Эльдар видел, как горят огнем безумной ревности голубые глаза, и решил принять сторону этого Отелло. Однако развелось же их, но мужская солидарность превыше всего! Теперь Гаврошенко захотел пожаловаться на свою судьбу. Этот мужик поймет его без лишних слов. Они в одной лодке: благополучие, материальная независимость, уверенность в себе, а женщина не понимает. Лишающая покоя загадочная женщина, любовь, разрывающая душу на части, смертельная любовь.
Они повторили заказ. И все стало на свои места. Эльдар не выдержал, пожаловался на непонимание со стороны Лады. Все логично: один жаловался на жену, другой — на любовницу. Можно назвать как угодно, но суть остается прежней — любимые женщины, которые не понимают своих мужчин. Едва прозвучало имя Лада, как Лев резко поставил на стол рюмку. С его лицом что-то произошло.
— Постой-ка! — Он смотрел на своего нового знакомого с нескрываемым удивлением.
— Что такое? — Гаврошу не нравилась его реакция. Может быть, он сказал что-то не то? Так нет же, он еще вообще ничего не сказал. Обмолвился, что сердце его разрывается от непонимания, душа рыдает и причиной тому белокурая красотка по имени Лада. Что это со Львом?
— А знаешь, дружище, — Лев положил руку ему на плечи. — Мы с тобой, по-моему, ближе друг другу, нежели это может показаться на первый взгляд.
— Ты что имеешь в виду? — Эльдар принялся искать Льва в бесконечной веренице тех, кто по тем или иным причинам обращался к нему. Среди его клиентов этого голубоглазого точно не было.
— На всякий случай я уточню.
— Слушай, не темни. — Эльдар прижал руку к сердцу. — Сегодня я не в состоянии разгадывать даже самые примитивные ребусы.
— Твою зазнобу зовут Ладой.
— Точно. — Эльдар кивнул и подлил в свою рюмку. Потом решил, что должен поухаживать за Львом, рюмка которого была пуста.
— Тогда скажи, есть ли у твоей Лады подруга Василиса? — Лев прикрыл рюмки ладонью. Хотел показать, что погодит. — Так есть подруга Вася?
— Вася? Есть, — буркнул Эльдар.
— А о Варваре Правдиной ты от Лады слышал?
— Конечно, — Гаврош сник. — Это у них такая троица святая. Дружба — всем ребятам пример.
— Твоя печаль зовется Ладой Шпак, а моя — Василисой Лузгиной. Я — Лев Лузгин, ревнивый муж, которого скоро кондратий хватит от мыслей. — Лев стукнул кулаком по барной стойке. Услужливый бармен тут же оказался рядом. — Извини, милейший. Я погорячился, больше не буду.
— Ну дела… — ошарашенно протянул Эльдар.
— Так что, как говорится, за знакомство! — Лузгин наполнил рюмку и поднял ее. — За нас!
— Лева, а такое бывает, да? — ошалело глядя на Лузгина, спросил Эльдар, сунув в рот кусочек лимона. Нужно остановиться. Если закусывать лимончиком — дело медленно и уверенно идет к перепою.
— Ты о нашем появлении здесь? О совпадениях?
— Нет, я об их крепкой дружбе, не меркнущей с годами. — Эльдар сделал неопределенный жест в сторону улицы. — Я об этой их гребаной дружбе. Думаешь, в этом нет показухи? Как насчет желания подсыпать нам перцу?
— Перцу? Нет, — твердо произнес Лев. — Хуже! Они хотят показать, что у них все по-настоящему, а у нас только из выгоды или под рюмку!
Эльдар находился уже в том чудесном состоянии, когда любая проблема проблемой не кажется. Еще одним признаком подступившего опьянения было то, что ему хотелось петь. Дома у него был отличный музыкальный центр, главным достоинством его Гаврошенко считал «караоке». Лада за весь год была у него раза три, но он успел ей продемонстрировать, как здорово ему поется. Правда, голубые глаза Лады смеялись, но она назвала его пение «очень милым». Если бы Эльдар знал Ладу получше, он бы понял, что это означало «хуже не придумаешь».
— У нас и под рюмку бывает, и с выгодой, — встрял Гаврош. — Тренькать языком от безделья мы не привыкли!
— Согласен! — Лев протянул руку, Эльдар крепко пожал ее. — Выпьем за настоящую дружбу, которая может быть только у мужчин!
— За нас!
Опустевшие рюмки оказались на стойке бара. Лев приобнял Эльдара за плечи и доверительно прошептал:
— Даже слово «дружба» совершенно ошибочно женского рода.
— Перепишем грамматику? — мгновенно отреагировал Эльдар.
— Ну, нам и без этого есть чем заняться, — отмахнулся Лузгин. — Просто мы для себя все уяснили.
— Абсолютно! — согласился Гаврошенко.
— Знаешь самую неприятную новость?
— Еще есть?
— Ага, — Лев покачал головой.
— И что такое?
— Я за рулем.
— Ни хрена себе! И о чем же ты думал? — Эльдар качнулся.
— А я не об этом думал, — махнул рукой Лузгин.
— Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, — рядом неожиданно оказался вездесущий бармен. — Я слышал ваш разговор, могу предложить вам услугу, которую оказывает наше заведение.
— Молодцы! — Лузгин был совершенно пьян. — Какая забота. Я понимаю, есть водитель, который доставит нас домой?
— Совершенно верно, — подтвердил бармен.
— Я доволен. И нужно повторить по маленькой. — Лузгин повернулся к Эльдару.
Гаврошенко отрицательно покачал головой. Он как раз дошел до нужной кондиции, потом уже будет плохо. Ему отчаянно захотелось петь. Затуманенный разум подсказывал Эльдару, что пора остановиться. Если он начнет петь — это будет нечто! Ему захотелось рассказать Лузгину о своем музыкальном центре, о «караоке». Гаврош часто пел, будучи абсолютно трезвым, в одиночку, пел долго, с наслаждением, пока не начинал хрипеть. Правда, иногда ему удавалось петь для зрителей. Ему, конечно, хотелось спеть для Лады. Однажды он все-таки проорал пару куплетов из песни своего любимого Криса Дебурга и получил за это поцелуй. Он не услышал от нее: «Какой ужас!» Ему было приятно, что любимая была столь деликатной.
— А теперь ты, Лад, спой! Что тебе поставить?
— Ничего не нужно, — отмахнулась Лада. — Я ни за что не буду петь.
— У тебя голоса нет?
— Все у меня есть: и слух, и голос, но петь не стану! — буркнула Лада.
— Почему?
— Потому.
— Лада, давай подурачимся…
Они тогда чуть было не поссорились. Не то чтобы поссорились, но уже заговорили на повышенных тонах, дрожащими от негодования голосами. Повод-то был смешной, а страсти разгорелись нешуточные. С тех пор Эльдар больше не просил Ладу спеть. Даже редко приглашал ее на танец, когда они по воле обстоятельств оказывались на вечеринке. Эльдару приходилось улыбаться и делать вид, что он вовсе не против, когда Ладу приглашали другие. Но она отказывала всем. Она удивлялась, почему он не приглашает ее сам? Почему разрешает танцевать с другими? Эта женщина — загадка. Может быть, именно поэтому чувство его не угасает? Может быть… Эльдар закрыл глаза, представляя, каким переливчатым, звенящим, трогающим душу должен быть голос Лады. Она только заговорит, а у него уже мурашки бегут по телу и слабость в коленках. Что же будет, если она споет для него, станцует для него? То была несбыточная мечта. Лучшее признание в любви! Он бы уверовал, что он — господин ее, а она — его госпожа. Она — дама его сердца. Мысли унесли Эльдара далеко, за пределы кафе, где бармен суетливо обслуживал новых клиентов. Гаврошу было хорошо, весело, как когда-то в детстве.
Как на грех, бармен поставил в видик кассету с текстами. Они призывно подмигивали в кадре, и микрофон лежал близко, прямо на барной стойке. Одна из раскрасневшихся и, по-видимому, абсолютно без комплексов дамочка уже завывала вместе с Шаньей Твейн, бессовестно коверкая английские слова, излучая просто неуемную энергию.
— Ого! — Лузгин зааплодировал, заказал бутылку шампанского, которую послал распаренной бабе. Она послала ему воздушный поцелуй. — Браво! Брависсимо!
— Лева, не галди, — поморщился Эльдар. Дама села за столик с двумя мрачноватого вида типами. Он позабыл, что собирался поорать песни. — Нам неприятности не нужны.
Но Лузгин его не слушал, он поднялся, чтобы поставить еще одну бутылку на столик «певице».
— А шампанское мы выпьем сами! — усаживая Леву на стул, прорычал Гаврош.
— Ты жадный, да? — удивился Лузгин.
— Я осторожный и не хочу, чтобы мне подбили еще один глаз.
— Почему тебе должны его подбить?
— Потому что, когда тебя начнут мутузить, я буду вынужден тебе помогать, а там… Все бывает.
— Почему еще один? — не унимался Лузгин. Кажется, он только теперь заметил, что его собеседник в темных очках. — Что это за маскировка?
— Вот что! — Эльдар сорвал очки и по изменившемуся выражению Левиного лица понял, что за прошедшие дни особых изменений с его внешностью не произошло.
— За дело? — участливо спросил Лузгин.
— Да.
— Точно?
— Точно.
— Может, нужно еще раз объяснить? — распалился Лев. — Кто посмел?!
— Я защищал честь своей женщины! — с достоинством ответил Эльдар, надеясь, что таким образом ставит жирную точку в расспросах. Ему не хотелось распространяться о той вечеринке, о своей нелепой слежке, смертельной ненависти. Он снял очки, положил на стол. Очки, пустая рюмка, окурок — довольно интересная картина, знаковая.
— Ты настоящий мужик! — Лузгин хлопнул Гаврошенко по плечу. — Твоя Лада должна тобой гордиться!
— Если бы они умели ценить нас, — вздохнул Эльдар. — Если бы они только были благодарными! Мы ведь все время ждем похвалы, а когда ее нет, становится хреново.
— Точно, такая хрень начинается… — Лузгин уронил голову на руки. Он закрыл глаза и тут же открыл их. Виновато глядя на Эльдара, объявил: — А я, знаешь, набрался.
— Бывает.
— Домой бы надо, а не хочется.
— Волноваться ведь будет, — Эльдар имел в виду Васю. Лада всегда так переживала ее неурядицы, ради Васи отказывалась от свиданий с ним.
Так он — муж лучшей подруги, оставляющий жену на время длительных командировок и не находящий с ней общего языка. Гаврош испытывал к Лузгину симпатию. Одно «но» — он давно знает Ладу. Эльдар попытался проглотить ревность. Леву и Ладу ничего не связывает. Он идиот — готов приписать своей блондинке романы со всеми мужиками. Патологическая ревность. А Лузгин ему нравится. Пожалуй, было бы здорово подружиться, но Эльдар не напрашивается в друзья.