«Будь он проклят, Тритон, за что, что он сотворил со своей сестрой! Провались он в Аид за его преступления! Будь он проклят за то, что из-за него Урсула забыла, кто она есть на самом деле. И. за то, что она превратилась в мерзкую тварь, созданную его собственными руками!»
Как же трудно ей было сдерживаться, чтобы не навести на Тритона какую-нибудь самую страшную порчу! Ей нестерпимо хотелось рассказать ему, что, когда она коснулась ожерелья Урсулы, ей стало известно все, что та испытала – все причины ее неистовой ярости, горя и боли. Цирцея своими ушами услышала каждое подлое слово, своими глазами увидела каждое гнусное, полное ненависти унижение, которые Урсуле приходилось терпеть от Тритона. У Цирцеи от них едва не разорвалось сердце – и наверняка то же самое случилось и с Урсулой. Возможно, в один прекрасный день Цирцея вернет Тритону каждое его мерзкое слово. Но не сейчас... Сейчас она этого делать не станет – слишком горяча ненависть в ее душе, слишком остра ее боль.
Пришедшее следом озарение повергло Цирцею в еще большую печаль: именно семья способна причинить самые сильные страдания: разбить тебе сердце, стереть его в порошок. Только самые родные, самые близкие могут так больно ударить, сломить твой дух и бросить тебя одну в тернистых дебрях отчаяния. Никто не подберется к тебе так близко и не уничтожит тебя так безжалостно, как семья, – ни любовник, ни лучший друг. Семья сумеет подмять тебя, подчинить тебя своей власти.
Слишком хорошо Цирцея знала, каково это – когда семья разбивает тебе сердце. У нее ведь и у самой были беспокойные сестры – три сестрички, способные в приступе гнева разнести все вокруг. Но сестры обожали свою младшенькую – даже слишком. Насчет их любви она могла не беспокоиться, зная, что та никуда не денется, чтобы с ними ни приключилось. А теперь ее сестры оказались в ловушке беспробудного сна, и все потому, что она бросила их и позволила морской ведьме обвести себя вокруг пальца! Да еще по такой глупой, глупой причине: она, видите ли, рассердилась, что они любят ее слишком сильно. Так сильно, что, не задумываясь, стерли бы с лица земли любого, кто мог бы ей угрожать, и вообще сделали бы что угодно, чтобы защитить ее.
А она – чем она им отплатила? Обрекла их следить за Чудовищем. Накричала на них за то, что они подвергли опасности жизнь Тьюлип. Да, на их совести немало смертей, как немало и других преступлений – наверняка есть такие, о которых Цирцея даже не знала. Но все это теперь не имело никакого значения. Теперь сестры лежали, безвольные и сломленные, неотличимые от мертвых, под стеклянным куполом в замке Морнингстар. Лежали с широко открытыми глазами. Сколько бы Цирцея ни пыталась, опустить им веки она так и не смогла. Успели они хотя бы понять, что с ними случилось? Помнят ли они, как боролись с заклятием Урсулы, чтобы спасти свою младшую сестренку? Или как сражались со своими собственными чарами, которые им удалось разбить, только собрав воедино все силы – настолько сильна была их ненависть? Цирцее казалось, что даже сейчас спящих сестер мучает страх. Она видела его в их открытых, уставленных в никуда незрячих глазах. Никаким волшебством ей не удавалось сделать так, чтобы они выглядели спокойными и безмятежными. Цирцея догадывалась, что сон сестер полон мучений, что там, в той неведомой стране, где витают сейчас их души, их сурово наказывают, заставляя расплачиваться за каждый сотворенный ими злой поступок. И за их роль в кончине Урсулы тоже. Иногда Цирцея задавалась вопросом – видят ли сестры, как распыленные останки Урсулы окрасили купол над их головами, как клубится над замком густой зловонный черный дым, как ненависть Урсулы покрыла собой все королевство? Может, Цирцея только длит их страдания, отказываясь очистить королевство? Что ж, видимо, настала пора приняться за дело и избавить замок от останков Урсулы. Вот только как это сделать? Куда их отправить? Как вообще полагается хоронить ведьму такого масштаба, как Урсула? Какими словами проводить ее в последний путь? От всех этих вопросов голова Цирцеи шла кругом.
Как почтить память ведьмы, предавшей тебя?
– Мы дадим ей последнее упокоение, – мягко сказала Нянюшка, обнимая Цирцею за плечи. – И землю нашу очистим. Пойдем, милая моя. Я тебе помогу.
Глава 3Великая морская королева
Ведьмы собрались почтить память морской ведьмы у подножия Маяка Богов, величественно сияющего под ярким солнцем. Вниз, в воду, сыпались розовые, пурпурные и золотистые цветы. Великую и ужасную королеву провожали в последний путь в скорбном молчании. Нянюшка поместила собранные останки Урсулы в лодку из тонкой золотистой соломы, украшенной самыми красивыми морскими ракушками и искрящимся белым песком. Легкое суденышко играло в солнечных лучах яркими бликами и красиво отражалось в воде, тронутой легкой рябью. Золото соломы, бирюза моря, яркие лепестки цветов – все это было так красиво, так... правильно. Цирцея бережно подтолкнула лодку, и волны легко подхватили ее, относя все дальше от берега.
– Прощай, великая, – тихо сказала она.
Цирцея преисполнилась благодарности Нянюшке, которая собрала и соединила останки Урсулы, чтобы дать всем возможность похоронить ее как полагается, отдать последнюю дань уважения королеве моря. Цирцея понимала, что, если бы Тритон позволил Урсуле занять положенное ей по праву место правительницы рядом с ним, она и сейчас была бы жива. И от этого Цирцее было особенно больно.
Она крепко сжала руку Нянюшки, пока остальные прощались с покойной. В груди у нее саднило от горя, но она была благодарна судьбе, что у нее еще остались Нянюшка, принцесса Тьюлип и принц Попинджей. Все они стояли рядом, скорбные и задумчивые, осознавая величие потери. И никто, кроме Цирцеи, не обратил внимания, что Попинджей взял маленькую ручку Тьюлип в свою ладонь и легонько пожал ее, словно напоминая Тьюлип, что он здесь ради нее и что она нуждается в нем. Цирцея улыбнулась про себя: она-то прекрасно знала, что красавица принцесса запросто справится с любыми трудностями и без помощи Попинджея. И все же Цирцее было радостно видеть его рядом с Тьюлип.
Тритон, конечно, не явился. Ему дали знать, что его присутствие нежелательно, но Цирцея не без удивления обнаружила, что кое-кто из подданных морского короля все же пришел отдать дань уважения мертвой ведьме. Интересно, задумалась Цирцея, может. Тритон объявил своему народу, что гибель ведьмы случилась при его прямом соучастии, и теперь некоторые русалки искренне горюют по Урсуле? Может, услышав ее историю, кто-то даже пожалел ее или хотя бы понял ее мотивы? А может, они явились лишь для того, чтобы собственными глазами убедиться, что морская ведьма больше не представляет для них опасности? Тут Цирцея ничего не знала наверняка.
Одна из русалок, которую им случалось видеть при дворе Тритона, подплыла к Цирцее и Нянюшке. Настоящая красотка, с маленькой остроконечной короной из тонкого коралла и по-русалочьи мелодичным, чуть звенящим голосом.
– Приветствую вас, меня зовут Аттина, – представилась русалочка. – Я старшая дочь Тритона. Он прислал меня сюда проследить, чтобы его сестре воздали должные погребальные почести. – Она посмотрела на ведьм, ответивших ей безучастными взглядами, и спокойно продолжила: – Надеюсь, вы не возражаете, что мы с сестрами прибыли сюда.
Нянюшка оглядела стайку русалок. Все они смотрели в их сторону, и личики у них были встревоженные.
– Если вы здесь для того, чтобы почтить ее память, моя милая, то мы рады вас видеть.
Цирцея посматривала на Аттину с подозрением:
– Признаюсь, я удивлена, что вы здесь. После того как Урсула обошлась с вашей младшей сестрой...
Аттина улыбнулась, но глаза ее остались печальными:
– А я удивлена, что вы оказываете ей такой почет после того, как она едва вас не погубила.
Цирцея чувствовала, что в душе молодой русалки царит разлад. Что ж, противоречие очевидно: с одной стороны, преданность младшей сестре, Ариэль, а с другой – обязательства перед усопшей, о которой она даже не знала, что та приходится ей родной теткой.
– Я здесь ради моего отца. И ради Урсулы – той, какой она могла стать, если бы мой отец не уничтожил все лучшее, что в ней было, – прибавила Аттина.
Ее ответ Цирцею полностью устроил:
– В таком случае добро пожаловать, Аттина. Передай своему отцу, что мы похоронили Урсулу как королеву. Она заслужила это право и навсегда останется для нас той, кем и была – королевой моря.
Русалка поплыла обратно к своим сестрам. Они вместе смотрели, как эскорт из кораблей торжественно сопроводил соломенную лодочку дальше в море. Отлив подхватил золотистое суденышко, солома рассыпалась под натиском волн, и останки оказались преданы морю – теперь уже навечно. Цирцея глубоко, с чувством вздохнула. Наконец-то ее старая подруга упокоилась с миром.
Цирцею охватила безмятежность. Она чувствовала, что переживает одно из тех редкостных мгновений, когда все кажется прекрасным – даже саднящая боль в сердце. И больше всего на свете ей сейчас хотелось бы, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше. Но насладиться им она не успела. Рядом негромко охнула Нянюшка, и прекрасное настоящее мигом отошло в прошлое. Вдали, у горизонта, на глазах у встревоженных ведьм разрасталась, наступая все ближе, какая-то темная громада. Она была похожа на лес – живой лес, опутанный шипастыми плетями, которые все подползали, извиваясь и цепляясь за все подряд, к скалистым утесам у подножия замка. А вместе с ним на королевство наползала жуткая, леденящая душу темнота, в которой таилось нечто ужасное. Вверху, над этим сгустком мрака, среди зловещих клубящихся облаков, пронизанных вспышками зеленых молний, настоящим воплощением зла кружили вороны – подручные Малефисенты.
Чуткая магия Цирцеи сразу же ощутила грозную силу надвигающегося леса, но в ней не было жестокости, лес не собирался губить их – он лишь хотел защитить их от темной феи.