Сумбур в мыслях не удивляет меня. Я легко перескакиваю от неизбежности расставания с Бродской на внутреннюю свободу Правдиной. Я испытываю зависть, ревность, раздражение. Я устраиваюсь на водительском сиденье, достаю из сумочки косметичку. Подкрасить губы? Подправить брови? Летом я не пользуюсь тональным кремом, закрасить бы темные круги под глазами. Закрываю косметичку, так и не воспользовавшись ее содержимым.
Кажется, Варька права: мне уже хочется позвонить ей и спросить, что такое творится со мной? Откуда паника? Зачем я издеваюсь над собой, вместо того чтобы наслаждаться жизнью? Я ведь умею наслаждаться как никто другой. Я родилась для того, чтобы получать удовольствие от своей жизни.
— Все, Ладуся! — Я вытягиваю шею, чтобы получше разглядеть себя в зеркальце заднего вида. — Пурга отменяется. Едем на встречу!
Улыбнувшись своему отражению, решительно завожу мотор. На часах начало шестого. Я не хочу опоздать. Я вежлива, как король. (Не беру во внимание случай с Мироном, когда я непростительно опоздала на встречу с редактором, но то была не я, то было не со мной.) Васю я этим измучила, а Варя воспринимает мою пунктуальность спокойно. Она не видит в ней ничего особенного. На то она и Правдина, не придает значения всему, что обычные люди возводят в ранг добродетели.
Я паркую машину возле модельного агентства «Алекс». Взглянув на часы, убеждаюсь, что до половины шестого три минуты. Что-то беспокоит меня, когда я преодолеваю несколько десятков метров. Считанные секунды отделяют меня от встречи с директором. Я уже ругаю себя за то, что согласилась на эту встречу. Зря потраченное время — что может быть хуже? Какое мне дело до того, что какому-то мужику понравились мои фотографии? Захотелось лично услышать слова восхищения? Только что из этого?
Ругая себя, иду, гордо откинув голову. Милая женщина неопределенного возраста интересуется, к кому я.
— К директору. Мы договаривались на половину шестого, — едва сдерживая раздражение, бросаю я.
Понимаю, эта улыбающаяся женщина просто выполняет свою работу, но мне крайне неприятно разговаривать с ней о цели своего визита. Чего доброго, она спросит и об этом. Раздражение переполняет меня. Еще мгновение, и я ей…
— Ты как всегда пунктуальна, Лада…
Говоривший стоит вне поля моего зрения, где-то справа. Но, разрази меня гром, если я смогла сразу повернуть голову. Я чувствую, как на меня наваливается что-то невероятна тяжелое. Я задыхаюсь, машинально прижимаю руку к груди. Сердце выскакивает из груди. Голова кружится, как бы не упасть прямо здесь, у двери этого чертова агентства. Вот так сюрприз! Не знаю, как я устояла на ногах. Секунды показались вечностью. Я собираю все свое мужество, все силы. Поворачиваюсь — рядом со мной Шурик.
— Привет! — улыбается он, я чувствую, что губы мои словно склеены самым прочным в мире скотчем. По-видимому, актриса я плохая, потому что на лице Шурика появляется беспокойство. — Ты что, Ладуся?
То, как он обратился ко мне, повергает в остолбенение. Мое отчаяние несовместимо с жизнью. Мне плохо! Мне страшно! Никогда не думала, что вновь встречу этого мужчину. Я вспоминала о нем, никогда его не забывала, но воспоминания носили характер романтически-печальный. Обычное дело, когда речь идет о первой любви. Я была влюблена в него без памяти. Теперь, когда Шурик вот так неожиданно вынырнул из прошлого и оказался в моем не самом безоблачном настоящем, я вдруг почувствовала себя той наивной, неопытной девчонкой, которой он давал уроки жизни и любви. Господи ты боже мой! Сохрани меня и помилуй! Спаси меня от лукавого…
— Не ожидала увидеть тебя, — наконец выдавила я, нещадно теребя ремешок сумки.
— Пойдем в кабинет. — В его голосе, как и много лет назад, привычные приказные нотки. И тут я смогла улыбнуться и очень обрадовалась, что мое лицо снова подчиняется мне. Шурик берет меня за руку, и мы шагаем по светлому коридору с потолком, усеянным голубыми лампочками. Кажется, надо мной ночное небо. Бесчисленные звездочки мигают, освещая путь, а впереди — остановка, где меня ждет еще одно приключение, еще одно испытание. А вот и кабинет, учтиво распахнутая дверь.
— Присаживайся. — Шурик — сама деликатность. Он помогает мне устроиться в кресле.
Я говорю себе, что пора перестать дергаться, паниковать. В конце концов, не произошло ничего такого, из-за чего нужно вот так нервничать. Чего доброго, Шурик решит, что я превратилась в закомплексованную истеричку. Осматриваясь, прихожу к выводу, что кабинет директора агентства оформлял очень хороший дизайнер. Ничего броского, все практично, но вместе с тем возникает ощущение непоказной роскоши. Вспоминаю кабинет Миронова: здесь вкус, там — кич. Кабинету Евгения далеко до той роскошной простоты, которой окружил себя Шурик.
— И у тебя не было никаких предчувствий? — Шурик усаживается в кресло напротив.
— Нет. — Я смотрю на него, постепенно успокаиваюсь.
Шурик не изменился. Нет, не так. Едва заметная седина делает его еще красивее, привлекательнее, сексуальнее. Он буквально излучает сексуальность, осознает это и невероятно гордится собой. Он принадлежит к тому типу мужчин, которых прожитые годы красят. Еще одна несправедливость: почему жизнь так благосклонна к ним? За что такие привилегии? А нам, женщинам, приходится идти на столько ухищрений, чтобы оставаться привлекательными. Мы столько времени тратим на то, чтобы сохранить красоту, отодвинуть пору увядания, продлить молодость. Сидит напротив мужчина, уверенный, обаятельный. Он — сам по себе ловушка, попав в которую не выбраться, противостоять ему невероятно тяжело. Я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. Я возбуждена, встревожена, понимаю, что не должна снова подпасть под власть его обаяния. Шурик старается обаять меня, признаюсь, не знаю, для чего ему это нужно. В его карих глазах пляшут веселые чертики.
Память возвращает меня в тот вечер, когда я поднималась по ступенькам грязного обшарпанного дома, в холостяцкую квартиру Шурика. Мне не было двадцати. Невинность, которой, по слухам, я давно лишилась, все еще была при мне. Моим книжным приключениям, захватывающим романам, которые я переживала вместе с героями, вот-вот наступит конец, я ступаю на территорию страстей реальных. Я шла, зная, что мне предстоит взрослое, отчаянно манящее наслаждение. Я была уверена, что мне не придется раскаиваться в своем поступке.
Все именно так и случилось, только я очень быстро переросла те отношения, которые устраивали моего первого мужчину, мою первую любовь. Алые розы, страстные свидания, ревность, злость, примирения, последняя встреча в «Париже». В память о Шурике с тех пор я назначаю встречи только там. Здесь мы с девчонками собираемся, когда хочется пообщаться по душам. Воспоминания настраивают меня на романтический лад, а Вася с Варей, кажется, ничего не имеют против. Очередной ритуал, уходящий корнями в прошлое, где были я и моя первая любовь. Он оказался хорошим учителем, я — способной ученицей, чтобы довольствоваться малым. Уже тогда мне было нужно все. Как и сегодня. Может быть, поэтому я так долго ищу, так долго сомневаюсь, так часто ошибаюсь? Я не теряю надежды. Ведь правда?
Я довольно бесцеремонно разглядываю Шурика. Мы оба молчим. Спохватившись, понимаю, что пауза затянулась. На меня смотрят карие смеющиеся глаза. Когда-то они вызывали во мне целую бурю страстей.
— Ты извини, — Шурик говорит неожиданно тихо и ласково, — я не должен был просить Викентия… Одним словом, я увидел эти фотографии и потерял голову.
Он отводит взгляд, откидывается на спинку кресла, закрывая глаза. Я вижу, ему нелегко вести обычный вежливый разговор. Я чувствую, что страсть сжигает его изнутри. Кажется, он сожалеет, что затеял эту встречу с прошлым. Мне срочно нужно разрядить обстановку. У нас должны сохраниться добрые воспоминания о том, как спустя столько лет судьба снова свела нас вместе. Для чего? Кабы знать…
— Да-а уж, — осматриваюсь я. На стенах кабинета множество фотографий. На меня смотрят красивые женщины, роскошные женщины. — Значит, ты теперь директор агентства?
— Значит, так.
— Ты уезжал из города?
— Меня не было здесь четыре года. Потом я вернулся и создал агентство, которое носит мое имя.
— Алекс? Ну, конечно, — улыбаюсь я.
— У меня «Алекс», у тебя «Феникс». Ты нашла очень точное название для своего салона, — смеется Шурик.
— Что еще ты обо мне знаешь?
— Не так много. Только то, что удавалось услышать случайно. Я не наводил справок. Хотя ты ведь вся на виду, можно было не напрягаться.
— Так уж и вся! — нервно смеюсь я.
— Я знаю то, что знаю, — ответ уклончивый.
Снова неловкая пауза. Мой взгляд случайно остановился на массивном золотом кресте на груди Шурика. Белоснежная рубашка расстегнута. Я впиваюсь глазами в волосатую грудь, к которой много раз прижималась щекой. Как будто заново переживаю ощущение, которое охватывало меня в такие мгновения. Я впитывала в себя всю дикость, необузданность, страстность мужчины, который дарил мне незабываемое наслаждение. Все тогда было неизведанным, манящим, а сам он казался всезнающим, уверенным, невероятным.
Интересно, знает он о том, что я уже три раза была замужем? Этот вопрос заставляет меня занервничать. Пусть не думает, что у меня все не складывается потому, что всех своих мужчин я сравниваю с ним… Они были лучше… Они были во много раз лучше, просто так сложилось.
— Давай выпьем кофе? Или чаю? — спохватившись, предлагает Шура.
— Кофе, чай. Чай, кофе — привычный выбор, — произношу я. Все это уже было. Ну конечно, было. Шура понимает, что это не нужно.
— Хорошо, обойдемся, — нехотя улыбается он.
— Ты женат? — неожиданно для самой себя спрашиваю я.
— Ладуся, девочка, ты что? — Он хохочет, будто я только что рассказала смешной анекдот. Наверное, он не замечает, что обращается ко мне так, как делал это много лет назад. — Если мужчина не женился до сорока, то после… Шансов нет.
— У кого?
— У претенденток, разумеется, — пожал плечами Шура.