Все сказали, что «идет».
— Тимка будет капитаном, я буду боцманом, — заявила Римка.
Тоник тоже не прочь был стать боцманом, но Римка опередила. Петька сказал, что хочет стать сигнальщиком. С флажками.
— Я буду рулевым, — решил Тоник.
Римка прищурила желтые глаза.
— Сплошные командиры. Интересно, кто будет грести? Клякса?
— Буду грести! — храбро пообещал Клякса. И на всякий случай хныкнул: вдруг не разрешат?
— Будешь, будешь, — утешил его Тимка. — Только много грести никому не придется, сделаем парус…
— Мы ее починили, — сказал Тимка. — Даже покрасили. Мачту сделали. Только парус полосатый… Мы сегодня хотели лодку уже на воду спустить…
— А бутылка-то зачем?
— Разве не знаешь? Ты же сам на судостроительном работал… — Тимка сел и посмотрел в отцовское лицо. — Когда новый корабль на воду спускают, обязательно об него разбивают бутылку с вином. Такая примета, понимаешь? Мы по три рубля собрали и купили…
Вадим Петрович потер щеки, зачем-то открыл окно, выглянул на улицу. Тимка видел теперь только его худые плечи, обтянутые клетчатой рубашкой, и согнутую спину. Отец, видимо, почувствовал этот взгляд.
— А я вашу бутылку о забор грохнул. Со зла…
— Ладно. Чего уж теперь… — вздохнул Тимка.
— Я куплю завтра… если уж нельзя без приметы. Или… — Он вдруг протянул руку за темной поллитровкой. — А такая вот… не сгодится?
Тимка растерянно поднялся с кровати. На бутылке была этикетка «Жигулевское».
— Ну ладно, — устало сказал отец. — Потом…
Тимка взял в ладони холодную тяжелую бутылку.
— Сгодится, — сказал он. — Все равно ведь… Папа, правда сгодится.
Вадим Петрович неловко улыбнулся:
— Вот и хорошо. Ты теперь спи, Тима.
Тимка нерешительно посмотрел на отца. Он не боялся, что тот передумает. Но сейчас Тимка просто не смог бы уснуть. Обязательно нужно было сделать что-то такое, чтобы не растерять радость.
— Лучше я пойду! Мы сейчас спустим лодку! Хорошо, папа?
— Ночью-то!
— Ну и что! Римка не спит, ей «Золотую цепь» дали до утра. Антона я вызову по сигнализации. Вот только Петьку… Но его тоже можно потихоньку…
— Потонете еще, без взрослых-то…
— Да мы сейчас и плавать не будем, только спустим! Мы быстро! Можно, папа?.. Ну, хочешь, пойдем вместе!
— Я подожду здесь. Осторожнее там… Обуйся хоть, ногу распорешь.
— Не распорю!
Вадим Петрович закурил и сел у окна.
Тимка взял бутылку, оперся о плечо отца и вскочил на подоконник. Голый Тимкин локоть прижался к отцовской колючей щеке. Тимка постоя секунду и прыгнул в лопухи.
Простучали по доскам тротуара босые пятки…
Вадим Петрович придавил сигарету о подоконник. Встал, вышел в сени. Зинаида, видимо, уже спала в своей каморке. Вадим Петрович, не включая лампочку, пошарил на вешалке, отыскал руками свой просторный пиджак, на ощупь достал из внутреннего кармана четвертинку. Вернулся в комнату, к окну. Начал обивать о подоконник сургуч на бутылочном горлышке. Но потом вдруг убрал четвертинку вниз, поставил на пол. Суетливо закурил снова. Прислонился виском к оконному косяку.
…Тимка решил сначала идти к Римкиному дому и вышел на мостовую. Нагретые за день камни еще не остыли, Тимка чувствовал их тепло босыми ступнями.
Фонаррь на столбе уже почему-то не горел. Августовская ночь была теплая и темная, звезды ели просвечивали сквозь туманную пелену. На реке блестело несколько огоньков.
На углу Тимка оглянулся. Домов почти не было видно, и все же он угадал, где его окно. Там еле заметной красной точкой светился огонек отцовской сигареты.
7. Подкова
Тоник нашел подкову на обочине дороги, в пыльной траве. Подкова была старая, стертая. Блестела на солнце.
— Пригодится, — сказал Тоник.
И она пригодилась.
Вечером Тоник, Петька и Римка пускали подкову по мостовой. Ее нужно было кинуть так же, как кидают по воде плоские камни, чтобы «испечь блины». Тогда подкова со звоном прыгала по булыжникам, и во все стороны из-под нее сыпались ярко-желтые искры.
Пришел Тимка, а с ним Генка Звягин с Пушкинской улицы. Генке тоже дали кинуть подкову. Но он не рассчитал, пустил ее не вдоль переулка, а наискосок. Подкова перелетела через канаву и попала в лопухи у забора.
Генка долго шарил в лопухах, но не мог отыскать подкову. После него искали все по очереди, вырывали лопухи, но тоже не нашли. Генка переминался с ноги на ногу и скреб лохматый затылок. Он понимал, что забрасывать неизвестно куда чужую подкову, — это свинство.
— Ладно, — решил Тимка. — Ну ее, эту железяку. Домой пора.
Тоник не спорил. Уже совсем почти стемнело, и над темными крышами поднялась луна, похожая на розовый воздушный шар. «Спа-ать», — сонно прогудел на реке буксир. «Спать, спать», — тонко откликнулись пристанские паровозы. И ребята пошли спать.
Тоник подбежал к большому тополю. Там у него была сегодня стоянка самоката.
— Скорей! — окликнула его Римка. — Всегда ты возишься со своим драндулетом.
— Номера нет, — растерянно сказал Тоник. — Ребята, пропал номер.
Тимка деловито осмотрел самокат. Нащупал на передней доске дырки от гвоздиков и заключил:
— Видать, сорвали…
Маленький Петька сказал, что, может, номер сам отвалился, потому что гвоздики расшатались.
— Новый сделаешь, — махнул рукой Тимка.
Тоник шел позади всех и тащил за собой гремящий на камнях самокат. Номер, который он потерял, был от настоящей машины. Кроме того, он как будто специально для Тоника был сделан: ТК 11–25. Его можно было прочесть так: Тоник Калинов, одиннадцать лет, двадцать пятая школа. Под этим номером Тоник хотел участвовать в гонках по Береговому спуску, который недавно заасфальтировали. Но теперь туда не стоит показываться. У всех ребят есть на самокатах что-нибудь настоящее: фара от велосипеда, красный фонарик от машины или, например, мотоциклетный сигнал, который не гудит, но все равно настоящий. А у Тоника теперь — только дырки от гвоздиков.
Дома Тоник толкнул самокат без номера в чулан, подошел к кровати и начал стаскивать рубашку.
— Хорош, — сказала мама. — С такими ногами в постель?
Тоник побрел на кухню, налил в таз воды. Вода, конечно, расплескалась, и на полу появилась лужа. Тоник сел на табуретку, рассеянно обмакнул в лужу правую ногу и большим пальцем написал на половице: ТК 11–25. Потом, подперев ладонями голову, стал разглядывать в луже отражение лампочки.
Раскаленная нить в лампочке была похожа на золотую подковку. Тоник вспомнил, что читал в какой-то книжке, будто раньше коням разных богачей ковали подковы из серебра. А вот делал ли кто-нибудь их из золота? Нет, наверно. Золото, оно ведь мягкое. А может, кто-нибудь и делал золотые подковы. Не для лошадей, а просто так. Говорят, подкова приносит счастье.
Интересно, почему так говорят?
Шлепая босыми ногами, одной сухой и одной мокрой, Тоник подошел к двери и спросил об этом у мамы. Но мама ответила, что никакие подковы не помогут ему, если он немедленно не вытрет лужу и не вымоет ноги.
— Ладно, — сказал Тоник.
И снова задумался.
Он решил попробовать добыть себе счастье. Конечно, сказкам Тоник не верил. Но попробовать-то можно. Ведь и счастья никакого особенного ему не надо. Лишь бы найти номер от самоката.
Тоник прихватил фонарик и незаметно выбрался на улицу. Небо уже совсем потемнело. Луна поднялась выше, стала желтой и плоской. Под ее светом слабо поблескивали тополиные листья.
Тоник подошел к соседскому забору, задвинул ногами прохладные лопухи и включил фонарик. Подкову он увидел сразу. Даже удивительно, что недавно ее не могли найти пять человек.
Утром Тоник прибил подкову к передней доске самоката, где раньше была желтая железная табличка с номером. Получилось неплохо. Будто подкова — что-то вроде аппарата для поисков, который должен сам навести на след.
Потом Тоник отправился искать номер. Он объехал все места, где был накануне, исследовал заросшие травой канавы. Расспрашивал ребят. Но подкова не принесла удачи.
Когда искать уже надоело, Тоник встретил Римку.
— Целый час за тобой охочусь, — не глядя на Тоника, сказала Римка. — Пойдем. Лилька тебе хочет сказать… В общем, что-то важное. Пойдем.
Лилькой звали девчонку, которая жила в угловом доме. Она давно приехала не то к тетке, не то к бабушке в гости. С ребятами Лилька редко играла. Все больше сидела на лавочке у своих ворот и смотрела издалека, как Тимкина и Генкина команды дуются в лапту или катают палками по мостовой деревянного «попа-гонялу». Может, боялась порвать свой широкий и пестрый, как спортивный парашют, сарафан, а может, еще не привыкла к новой компании.
— Амеба какая-то, а не человек, — говорил Тимка…
— Чего ей надо? — дернул плечом Тоник. — Некогда мне.
Римка хмуро промолчала. Потом тряхнула копной рыжих волос, взяла Тоника за руку и повела, как маленького.
Но Тоник уже не обратил на это внимания. Блестящая догадка озарила его. Конечно, Лилька знает, где потерянный номер!
Думая об этом, Тоник так и шагал: одной рукой тащил за собой самокат, а другую держал в Римкиной ладони.
— Вот, — хмуро сказала Римка. — Он пришел.
Лилька стояла у калитки. Она опустила голову и наматывала на палец длинный стебель облетевшего одуванчика.
— Ну, чего ты, — Тоник нетерпеливо громыхнул самокатом. — Говори, раз звала.
Лилька молчала.
— Ладно, — басовито сказала Римка. — Вообще-то я этого, конечно, не одобряю, но, в общем, это дело ее… Она в тебя влюбилась, вот.
Тонику показалось, что небо раскололось, и самый крупный осколок треснул его по голове.
— А номер? — глупо спросил он. Но было ясно, что номер здесь ни при чем.
— В общем, я пошла, — поспешно заявила Римка.
Растерянность Тоника переходила в возмущение. Кажется, над ним издевались.
— Хорошо, — зловеще процедил он. Круто развернул самокат и хотел помчаться за Римкой. Чтоб сказать ей…