Когда они уже начнут обсуждать свои коварные планы?
А может. Этот арктический конфликт и есть то, ради чего они все здесь собрались? Только непонятно, кто на чьей стороне. И как это выяснить?
– Ну, насчет того, что наши любимые партнеры спят и видят, чтоб нашими недрами поживиться, согласен. Вспомните, прошлой весной князь Монако на полюс катался. Как его там, Альбертик, что ли? Да не просто так, на собачьих упряжках!
– Не Альбертик, а Альбер. И у того совсем другие претензии были. Дипломатические отношения с Россией установить хотел, вот и прогнулся перед папой.
– А у нас что, с ними ничего не было?
– Связь была, отношений – нет.
– Как это?
– Да так. Когда ты девку на ночь снимаешь, у тебя с ней что? Связь. А отношения у тебя с женой. Так же и с Монако. Наши там днюют и ночуют, вилл напокупали, яхты держат, апартаменты снимают, деньги просаживают, не меньше, чем в Куршевеле, а официально мы друг другу никто. Ну, Альбер и решил, что пора нашим государствам поближе в контакт войти.
– А оно нам надо? Где та Монака, без лупы не разглядишь!
– Не скажи. Раз туда наши деньги пошли, должна быть какая-то защита, а значит, дипломатические отношения. В Монако весь бомонд собирается, а мы – на правах бедных родственников. А Альбер, думаю, тоже обеспокоился: русские-то удержу не знают! Полная экспансия! Вот и решил подстраховаться.
– Оригинальный способ! Скатался, значит, на собаках на наш полюс, на весь мир прославился, он же вроде первый из глав государств там побывал? Вот и повод для дипломатии.
– Да ладно тебе, скатался! Скатали! Чилингаров всю подготовку курировал, а Димка Шпаро, путешественник наш знаменитый, штаб экспедиции возглавлял.
– Не забудь, что доставкой грузов и ледовой разведкой ФСБ занималось.
– Ясное дело, разведка – их хлеб. Проничев, кстати, наш главный погранец, личный кореш князя.
– Хорошо ребята работают.
– А то!
– Да бросьте вы, – снова встрял Боков. – Альбер II просто знатный пиарщик! Прадед его, Альбер I, несколько экспедиций в Арктику организовал, но до полюса дойти не сумел, вот внучек и решил в честь памяти деда.
– Это когда было?
– Кажется, в конце девятнадцатого века или начале двадцатого, лет сто назад.
– А, ну ясно тогда, почему дедуля полюс не покорил. ФСБ-то еще не существовало! Помочь некому было.
– И чего этот князек на полюсе делал?
– Флаги установил. Свой, монакский, и олимпийский.
– Типа, тоже территорию застолбил?
– Размечтался! Чисто символически. Чтобы привлечь внимание общественности к проблеме глобального потепления на планете. Теперь вроде хочет на Южный полюс скататься.
– А там он с кем дипломатические отношения заключать будет? С пингвинами?
За душку Альбера мне почему-то стало обидно. Хоть и не довелось мне с ним лично познакомиться, но все-таки не совсем чужой человек! К тому же до сих пор так и не женился. И я тоже не замужем. Хотя моя судьба предрешена: Боков, Голливуд, «Оскар».
– Кстати, девица эта, журналистка, Даша, ну, которая тут сегодня секс-шоу с Рыковым устроила, с Альбером лично знакома. Чуть замуж за него не выскочила, – хохотнул Боков.
Обо мне! – замерла я. Антон говорит обо мне! Но почему так неуважительно? Да, я намекнула о своем несостоявшемся браке с князем Монако, но ведь не уполномочивала трезвонить об этом на весь свет! Может, он таким образом мной похвастаться хочет? Типа, вот какая у меня невеста, князю отказала, а мне – нет.
– Тоха, так мы все не поняли, у тебя с ней что? Лямур?
– Какой лямур, господа! – Боков скептически рассмеялся. – Вы же знаете, я не по этим делам! Просто она должна меня на одного человечка вывести, который тут классно замаскировался.
– Опер, что ли?
– Художник. Вы же знаете, я коллекционер. Вам сказать могу, вы больше по нефти и газу, а в живописи – как свиньи в апельсинах!
– Тоха, ты ври, да не завирайся! У меня Тулуз этот.
– Лотрек.
– Ну, Лотрек дома висит. И Коровин имеется. И Репин вроде, жена этим командует, я не в курсах.
– А у меня Шагала работа есть. И Айвазовский.
– Ну! – расхохотался Боков – Сдаюсь! Беру свои слова взад! Я среди таких знатоков – просто щегол беспорточный!
– Вот именно. Базар фильтровать надо. Так кто у нас тут художник?
– Да вы не знаете. Современный, нераскрученный еще. Вот хочу его в люди вывести.
– Ну, когда выведешь, свистни. Может, чего и прикупим.
– Заметано.
– Так девка эта тоже по художникам, что ли? А по заднице не скажешь. Ухоженная такая, гладенькая. Я бы пощекотал.
– Да и грудь ничего. И, видно, без комплексов. Как она тут голышом Димона на части рвала! Позвал бы ее к нам. Чего такой красотуле одной киснуть? Может, она нам еще раз стриптиз покажет? А потом, может, чего как. Мужики, вы не против?
Последний слова накрыл одобрительный гогот, из которого стало ясно, что противников групповых сексуальных утех в данной компании не наблюдается.
– Не, орлы, вы уж давайте сами! – весело ответил мой рыцарь. – Она – девчонка с норовом, к тому же, кажется, на меня запала!
– На тебя?! – Компания снова принялась счастливо гоготать. – Так ты ей не признался?
– Зачем малышку огорчать? – Боков радовался совершенно в унисон этим жеребцам. – Сначала пусть миссию свою выполнит, а уж потом.
– Жестокий ты, Антоша! Ну, когда она в истерике биться будет, свистни, мы ее хором утешим. Говоришь, тусовочная девочка? Умелая, значит? Скольких зараз обслужить сможет?
Слушать дальше эту мерзость я не смогла. Мне стало жарко и зябко одновременно. Жарко от дикого стыда, а холодно безумно – от горького разочарования. В ушах появился горячий гул, словно в мою несчастную черепушку плеснули крутого кипятка, звуки исчезли вместе с ответом Антона. Я дернулась, неловко задела затекшим коленом торчащую в двери кроссовку, ботинок выскочил из щели, дверь неслышно закрылась, и вовсе отрубив меня от толстобрюхих вельможных пошляков.
Ладно, эти перекормленные импотенты, с них и взять-то нечего, но Антон! Значит, я ему нужна была для единственного: найти Чурилина? Чтобы сторговать у бедного Павлика по дешевке новые работы? Пока никто не опередил. А в чем же, интересно, он мне не признался? Женат? Но ведь Ильдар точно сказал – свободен. Тогда – в чем? В том, что он заодно с заговорщиками и продался Америке?
За протекцию в Голливуде? Или что-то другое, еще хуже, о чем я и догадаться не могу? А может. У него есть невеста? Какая-нибудь уродливая дочка папы-олигарха? Скорее всего. И скорее всего, американка. Не мог же он сам пробиться в этот Голливуд! Все знают, что это просто невозможно! Вот вам и разгадка его успеха.
Но куда деть его нежные взгляды, смущенные слова, страстное дыхание? Нет, влюбился-то он в меня по-настоящему. А как еще-то влюбиться можно? Никакой ошибки быть не может. Уж с моим-то опытом и интуицией не отличить истинные чувства от суррогата.
Выходит, влюбиться – влюбился, но связан по рукам и ногам честным словом. Как Никита Михалков в «Бесприданнице». Любил-любил Гузееву, обесчестил, кстати, тоже на корабле! Вот совпадение! А женился на другой. А ее, беднягу, Мягков и пристрелил. Тоже от великой любви.
Извините, мне такой конец не нужен! Надеюсь, у Павлика среди мольбертов и красок пистолет не припрятан? Уж больно все сходится!
Эх, Антоша, Антоша.
Поэтому и вел себя так сдержанно. И к сексу не склонял. Порядочность не позволила. Но и сдержать своих чувств не смог. Вон куда от людей увез! На самый полюс! Не знал ведь, что тут эти монстры ошиваются. Нет, нельзя так искренне сыграть нежность и заботливость. И влюбленность. А Чурилин, конечно, всего лишь предлог. Надо же было как-то объяснить свое появление со мной этим придуркам. Чтоб не заподозрили и не настучали американскому дядюшке.
Понятно, в этом случае он и защитить-то меня не мог!
И что теперь делать? Продолжать себя вести как ни в чем не бывало? Нет. Не пойдет. Я должна зацепить его как-то еще. Чтоб он и думать забыл о своей страшной невесте! Чтоб уяснил, что счастье случается раз в жизни и разбрасываться им нельзя. А его счастье – это я.
Но я сегодня предстала перед ним в такой двусмысленной ситуации.
Понятно, он не поверил Рыкову. Дурак он, что ли? Поэтому я должна изобразить из себя оскорбленную невинность. Причем дважды оскорбленную. Первый раз – Рыковым, второй раз – Боковым. Его невниманием и недоверием.
А может, не оскорбляться? А наоборот, сделать вид, что все произошедшее для меня страшная моральная травма и отныне я считаю себя недостойной Антона Бокова? И неважно, виновата я или нет. Мое воспитание, моя честь не позволяют мне после такого позора находиться рядом с любимым.
Да, так и скажу: мой позор – это мой позор. Прощай, Антоша, я тебя недостойна.
Как он в этой ситуации поступит?
Да почувствует себя последним подлецом! А если я еще немножко порыдаю, с ломанием пальцев и подергиванием век. То есть невинная чистая девочка, поруганная развратником, настолько убита произошедшим, что не может смотреть людям в глаза и готова с горя выброситься с ледокола прямо под километровый лед, чтоб навсегда смыть позор черной водой Ледовитого океана, оставшись в его бездне навеки.
Можно еще сказать, что я решила уйти в монастырь. Чтобы смирить собственную плоть, которая, по воле природы, возбуждает всех и каждого. Разве я в этом виновата? Истинная красота потому всегда и несчастна, что слишком много охотников ею воспользоваться.
Ладно, слова найдутся. Сейчас главное – постараться как можно дольше не попадаться Бокову на глаза. Пусть подергается: где я да что со мной? Ни на стуки в дверь, ни на голос отзываться не стану. Запрусь, заложу в уши беруши, хорошо, с самолета прихватить догадалась, высплюсь как следует, а завтра с ранья поищу Павлика. А Боков пусть ищет меня. И мучается своей глупостью.
Так я и поступила, предварительно зарулив в бар и быстренько выпив сто граммов коньяку. Для моего организма сей напиток – лучшее снотворное. Пяти капель достаточно, чтоб я начала зевать, но для верности, вдруг нехватка кислорода как-нибудь воспрепятствует, я усугубила.