ся— мне все равно, какой будет расклад,— я назначу
Черномырдина. Идите и скажите ему об этом. Объясните, что он через полчаса станет премьером, — пусть соберется с мыслями, чтобы правильно себя вел и нашел что сказать». Я пошел к Виктору Степановичу. А Борис Николаевич позвал Гайдара, попросил свою кандидатуру снять, чтобы еще лучше расклад был. Гайдар пообещал, но не снял. В последний момент, уже в зале, подошли его друзья-демократы и объяснили, что делать так нельзя и невыгодно для него. То, что он не снял свою кандидатуру, несколько расстроило замысел президента. Но итог остался прежним — Виктор Степанович стал премьер-министром.
Прошла неделя, и президент поручил мне формировать правительство Черномырдина. «Вы, — говорит, — работайте один. Никому не показывайте, пока я не посмотрю». Президент он и есть президент — при живом премьере поручать формирование правительства первому вице... Видите, он сразу нас разделил. Дальше с Виктором Степановичем мы уже не работали, как раньше. И думаю, что уже никогда не будем.
Я формировал это правительство. Вручную писал фамилии министров и клеил на листе ватмана. У меня есть фотография, как его расстилаю перед Ельциным. Тогда я, кстати, и предложил ввести в правительство Сосковца... Виктор Степанович со мной не согласился и доказал, что Сосковец в правительстве не нужен, так как он работал всю жизнь в Казахстане и мало знает Россию. Сосковец появился уже без меня в силу того, что здоровый мужик, спортсмен, может, поближе стал к президенту. Не как вице-премьер, а как человек. Здесь уже другие отношения наступают.
Когда команда только собиралась, были люди, которые старались президенту все время позвонить — и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье. О себе напомнить, показать, что работают. Как-то Борис Николаевич всех собрал и сказал: «Берите пример с Шумейко. Он меня вообще не трогает. Я-то вас всех вижу. И прекрасно знаю, кто из вас что делает, как работает. И не надо мне ничего показывать». И он действительно видит, что кто делает, как делает и зачем. И всех в памяти держит. Я мало таких людей видел.
Сильно удивил Коржаков. Выходит, я его недостаточно знал. Но когда встречаешься в основном на игровой площадке или за столом, может, что-то и ускользает. Я не предполагал, что он такое может написать. Я так и не стал читать. Жена про меня куски зачитывала, я ей показывал, где он неправду говорит. Вот этот знаменитый «генерал Дима» поработал у меня в секретариате за штатом три месяца. А уж столько всего понарассказано...
Там есть такой эпизод. Коржаков пишет, мол, пришли к нему Шумейко и Баранников просить за Якубовского и якобы выпили при этом четыре бутылки коньяку. А потом Коржаков-де пошел к президенту, рассказал, какой опасный этот Якубовский, и вроде как государство спас. Но ведь все было совсем не так. Уж память у меня... почти феноменальная.
Я был у президента, вышел из его кабинета. Встречаю в коридоре Баранникова. Баранников мне говорит: «Володя, ты знаешь, Мише-то Барсукову очередное воинское звание присвоили. Пока мы здесь в Кремле, пойдем обмоем вместе с ним». — «Нет вопросов. А где он может быть?» — «Пошли, он скорее всего у Коржакова». Приходим к Коржакову. Он там, и мы вчетвером обмыли эту звездочку. Выпили одну-единственную бутылку коньяку и расписались на этикетке в память об этом. Можете спросить у Барсукова, если у него эта бутылка сохранилась. Когда мы уже уходили, Коржаков завел разговор с Баранниковым — как бы ради интереса, типа одна спецслужба у другой спрашивает: «Слушай, что там с Якубовским?» Баранников отвечает: не трожь, это мой человек, сам с ним разберусь. И все. И метили этого Якубовского всего на должность руководителя отдела административных органов аппарата правительства...
Президент мне звонит и говорит: «Все, я подписал указ, вы с 7 июля — первый вице-премьер». Я в один день перехожу в правительство. А как только занял кабинет, ты уже вице-премьер. Никому неинтересно, есть у тебя секретариат или нет. Срочно надо было добрать шестнадцать человек — в один день. Насчет Якубовского звонили Кобец, Баранников, еще пара депутатов: слушай, отличный парень, посмотри на него.
Ну приезжает Якубовский. Я сразу насторожился. Когда человек приходит в высокий кабинет и допускает матерные слова и с места в карьер рассказывает, как он звонил председателю Верховного Совета СССР, ездил к министру обороны Язову, как в Германии имущество спасал, фотографии сразу показывает: вот я, а вот президент, — становится ясно, что это за деятель. Так потом и вышло. Я просто вынужден был собирать этот секретариат. Это сейчас хорошо — Немцов пришел, ему позволили из Нижнего Новгорода человек шесть взять. У меня-то таких возможностей не было.
Я двадцать восемь дней в прокуратуру ходил из-за того, что разрешил оставить два корабля в Литве. Возглавлял комиссию по выводу наших войск из Балтики. Так меня вызывали к следователю по особо тяжким, пытали, почему продал не через спецорганы. Да если продавать через спецорганы, то их надо было на стапеля ставить, обдирать, красить... Кто с этим бы возился? Теперь говорят: вот, мол, Шумейко молодец, правильно все решил. Знали бы они, сколько я в прокуратуре потом объяснялся.
Выделил я Тяжлову деньги. Но они потратили на покупку детского питания 1 миллион с чем-то, а остальное пустили на то, чтобы построить самим завод по производству детского питания. Вызывает меня следователь и говорит: «Куда они деньги дели?» Я говорю: «А я откуда знаю?» Завелся, конечно, звоню Тяжлову: «Иди сюда, рассказывай». Он говорит: «Так и так, решили не тратить деньги на питание, а самим его производить. Железо уже завезли». Правильно они поступили, по-хозяйски. Хотя, может, чего-то и нарушили. Но с другой стороны, для того мы и сделали федеративное государство, чтобы не указывать губернатору, где сортиры строить...
Следователь мне: «Ну и нервы у вас. Можно сказать, под расстрелом, а не волнуетесь».
Меня с Рыбкиным как руководителей палат парламента ввели в Совет безопасности за одно заседание до того, как было принято решение вводить войска в Чечню. Пришел я, меня сразу окружил силовой народ, да и не силовой. Говорят: «Наконец-то пришел, ты-то и обеспечишь принятие чрезвычайного положения». А я отвечаю: «С какой радости?» А это уже было после того, как танкистов по контракту туда отправили, перебили их там. Начался Совет. Человек встает и говорит: «Вот мы договорились с лидером оппозиции Автурхановым, он вам письмо пришлет, Борис Николаевич, а вы объявите чрезвычайное положение».
Тут я встал: «Борис Николаевич, не имеет права президент 150-миллионного государства объявлять ЧП в одном из регионов по какому-то письму. Я как председатель Совета Федерации сделаю все, чтобы оно не было принято». Сразу гробовая тишина. Ельцин подумал и сказал: «Прав Шумейко. Абсолютно прав. Идите и ищите другое решение».
Галина Старовойтова — о самой себе. Без ретуши.
Я способна выпить много. Потому что прошла опыт кавказских этнографических экспедиций и работала у Бориса Николаевича Ельцина. Во втором случае было легче. В первом приходилось пить в сорокаградусную жару чачу двойной перегонки... Уже наши мужчины валялись под столом, а я держалась...
Старовойтовы вообще не воруют.
Лет шесть назад говорили, что это я разгромила Советский Союз и все испортила. Сейчас уже поняли, что существуют более сильные — объективные процессы, чем усилия одной женщины...
Фильмы Невзорова страдают признаками некоторых болезней. У меня диплом психолога, так что могу утверждать это профессионально.
Когда я появлялась на улицах, за мной бежали люди с просьбами написать депутатский запрос.
Мэр Пскова нормально ведет себя. Как демократ. Вызывает коммунистов и говорит, что разрешает им 7 ноября пройти таким-то маршрутом. Шаг вправо, шаг влево, — сниму памятник Ленину.
На жену Собчака Людмилу следователь орал: сейчас буду обыскивать, раздевать, разувать! Она отвечала: «Валяй, давай, у меня есть депутатская неприкосновенность, но я готова». Кстати, Собчаку стало плохо с сердцем тогда, когда представил, что его жену сейчас станут раздевать омоновцы и следователи.
Мой третий муж не очень молодой. Ему 55 лет. Меня, кстати, Виктория Токарева на приеме в Кремле на днях спросила: «Галя, вы вышли замуж, а сколько ему лет?» Я ответила, а она: «Боже мой, какое счастье, какое счастье! Я так боялась, что вы за какого-нибудь Киркорова выскочили».
Мне к свадьбе даже платье некогда было купить. На мою фигуру купить не так легко — надо шить.
У мужа любовь ко мне с первого взгляда. Он увидел меня по телевизору в 90-м году, но не знал, что судьба нас сведет. Его друзья спрашивали — не боишься жениться на умной женщине? Андрей ответил — я очень устал от дур.
После свадьбы мы с ним занимались активной политической деятельностью.
Первая брачная ночь не была первой.
Лидер в семье, думаю, я.
Британский посол Эндрю Вуд прислал мне приглашение посетить посольство на празднование дня рождения королевы Великобритании: «Госпоже Старовойтовой с супругом, господином Старовойтовым». А он Волков. Я даже не знаю, показывать ли ему это приглашение.
Муж сам стирает. И потом, он живет с мамой.
Депутат Василий Шандыбин регулярно подходит поговорить со мной на интимные темы. Всегда рассказывает о своих мужских достоинствах, говорит, что мы должны встретиться на нейтральной почве.
Думаю, в Кремле секс есть, но ничего конкретного сказать не могу— не пробовала. Это точно.
Думаю, что у меня поклонников в Кремле нет. Хотя 12 июня (1998 года.— Н. 3.) Борис Николаевич очень долго целовал мне ручку, да так, что все приглашенные аж шеи свернули, разглядывая эти подробности.
Каждый сильный, честолюбивый человек, независимо от пола, обладает в целом повышенной энергетикой. Из этого и складывается харизма. Он может посылать магнетические импульсы и токи толпе во время митинга, но он может этот избыток энергии адресовать и объекту противоположного пола. И, как правило, крупные политики ведут активную сексуальную жизнь. Известно, что Кеннеди не пропускал ни одной юбки. Брежнев не был ангелом. Думаю, что Клинтон не очень счастлив в интимной жизни и браке, судя п