 г.):
— Кто-то не любит рыжих, кто-то черных, кто-то седых, кто-то лысых...
О Ельцине:
Геннадий Зюганов:
— Посмотрите внимательно на господина Ельцина! На лице его никогда не ночевала демократия.
Александр Лукашенко:
— Я говорю президенту России: «Ты мой старший брат!». Он этого очень боится.
Руслан Хасбулатов:
«Депутат Сумин, отцепитесь от микрофона».
«Идет голосование...Идет голосование... Уважаемые народные депутаты, напоминаю, пожалуйста, не ломайте электронные механизмы, ногти, карточки...»
«Не зевайте, а то в момент зевания вас обязательно телевидение сфотографирует. Вы же видите, что телевидение — очень большой друг народного депутата».
«Уважаемые депутаты, оставьте микрофоны в покое, пусть тоже отдохнут».
«Ну ладно, ставлю на голосование. Только сам не понимаю, за что голосую...»
«Пресса не должна тешить себя иллюзией, будто она— четвертая власть. Вы ничего не значите!.. Да плевать мне на эту четвертую власть!»
«Всякие дурачки объявляют себя политологами».
«Вы что, отключаете у меня микрофон? Я думаю, только, я здесь отключаю. Оказывается, и меня можно «отключить»...»
«Не родился еще больший демократ, чем ваш покорный слуга. Это моя оценка, очень скромная, да?»
«Не сравнивайте мое мнение с мнением рядового депутата. Каждое мое слово — это мнение парламента».
«Не стоит гроша выеденного...».
Виктор Черномырдин:
«Правительство — это не тот уровень, где, как говорят, можно только языком».
«Все ваши предложения мы поместим в одно место».
«Страна у нас — хватит ей вприпрыжку заниматься прыганьем».
«Я признаю роль личности в истории, особенно если это президент».
«Неуплата налогов — самое страшное преступление. А ежегодная встреча с налоговым инспектором — самая важная встреча, к которой надо готовиться, как к первому свиданию».
«Мы хотим налоги собирать? Сами не разберемся, что у нас за налоги...»
«Самый главный результат— когда он будет...»
«Вас хоть на попа поставь или в другую позицию — все равно толку нет!»
«Вот что может произойти, если кто-то начнет размышлять».
«Я бы не стал увязывать эти вопросы так перпендикулярно».
«Естественные монополии — хребет российской экономики. Этот хребет мы будем беречь как зеницу ока!»
«Мы надеемся, что у нас не будет запоров на границе, и пример этому уже есть — это сегодняшние отношения России с Белоруссией».
«Мы продолжаем то, что мы уже много наделали».
«Я могу работать с Селезневым, но с членами отдельными — я их в упор видеть не могу».
«Этот призрак... бродит где-то там в Европе, а у нас почему-то останавливается. Хватит нам бродячих...»
На вопрос о двойном гражданстве Березовского:
— У нас других забот нет, как обсуждать, кого назначили заместителем секретаря Совета безопасности.
«Если я еврей, чего я буду стесняться! Я, правда, не еврей».
«Что говорить о Черномырдине и обо мне?»
На вопрос, верно ли, что он на охоте застрелил двух медвежат:
— У нас охота на медведей не запрещена...
«Надо помочь людям, лишенным средств к сосуществованию».
«Мы будем честно говорить о том, что у нас не получается, а что получается, мы будем теперь говорить правду».
«Но если говорить о сегодняшнем заседании, то я дал бы, конечно, удовлетворительную оценку. Я других оценок вообще не знаю».
«Надо контролировать — кому давать и что давать. Почему мы вдруг решили, что каждый может иметь?»
«На ноги встанет, на другое ляжем».
«У меня к русскому языку нет вопросов. Нету вопросов!»
«У кого кулаки чешутся, пусть чешет в другом месте».
По поводу заявления министра Анатолия Куликова:
— Кулаком тоже можно превентивно. Не могут члены правительства заниматься фантазиями, не имеют права.
«Мы осваивали, так сказать, неведомое. Доосваивались! — До ручки дошли».
«Мы столько сегодня напринимали каждый в своей стране, что, за что бы мы ни взялись, везде есть препятствия».
«Я не тот человек, который живет удовлетворениями. Для меня день прожитый — это уже история».
«С каким бы цветком кто бы ни пришел в правительство, все скоро станут одного цвета — рабочего».
«Красивых женщин я успеваю только заметить. И больше ничего».
«Я тоже нес большую нагрузку. У меня даже голос сел. А я ведь даже вчера не пил и другого ничего не делал. Я бы это с удовольствием сделал».
«Захотим — будут у нас первые вице-премьеры, захотим — не будет у нас никаких первых вице-премьеров».
«Правительство — это не клуб, и оно им не будет. Туда берут не за красивые глаза и не за красивую походку. Нужны люди умеющие, а не говорящие».
«Севастополь — слишком многоговорящее слово, не говоря уже о городе!»
«То, что я делаю, я делаю это сознательно, открыто и при этом делаю не потому, что моя правая или левая рука, я делаю, я возглавляю правительство и делаю это на правительстве».
«Я далеко от того, что сегодня нет замечаний, что сегодня нет проблем. Я, может быть, их бы больше сегодня сказал. Я еще раз просто одно: давайте говорить на нормальном языке!»
«Сейчас Лебедь вылетел».
«Нужно, чтобы локомотив и чтобы рулевой у локомотива соображал».
О движении «Наш дом — Россия»:
— И образ движения был бы неполон, если бы в его спектре не осветились бы бело-красные цвета «Спартака», мягкие земные тона Союза землевладельцев, если бы не звучал бы казачий хор атамана Мартынова, песни Зыкинской академии культуры, не блистала умами Ассоциация российских вузов...
«Мне как-то самому неудобно говорить, чем я стал новее. Увидите еще, подождите, дайте разогреться».
«Я не думаю, что губернатор должен именно работать так, чтобы вредить».
«А мне и думать не надо! Я убежден, что специально чем хуже, тем лучше».
«Что касается будущих выборов, я еще от тех не отошел — меня подташнивает».
По возвращении из Европы (август 1997 г.):
— Не ждут они нас там, но и нам ждать нечего. Мы не пасынки, Россия не где-то, а часть... основная часть Европы. Европа — это наш дом!
«Россия со временем должна стать еврочленом».
«Нам никто не мешает перевыполнить наши законы».
«Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться».
«Мы помним, когда масло было вредно. Только сказали — масла не стало. Потом яйца нажали так, что их тоже не стало».
«Вот мы там все это буровим, я извиняюсь за это слово — за слово, Марксом придуманное, этим фантазером».
«Вечно у нас в России стоит не то, то нужно».
«Переживем трудности. Мы не такие в России россияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать».
«Вот Михаил Михайлович— новый министр финансов. Прошу любить, и даже очень любить. Михаил Михайлович готов к любви».
«Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех... Но они на это только показывают язык и еще кое-что».
После президентской критики о слабой борьбе с преступностью:
— Я немедленно дам указание руководителям правоохранительных структур и прокуратуры, чтобы они лично явились на ТВ и приняли участие в дискуссиях, посвященных борьбе с преступностью.
В разгар «книжного» скандала:
— Никто не может запретить членам правительства в свободное от работы время хоть книжки писать, хоть рыбу удить.