Малефисента встала перед зеркалом в полумраке своей спальни, где единственным источником света было зеленое пламя в камине. От пляшущих языков огня по стенам метались жуткие, угрожающие тени каменных горгулий, которые таращились на нее из четырех углов комнаты и с обеих сторон огромного камина. Обрамляющие очаг каменные чудища возвышались над Малефисентой футов на пять, не меньше. Малефисента даже подозревала, что когда-то они были живыми дышащими существами – изредка ей казалось, будто она видит в их глазах крохотную искорку жизни. Темная Фея уставилась на свое зеленоватое лицо в отражении зеркала и попыталась взять себя в руки, подавив бушующий в душе гнев. Для этого самого главного сражения ей понадобится холодная голова. Ведь ей придется объявить войну не одному только Филиппу, но и доброй части всего волшебного мира.
– Малефисента, прошу тебя, остановись. Отступись, пока еще не поздно. – В зеркале замерцало изображение королевы Гримхильды. Малефисента зажмурилась, от всей души желая, чтобы та немедленно убралась. Видеть старую королеву именно сейчас ей совершенно не хотелось.
– Друг мой, я не могу допустить, чтобы моя дочь осталась жива. Тебе не понять.
Лицо Гримхильды посуровело:
– Ты так считаешь? Я ведь пыталась убить свою дочь! И даже не один раз! Уж если кто и может тебя понять, то это я! Но попомни мои слова, Малефисента: если ты поднимешь руку на принца Филиппа, тебе не жить. Так написано в волшебной книге сказок. А если твое тело погибнет, кто поручится, сможешь ли ты поселиться в каком-нибудь другом мире? Сестричек сейчас рядом нет, и они тебя больше не защитят!
Лицо Малефисенты вспыхнуло от ярости:
– Вот как? Значит, все уже написано заранее? Предопределено? Тогда чего ради мы вообще живем?
– Хотела бы я иметь больше силы, – вздохнула Гримхильда, – но за пределами моего собственного королевства я почти ничего не могу. – Похоже, королева понимала, что отговорить Малефисенту от ее безумств ей вряд ли удастся. – Но если уж ты твердо решила умереть сегодня, то хотя бы знай, что я очень тебя любила.
У Малефисенты что-то дрогнуло внутри – в том месте, где она хранила всю свою боль. Где жили воспоминания о ее приемной матери, о сестричках, о ее дочери и о ней самой – прежней.
– Я знаю, Гримхильда. Спасибо тебе.
– Поверь, еще не поздно остановиться, – все еще пыталась убедить ее старая королева. – Ты можешь просто отпустить принца. Можешь попросить фей зачаровать его так, чтобы он никогда не вспомнил, кто ты такая или что ты ему сделала. В конце концов, у них перед тобой должок! И ты можешь разбудить свою дочь. Просто пойди в свое подземелье и отпусти его, Малефисента. И на этом все сразу закончится!
Малефисента как будто задумалась над предложением Гримхильды, но затем ее лицо вновь застыло безжизненной маской, и она коротко отрезала:
– Нет.
– Но почему?! Прошу тебя, отбрось свою гордость и свою обиду. Ведь речь идет не о Легендарной и не о других феях. Да, знаю, они тебя предали. Но, пожалуйста, не позволяй гневу поработить тебя. Не убивай свою дочь лишь потому, что другие причинили тебе боль. Убийством дочери ты их не накажешь. Ты ранишь только себя! И принесешь муки Авроре!
Малефисента не переставала удивляться, почему никто, кроме нее, не понимает, что ею движет. Ей самой необходимость убийства Авроры казалась такой очевидной. Но ни один из тех, кто был когда-то ей близок, не мог уяснить ее мотивов. Хотя сестрички наверняка бы ее поняли. Правда, они-то как раз хотели бы, чтобы принцесса пробудилась, прекрасно представляя, какую это вызовет беду.
– Я должна убить Филиппа. Посуди сама: он ведь и есть ее истинная любовь. Они влюбились друг в друга, даже не зная, что уже заочно помолвлены. Он ради этой любви отказался от места при дворе своего отца, не догадываясь, что именно ее предназначили ему в жены. И если он ее поцелует, она точно проснется! Слишком уж здесь все идеально – словно и впрямь предопределено и написано заранее и этим двоим остается лишь разыграть свои роли. И я, разумеется, тоже исполняю отведенную мне роль – роль владычицы тьмы, которая всеми силами старается держать влюбленных как можно дальше друг от друга, не давая им встретиться! А почему? Потому что я обиделась, что меня не включили в список гостей? Глупости! Или потому, что моя приемная мать предала меня и поручила мою дочь этим кошмарным феям, и от этого мне захотелось увидеть, как Аврора погибнет в день ее шестнадцатилетия? Не слишком ли просто, как по-твоему? Таких причин можно придумать много – будет, из чего выбрать. Но никто так до сих пор и не понял правды. Никто так и не догадался, почему мне так нужно обезопасить мою дочь! – Она гневно швырнула свой посох через всю комнату. Стены содрогнулись от грохота. – Как ты думаешь, почему я выбрала для этого именно ее шестнадцатый день рождения? Неужели ты считаешь, что я взяла это число наугад, просто с потолка? Я обрела свою силу именно в день своего шестнадцатилетия – и смела Страну эльфов и фей с лица земли. Войдя в полное могущество, я едва не убила всех, кто был мне дорог, и я не хочу, чтобы то же самое случилось с моей дочерью. Она унаследовала мою силу. Наверняка это уже по ней заметно! Я не желаю ей таких же страданий, какие испытала сама. Я пытаюсь спасти ее от этой боли. Она должна остаться в царстве снов навеки!
Гримхильда наконец осознала все – лучше, чем это сделал бы любой другой:
– Я понимаю тебя. И я с тобой согласна.
– Согласна?! Правда?!
– Правда. Если ты действительно полагаешь, будто есть хоть малейший шанс, что она унаследовала твою силу, то ты обязана защитить ее. Ни в коем случае не дай ей проснуться, даже если для этого тебе придется убить принца Филиппа.
– Спасибо тебе, мой друг.
– Иди же спасай свою дочь!
Глава 34Владычица тьмы
Лучше всего Малефисента чувствовала себя в подземельях своего замка, где она творила магию. Важную магию. Ее подручные всегда находились здесь же, танцуя в зеленом пламени, пока она с нежностью поглаживала своего любимца Диаваля. Малефисента сосредоточилась на том, чтобы выгнать из головы все лишнее – все и всех. В последние дни она позволила себе стать слишком уязвимой – и ее тут же предали. Нет, она должна оставаться одна. Она принадлежит воронам – этим существам, которые тоже танцуют сейчас в ее честь. Она принадлежит им, а они исполняют ее волю. Понемногу она начинала чувствовать себя как раньше, еще до того, как отправилась в королевство Морнингстар. Здесь, в ее доме, было место ее силы, и могущество постепенно возвращалось к ней в полной мере. И все же, даже ощущая себя темной феей, она снова и снова возвращалась к вопросу: так ли уж ей обязательно убивать принца?
Пока ее помощники танцевали в языках пламени, она размышляла о Филиппе, заточенном в своей одиночной камере, и ее ненависть к нему все росла. Он – главная угроза безопасности ее дочери. А она готова на все, чтобы смести с лица земли любого, кто станет угрожать ей. Любого, из-за кого Аврора может стать таким же монстром, как она сама. И, поглаживая оперение Диаваля и любуясь танцующими птицами, она решила, что, пожалуй, пора нанести принцу визит.
– Какая жалость, что принц Филипп не может присоединиться к нашему веселью. Давай-ка навестим его в подземелье. Надо же как- то его подбодрить.
Диаваль полетел впереди нее по длинному коридору, где несли охрану помощники темной феи. Потом они спустились по узкой винтовой лестнице, которая обвивалась вокруг восточной башни и уводила глубоко в подземелья замка. Там, в сыром и сумрачном каземате, Малефисента велела своим приспешникам заточить принца. Диаваль уселся на каменную колонну, наблюдая, как Малефисента отпирает отмычкой тяжелую дубовую дверь, которая открылась с натужным скрипом. Принца Филиппа она застала в том положении, в каком и ожидала: прикованный цепями к стене, он сидел, опустив голову, измученный и несчастный. Неужели она действительно собирается это сделать? Неужели она убьет его? Неужели она уже полностью вжилась в роль темной феи, владычицы зла? Впрочем, она ведь уже давно смирилась с этим. «Так было предопределено. Так и должно было случиться».
– Право, что с тобой такое, принц Филипп? Что это ты нос повесил? Ведь тебя ожидает великолепное будущее. Тебе предстоит стать героем волшебной сказки! – Владычица зла поводила рукой над шаром, венчающим ее посох, чтобы в нем принцу явилось его будущее. Поразмыслив, Малефисента решила, что ей совсем не обязательно исполнять свою роль в точности как предписано. Можно ведь попробовать и другой путь. Оставить принца в живых – и в то же время надежно обезопасить свою дочь. И тогда, может быть – а вдруг? – Малефисента тоже сумеет сохранить себе жизнь. – Видишь? Это замок короля Стефана. А вон там, в самой высокой башне, грезит о любви принцесса Аврора. Но что это? Вот забавная прихоть судьбы: это ведь та самая девушка-селянка, покорившая сердце молодого принца. И она хороша, словно солнечный свет, – нараспев продолжала Малефисента. – что играет на золоте пышных волос. И прекраснее губ ее розовых нет, превзойдут они нежностью венчики роз. Спит она беспробудно, пока длится плен, но для верного сердца и век – словно день. Распахнутся врата, и откроется путь, гордый принц на коне устремится вперед, чтоб на спящую Розу с любовью взглянуть, чтоб к губам прикоснуться, сладким как мед. Пусть любви поцелуй всем докажет однажды, что любовь побеждает любые преграды. – Малефисента сама улыбнулась, наслаждаясь безупречностью своего злодейского плана, и зашлась хохотом, увидев, как отчаянно забился в цепях принц, догадавшийся, что темная фея намерена продержать его в темнице все сто лет. – Ну же, лети ко мне, мой дружок, – поманила она Диаваля. – Не будем отвлекать нашего принца от радостных мыслей. Какой же сегодня славный денек выдался! – Снова закрыв за собой замок в тяжелой двери, она блаженно вздохнула от нахлынувшего облегчения. – Наконец-то я хорошенько высплюсь. Впервые за шестнадцать лет.