Зарплата здесь по новым временам фантастическая. Цены в магазине мизерные. Жилье — роскошные коттеджи с японскими садиками.
— А слабо вам, Василий Александрович, всю Тульскую область подтянуть до колхоза имени Ленина? — спрашивает заезжий путешественник.
— Очень даже возможно, — ответил он.
— А если станете президентом России, сможете всю страну подтянуть до колхоза имени Ленина?
— Знаете, Петька спрашивает Чапаева: «Смог бы ты, Василий Иванович, ведро водки выпить?»— «Запросто, Петька!» — «А если цистерну водки?» — «Запросто, Петька!» — «Ну а если, Василий Иванович, эшелон водки?» — «Ты охренел, Петька, где ж я тебе столько огурцов на закуску возьму?!» Дело не в количестве водки, дело в огурцах. Нет ныне в стране столько толковых руководителей, чтобы наладить хозяйство.
В начале декабря 1998 года премьер-министр России Евгений Примаков встретился с творческим коллективом Всероссийской государственной телерадиокомпании.
— За последние 20 дней у вас в самое смотрибельное время, в 20.00, было только два позитивных сюжета, — попенял глава кабинета. — Повторяется одно и то же: у вас учителя лежат все время под одним и тем же одеялом. Не такие уж мы в правительстве примитивные люди, чтобы требовать показывать сбор урожая, но неужели в стране не происходит ничего хорошего? Где голова и мозги аналитиков госканала? Громить и давать трибуну «бывшим»— большого ума не надо...
Представлявший «голову и мозги» ВГТРК Николай Сванидзе, предварительно извинившись, сказал обиженно:
— Если вы, Евгений Максимович, тоже когда-нибудь станете «бывшим премьер-министром», я никогда не лишу вас возможности высказаться так же, как сейчас не лишаю этого права многих «бывших».
Примаков, в свою очередь выразивший Сванидзе глубокое уважение, тоже обиделся:
— Если я уйду в отставку, то, пожалуй, вряд ли приду к вам на эфир...
Корреспондент спросил у Иосифа Кобзона:
— Ваши телефоны до сих пор прослушиваются? Я помню историю с монтером, который обнаружил у вас четыре «жучка».
— Может, им просто нравится слушать мой голос по телефону? На концерт сходить, наверное, времени не хватает... Пусть слушают... Много лет назад Роберт Рождественский написал такие стихи:
Лейтенант в окно глядит, Пьет, не остановится. Полстраны уже сидит, Полстраны готовится. Маменькины туфельки, Бабушкины пряники. Полстраны — преступники, Полстраны — охранники.
Говорят: производство легло. А как оно не ляжет, когда полстраны охраняет, полстраны ворует? Любая эстрадная звездочка ходит с охраной. Просто плевать хочется: кому ты нужна? Только если кто-то предложит лечь в койку— не более того. Убивать-то тебя зачем?
— Вы представьте, — говорит бывший главный телохранитель президента А. Коржаков, ставший депутатом Госдумы, — сейчас наша страна стала страной охранников. Я тоже был охранником. Это сейчас самая популярная профессия. Их гораздо больше, чем шахтеров, металлургов и газовиков. Представляете, какой огромный профсоюз можно из них организовать! Что же делать, если государством управляет криминалитет? Ничего страшного в том, что они идут во власть, я не вижу.
— И все-таки интересно: вот у нас самые плохие в мире тюрьмы или как?
Вопрос журналиста Игоря Свинаренко адресовался приехавшей в Москву Вивьен Стерн— генеральному секретарю «Международной тюремной реформы», инспектировавшей тюрьмы 32 стран мира. Ответ был неожиданным.
— Нет... Бывают намного хуже. Ваши тюрьмы действительно самые переполненные в мире, и зеки у вас самые больные... Мне в ваших тюрьмах вот что нравится: семью пускают в тюрьму погостить, пожить у зека. А в Европе бывают только короткие свидания. А по свирепости порядков вы сильно отстаете от Китая, Ближнего Востока, Японии...
— Как вы сказали? От Японии? — не поверил корреспондент.
— Да. Там запрещают заключенным говорить друг с другом, поднимать глаза, вынуждают подолгу сидеть в одной позе. А наказывают так: связывают и запирают в тесной комнате на много дней.
— А где бы вы посоветовали сидеть, в какой стране?
— Конечно, в Словении! Там тюрьмы маленькие, тихие, уютные, зеков отпускают домой на уик-энд, и они все возвращаются.
— Вот это да! А у нас— как в Африке...
— До Африки вам еще далеко. Ну, с питанием и медикаментами у вас так же скудно, но зато в Африке поистине братские отношения между узниками и тюремщиками. У многих в России осталось отношение к зекам как к врагам народа... Но вы зря на себя наговариваете. Хорошие у вас тюрьмы! Я бы точно предпочла сесть в русскую тюрьму, чем, допустим, в американскую.
Председатель совета директоров Зернового союза Аркадий Злочевский считает, что в 1998 году зерновых в России было убрано до 65—68 миллионов тонн, а не 48,6 миллиона, как официально доложил Минсельхозпрод. Занижение урожая происходило все последние годы, различается лишь «коэффициент вранья». В 1998 году он был особенно велик— с учетом засухи.
— Но вы ведь не будете отрицать, что ситуация в сельском хозяйстве крайне тяжелая? Засуха не приснилась?— спросил корреспондент.
— Признаюсь вам по секрету, засуха — не такое уж редкое явление в России. И реальных масштабов засухи этого года не знает никто. Ситуация в сельском хозяйстве непростая. А вы знаете, что стало одной из причин этого? Как раз искажение информации. Умышленное, неумышленное— я не знаю. Помните, в 1992 году правительство Гайдара приняло решение об импорте в Россию 26,5 миллиона тонн американского зерна? Решение принималось под влиянием явно завышенных данных о потреблении и из абсолютно необъективных, неверных данных об урожае. Тогда мы купили зерно у американцев. Одно решение привело к чудовищным последствиям. На рынке возник переизбыток зерна. Цены упали. Была выбита из-под ног почва для рентабельного производства. Знаете, когда мы доели то зерно? Только в 1995 году. Если бы не то решение, не исключено, что Россия имела бы уже совсем другого сельхозпроизводителя.
— То есть никто не знает, сколько чего в России выращивают?
— Скажу больше: сегодня в России нет статистики как системы сбора информации. То есть статистика есть, а системы нет. Какая-то информация собирается, но она неполная, урезанная, неточная. В одном районе сохранилось управление сельского хозяйства, в другом статистическую форму заполняют сами крестьяне, в третьем районе никто ничего не заполняет, а данные выводятся уже в области. Была бы нормальная статистика — коэффициент вранья был бы ниже. Врать стало бы труднее. И опаснее. Подпольные интересы начинаются на местах. Например, какой-нибудь губернатор. Ему позарез нужны деньги из федерального бюджета. Вот он и кричит, что область умирает голодной смертью, подтверждая, естественно, свои крики «достоверной» информацией. А федеральная власть свято убеждена, что так оно и есть. Сельское хозяйство всеми рассматривается как провальный сектор экономики. Это уже как бы общее место, как-то уж и неудобно в этом сомневаться. Говорят, в эту «черную дыру» сколько денег ни брось, все мало! Ерунда. Деньги исчезают — в карманах.
Управляющий делами президента РФ Павел Бородин готов часами рассказывать о достижениях своего ведомства:
— У нас единственная цель: зарабатывать деньги, и как можно больше. Нам подведомственны сотни предприятий, и абсолютное большинство из них приспособилось к рыночным условиям. У нас тысячи работающих, и все эти люди не сидят на шее у государства. Налогоплательщик содержит федеральных чиновников, которых мы обслуживаем. Примерно треть от общей суммы наших средств мы зарабатываем сами: сдаем в аренду транспорт, здания, оказываем платные медицинские, гостиничные, строительные услуги. Создаем государству рабочие места, исправно платим все налоги, у нас все много работают, банкротов среди наших предприятий нет. Разве это не повод для гордости?
Действительно, картина впечатляющая. И вдруг трезвый голос:
— Боюсь, Павел Павлович, не все наши читатели разделят вашу гордость. Ведь что получается: людям живется все тяжелее, а власть, ответственная за это, обслуживается все лучше?
Декабрь 1998 года.
— Вы давно были в родной Эвенкии?— спросили у Алитета Немтушкина, эвенка по национальности, председателя координационного совета Ассоциации коренных малочисленных народов Красноярского края.
— В сентябре. Я оттуда всегда уезжаю угнетенным. Зашел к знакомым, посмотрел — в домах голо. Потом, правда, подвыпивший хозяин говорит: «Ты не думай, мы не бедные, у нас телевизор есть!» Точно — есть у них телевизор, черно-белый, не отремонтированный... Прямо по Жванецкому.
Вице-премьер правительства России Геннадий Кулик:
— Что мы в результате проведенных реформ имеем? У нас вдвое сократилось поголовье скота, мы завозим мясо, мы не можем сшить ботинки, я уже не говорю о полушубке, потому что поголовье овец вообще сократилось вдесятеро. Исчезла целая отрасль. А ведь мы теперь и ботинки вынуждены покупать будем за границей лет 15—20, Своей-то кожи у нас уже нет. И кто бы ни сел в это кресло, демократ Чубайс или умник Кириенко, чтобы восстановить отрасль, надо теперь работать десяток лет. Другой пример. В Московской области было 750 тысяч коров. На 15 человек столицы и области приходилась одна корова, и она давала возможность обеспечивать население цельным молоком. Теперь осталось 250 тысяч коров. В результате мы пьем порошковое молоко из Финляндии, Франции, Бельгии, Дании. Если в 1990 году мы имели примерно полкоровы на одного россиянина, то сейчас в четыре раза меньше.