о тому, какими ускоренными методами он предлагал своим подчиненным женщинам вступить с ними в интимную связь. Для него это вопрос скорее технический, технико-энергетический, а не духовный.
В правительстве, пожалуй, Сысуев — самый обаятельный, сексапильный. Чубайс интересен своей волей и энергетикой. Он не красавец, не так сексапилен, как Сысуев, зато у него больше воли.
Ельцин как мужчина? В таком контексте я его не рассматривала.
Рост мужчины мне не важен. У меня бывали мужчины моего роста, ниже не было.
Мужчина, чтобы мне понравиться, должен иметь легкую поросль на груди и на голове.
У мужа это не первый брак. Но такой жены у него еще не было.
В молодости я пользовалась успехом у мужчин намного старше меня...
Я думаю, что практически всякий нормальный человек изменяет супруге или супругу. Хотелось бы тем не менее пожелать супругам тех супругов, которые изменяют, самим тоже не теряться.
Замуж я выходила абсолютно девственной, что даже тогда было уже не модно. Это было даже проблемой для моего мужа. Он растерялся.
Со вторым мужем я начала встречаться еще до развода с первым. У меня было достаточное количество мужчин, несмотря на то, что замуж я выходила девственницей.
Когда в первый раз выходишь замуж, еще ничего не знаешь, ни в чем не разбираешься. Удивляешься: «Боже мой, какие непристойности тебе предлагают!»
Борис Федоров, один из учредителей движения «Правое дело».
Все знают, что я дважды был в правительстве.
Я ничего не боюсь.
Я не собираюсь всю жизнь быть налоговым инспектором.
Я дважды был министром финансов.
Все, кто имел со мной дело, знают, что это серьезно...
А уже когда из аэропорта ехал — Кириенко позвонил и сделал предложение.
Уже на ВЧК приглашали. Пока, правда, для вхождения в курс дела. Оказалось, что ряд предприятий уже две недели налоги не платят. Надо срочно принимать меры.
Это кресло медом явно не намазано — никто не хочет взваливать на себя такой груз. Тут нужно мужество. А я решился.
Я не люблю, когда деньги зря тратятся. Мы всегда с женой спорим о покупках. Деньги надо экономить. Зачем деньги тратить, если можно их не тратить? На день рождения жены она сама себе выбирает подарок, но о суммах я спорю все равно.
Я в детстве худым был. Вес набрал, когда в Госбанк СССР пришел.
Какая от меня дома помощь? Разве что яичницу могу поджарить.
Я тут пытался выяснить, знают ли сын и дочка, кто такие Маркс, Ленин и прочие. Оказалось, у них очень смутные знания в этой области. Зато прекрасно осведомлены о жизни Майкла Джексона. В курсе похождений Джеймса Бонда.
Нормально живу. Не жалуюсь. В четырехкомнатной квартире на улице академика Зеленского, рядом с Ленинским проспектом. Дом вполне приличный, в нем живет часть правительства 1992—1993 годов.
Я жил на улице Маркса-Энгельса, потом на Кропоткинской. Меня с детства окружали шикарные старинные дома.
Друзей у меня нет. Я волк-одиночка.
Я всегда был индивидуалистом, поэтому не входил ни в какие стаи. Поэтому мне Явлинский еще в 1991 году говорил: «Мы как бы вместе или ты будешь, как кошка, которая гуляет сама по себе?» Я говорил: «Если это ради дела, то я всегда с тобой». Ан нет, это не устраивает.
Я иностранным инвесторам объясняю примерно раз в два дня, что у нас все хорошо, чтобы они не нервничали.
Бани надо посещать, иначе не поймут.
В принципе, может быть, в утку стрельнул бы, но когда приглашают на медведя идти или в оленя стрелять...
С водкой учишься постепенно. Начнешь сачковать, а тот же Сосковец обычно подначивает: «Нет, обновить надо, обновить...» Что это такое, наверное, понимаете, когда уже двадцать восьмой тост идет...
Самое страшное — это мероприятия с генералами. Они ведь сразу начинают по полстакана водки наливать. Стоят «большие» генералы, а подносят им — «маленькие» генералы (генерал-майор — генералу армии, допустим). И все пьют. Там, по-моему, даже полковников не пускают.
Для меня однажды даже показательное учение устроили, маленькое. Кокошин меня уговорил. Приехал я на огромный полигон, сначала все вместе технику осматривали, потом танки стали бегать, затем я из пяти пистолетов пострелял, пушки начали палить. Грохоту было — часа на полтора!
А еще случай был — меня повезли показывать подземные сооружения под Москвой. Ну-у, это производит впечатление. Поезда маленькие ходят. Огромные камеры выдолблены — там хотели строить всякие защитные сооружения. В некоторые места под землей целый Кремль можно засунуть.
Я не жил во времена Карамзина, но со времени моего присутствия в правительстве, то есть с 1993 года, стали воровать больше. Вот это я точно знаю.
Я жил в Англии, был начальником отдела в Европейском банке в Лондоне. И получал по тем временам хорошие деньги. Много ли людей получали в 91-м году 130 тысяч долларами в год, чистыми? Мне дали такие подъемные, что я чуть не умер от радости. Ведь приехал с пятьюстами долларов в кармане. И тут — сто тысяч долларов сразу как снег на голову.
Это событие как отметил? Никак. Экономил. Копить надо.
Однажды, через неделю после вхождения в правительство, я на заседании правительства встал и сказал: «Прошу в моем присутствии никогда не говорить о денежной массе такие глупости, как вы сказали сейчас», — и сел. После этого меня два месяца все боялись, мол, кто же он такой, если такую наглость себе позволяет.
В российском правительстве, если ты слабый, то тебя никто не уважает, то есть надо «ударить в морду» — и тогда все поймут.
В целом я добрый и мягкий.
Глава 3. СТРАДАЮТ ОТ СВОЕЙ ПОПУЛЯРНОСТИ
1992-й год. Журналист Ярослав Могутин берет интервью у бывшего политического обозревателя Гостелерадио СССР, а теперь ведущего «До и после полуночи» Владимира Молчанова.
— Вам пишут письма?
— Раньше мешками приходили, сейчас меньше. Разные письма: интересные, смешные, странные, злые... Меня ругают за то, что я чересчур аристократичен, манерен...
— У многих это вызывает раздражение и ненависть?
— Ну, ненависть вызывает не это. 23 февраля этого года я пошел снимать коммунистический митинг и выслушал там массу неприятных слов в свой адрес. Одно замечание меня сильно ранило. Ко мне подошел симпатичный старый человек, ветеран войны. Весь трясясь от ненависти, он сказал: «Молчанов, ведь твой отец был такой патриот, а ты, сука, продался!»
— А кому вы продались? «Тель-Авидению»?
— Он, наверное, думал, что я — жидомасон, хотя он и сам не знает, что это такое. Я никогда не думал, что своей работой смогу вызвать чью-то ненависть. Нельзя так ненавидеть друг друга, когда мы живем на одной улице, в одном городе, в одной стране, на одной земле. Это чудовищно!
— Ну, ненавидят вас единицы, а любят многие. Вам льстит ваша популярность?
— Льстила, только когда начинал, месяца два. Потом стала раздражать, приводить в бешенство. Мне не нравится, когда на меня смотрят! Телевидение сродни проституции: миллионы остаются с тобой ночью и смотрят, смотрят... Народ наш в большинстве своем бесцеремонный, запросто подходят, когда у тебя есть немного времени погулять с ребенком, просят автограф, чем-то помочь, начинают рассказывать о своих проблемах.
Бывший главный редактор «Огонька» Виталий Коротич, проживающий в Америке, летом 1992 года дал интервью по телефону московскому журналу «Столица». На диктофон ответы записывал журналист Евгений Додолев.
— В самом конце дня зазвенел противным голосом телефон правительственной связи, — рассказывал Коротич, — и меня пригласили в ЦК, в тот самый первый подъезд, где были кабинеты большинства членов Политбюро: на пятом этаже— Горбачева и Лигачева, а на третьем — Яковлева, моего самого любимого коммуниста, который сделал больше других для развала коммунистических догм. Проверяли документы жесточайше. Офицеры на контроле, не скрывая, что знают меня в лицо, сто раз сверяли все номера и фото, пока позволили войти. За спинами у офицеров были гардероб и прекрасный книжный киоск, где, разглядывая обложки, можно было отдышаться. За спиной у меня — московская Старая площадь, названная так не из-за возраста членов Политбюро, а потому, что здесь когда-то торговали старыми вещами. И два топтуна, мерно вышагивающих перед заветным первым подъездом. Интересно, что подъездом этим не пользовались ни Горбачев, ни другие высокие начальники — у них был свой вход, со двора, и свой въезд во двор. Топтуны со стороны площади и контроль со стороны здания — все это было придумано, чтобы устрашить и сразу же поставить на место меня...
В газете «Московская правда» отставной сержант милиции А. Березин назвал советницу президента по национальным вопросам Галину Старовойтову «редкой жемчужиной нашей жизни».
При напоминании об этом Галина Васильевна за*- рделась:
— Ах, для меня это неожиданно. Я не настолько молода и привлекательна, чтобы быть лидером еще и... еще и мужских симпатий...
1992-й год. Журналист Андрей Ванденко берет интервью у Владимира Жириновского:
— Владимир Вольфович, а в бронзе хотелось бы увековечиться?
Разговор шел об экспонате для музея восковых фигур.
— Уже делают. Мой бюст изготавливает тот же скульптор, который изготавливал и бронзовые фигуры Ельцина, Горбачева.
— Для кого это честь — для вас или для скульптора?
— Ни для кого! Я к нему не просился, опять все случайно совпало. Вы спросили про бронзу, я информирую. Мои бронзовые бюстики скоро поступят в продажу.
— Владимира Ильича на прилавках заменить намереваетесь?
— Зачем мне кого-то заменять? Я сам по себе. Меня люди хорошо знают. Наверняка найдется много таких, кто захочет постоянно видеть меня у себя дома, на даче, на работе. Мы должны помочь людям удовлетворить их естественное желание. Наладим выпуск моих изваяний.