Но тут возле церкви появилась Аврора, и в сердце Диаваля затеплилась надежда.
– Аврора... – Диаваль крепко обнял девушку.
На мгновение и она тоже обхватила его своими тонкими ручками, но тут же отпрянула, когда из-за запертых дверей церкви донеслись новые крики о помощи.
– Мы должны вывести их оттуда! – воскликнула Аврора, и принялась дергать и тянуть на себя дверь.
Диаваль бросился ей помогать, и они настолько яростно пытались открыть дверь, что не услышали приближения охранников. Чьи- то руки грубо схватили Диаваля и оттащили его от Авроры.
– Руки прочь! Отпустите его! – крикнула Аврора.
Но другая пара охранников схватила ее саму.
Диаваль бился и извивался, пытаясь вырваться, но все было напрасно. Охранники гурьбой набросились на него и так придавили своими тяжелыми, пахнущими потом телами, что Диаваль даже вздохнуть не мог.
Внезапно охранников накрыл, заставив их замереть, низкий громкий рев. Диаваль очень удивился, поняв, что, оказывается, это он сам так ревет. Опустив глаза, он увидел, что у него больше нет слабеньких человеческих ручек и ножек, а есть могучие черные медвежьи лапы с огромными острыми когтями. Издав еще один рев, Диаваль поднялся на своих четырех лапах и принялся расшвыривать охранников так, словно те были какими-то букашками.
За спиной он услышал новые испуганные крики людей. Даже не оборачиваясь, он понял, что они означают. Раз он, Диаваль, превратился в медведя, значит, Малефисента где- то здесь, неподалеку.
Аврора смотрела в небо, и на ее испуганном лице постепенно расцветала улыбка.
– Малефисента... – прошептала она.
Диаваль поднялся на задние лапы и грозно зарычал. Что ж, пришло время каждому платить за все, что он сделал.
Диаваль небрежно стряхнул с себя оставшихся охранников и со всей своей медвежьей силой навалился на дверь церкви. Она треснула, словно зубочистка, разлетевшись в щепки. Избежавший превращения волшебный народец толпой повалил наружу. Диаваль решил позаботиться о безопасности спасенных фей – обо всем остальном позаботится сама Малефисента.
Гигантские мощные крылья Малефисенты с каждым взмахом приближали ее к Ульстеду. За то время, пока она летела над водой, гнев, зародившийся в ней возле умирающего Коналла, еще более окреп и усилился, поэтому к замку она приближалась, буквально кипя от ярости. Зеленая магическая энергия волнами выплескивалась из нее, сметая все, что попадалось на пути.
Подлетев ближе, Малефисента взмахнула руками – ив земле перед стеной замка появилась огромная бездонная дыра. Стоящие здесь на страже солдаты с громкими воплями повалились в темную пропасть. Новый взмах пальцами – и с неба спустился черный смерч, втянув в себя других охранников. Те, что еще оставались, пытались стрелять в Малефисенту, но она летела слишком высоко и слишком быстро и без труда ушла от их выстрелов.
Когда перед ней появились белоснежные башенки и балюстрады дворца, Малефисента рассмеялась. У королевы, называющей этот белый дворец своим домом, было черное сердце. «Что ж, вскоре таким же, как твое сердце, станет и твой замок, – подумала Малефисента. – И ждать этого осталось совсем недолго».
Но вначале ее ждала другая работа. Заметив Удо, запутавшегося в веревке воздушного змея, она подлетела к нему и, в мгновение ока разорвав веревку своими острыми когтями на крыльях, освободила эльфа. Малефисента огляделась вокруг. Она искала королеву Ингрит – только она одна была нужна ей сейчас. Не заметив своей жертвы с высоты, Малефисента опустилась ниже и полетела, небрежно расшвыривая в стороны попадающихся ей на пути солдат.
Она искала Ингрит.
Чтобы уничтожить ее.
Но где же она?!
Взмыв в небо над самым замком, Малефисента увидела вырывающиеся из церкви клубы красной пыли. Они поднимались в воздух и медленно рассеивались на ветру. Малефисента увидела также десятки фей и эльфов, выбегающих из расколотых в щепки дверей церкви. Увидела Нотграсс, которая атаковала Герду – личную телохранительницу королевы. Нотграсс оттаскивала ее от органа, из труб которого и вылетала та самая красная пыль. Да, но где же неразлучные с Нотграсс пикси Фислвит и Флиттл? Прищурившись, Малефисента опустилась ниже и попыталась разглядеть то, что осталось от трансформировавшихся фей и эльфов. Есть ли здесь среди прочих и останки двух пикси? И сколько же фей потеряли свои жизни по вине Ингрит?! Малефисенту охватила новая, еще более сильная волна гнева.
Малефисента свернула в сторону от церкви и увидела у себя за спиной уцелевших в бою эльфов-воинов. Они приближались к ней, и темная фея удовлетворенно кивнула. Ей нужна будет их помощь, чтобы уничтожить Ингрит, теперь она это видела. Красная пыль – слишком мощное оружие, даже для нее.
Филипп не мог поверить, что его свадьба превратилась в массовую бойню. Его мать начала войну против фей. Она же уколола его отца заколдованным веретеном. А теперь он стремительно падает на землю, беспомощно цепляясь за веревку воздушного змея, а у него на ногах висит его старинный лучший друг.
Приземление вышло довольно жестким, и оба молодых человека откатились в разные стороны. Впрочем, Филипп тут же вскочил на ноги. На противоположной стороне лужайки стояла церковь, и он должен спешить туда, к Авроре и ее волшебному народцу. И Филипп побежал, но в следующую секунду Персиваль ударом в спину сбил его с ног, и они вновь покатились по траве, на этот раз награждая друг друга тумаками. Персиваль занес руку, собираясь нанести сильный удар, но Филипп успел вовремя увернуться. Принц вскочил на ноги и принял боевую стойку, выставив перед собой сжатые кулаки. Поднялся и Персиваль. Не будь Филипп так расстроен и рассержен, он, наверное, рассмеялся бы, вспомнив, сколько раз точно так же они дрались с Персивалем, когда были еще мальчишками. Постоять за себя их учил отец Филиппа король Джон. Но если тогда они с Персивалем дрались просто ради забавы, то теперь у них была схватка не на жизнь, а на смерть.
– Сдавайся! – крикнул Персиваль, бросаясь вперед и вынуждая Филиппа отступить назад.
– Моя мать наложила проклятие на короля, а теперь может уничтожить волшебный народец с вересковых топей. – Филипп покачал головой, пытаясь образумить своего старинного приятеля. – И твоим людям придется дорого заплатить за это.
В это время неподалеку, падая под ударом темного эльфа, вскрикнул кто-то из солдат. Персиваль остановился и, судя по его глазам, задумался. Филипп открыл рот, хотел еще что- то сказать, но неожиданно раздался гневный крик – и Персиваль исчез, накрытый горой крыльев.
Внезапно Филипп оказался лицом к лицу с темным эльфом. Вначале принцу показалось, что перед ним Малефисента, потому что это крылатое существо выглядело совершенно так же, как крестная Авроры – такие же широкие крылья и рога на голове, – только вот у Малефисенты крылья были черными, а кожа бледной и гладкой, а у этого темного эльфа крылья были песочного цвета, а кожа – загорелой, темной и шершавой.
Это был Борра. В глазах эльфа отражался гнев, пылавший в его сердце.
Борра взял Филиппа на прицел и взмахнул крыльями, чтобы настичь его, но, когда его руки уже были готовы схватить принца за горло, прогремел выстрел, и темный эльф повалился на землю. В его плече зияла открытая шипящая рана.
Подняв голову, Филипп увидел, что Персиваль, сидя на траве, медленно опускает зажатый в дрожащих руках арбалет.
– Спасибо, – облегченно выдохнул Филипп.
Но успокаиваться им было рано. Филипп с ужасом увидел, как Борра, поднявшись на ноги, идет к безуспешно пытающемуся отползти назад Персивалю, как, вырвав у него арбалет, мощным ударом о землю разносит его в щепки, как протягивает руку, явно собираясь сделать с Персивалем то же самое, что только что сделал с его арбалетом.
Филипп стоял, тяжело переводя дыхание: у него в голове не укладывалось то, чем вдруг все обернулось. Предательство матери. Ее равнодушное, безжалостное отношение к чужим жизням – и людским, и жизням волшебных созданий. Безумное желание его матери уничтожить вересковые топи и все живое на них.
«Ну вот, – подумал Филипп, – теперь наши с матерью пути разошлись навсегда. Мы с ней больше не родные люди, не семья. Родные люди не причиняют друг другу боль, не убивают друг друга. Родные люди не лгут и не предают».
Да, Ингрит перестала быть его матерью в тот момент, когда месть для нее оказалась дороже счастья собственного сына и жизни ее собственного мужа. Отныне единственным родным человеком Филиппа, его семьей оставалась Аврора. Ее счастье – это его счастье. Ее будущее – его будущее. И он до последней капли крови будет сражаться за них.
Из задумчивости Филиппа вывели крики Персиваля. Филипп поднял меч высоко над головой и шагнул вперед. Он знал, что должен сделать. Борясь с Персивалем, Борра не замечал приближения Филиппа, пока его шеи не коснулся кончик шпаги принца. Кожа Борры в этом месте сразу же покраснела и зашипела.
– Отойди, – приказал Филипп.
– Добивай, – ответил Борра, прижимаясь шеей к клинку и не обращая внимания на боль.
На лице Персиваля было написано удивление.
– Филипп... – начал он. – На нас напали...
Но Филипп резко тряхнул головой:
– Это не моя война. Ее хотела королева, а ты поднес ей эту войну на блюдечке.
Еще не поднявшийся на ноги, Персиваль смотрел на Филиппа так, словно впервые его увидел. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. До сих пор Филипп лишь молча наблюдал за жестокими поступками своей матери, позволяя ей губить то, что было ему дорого, чем он гордился. Он повернул голову и вновь обратился к Борре:
– Я не позволю ей погубить ни мое королевство, ни ваше, слышите? На моих руках не будет крови волшебного народа.
Сказав это, Филипп отбросил свою шпагу. Она упала, один раз подскочила, звякнув, и осталась неподвижно лежать на траве, тускло блестя в угасающем свете дня.
Долгое-долгое время двое мужчин и один темный эльф стояли неподвижно. Филипп смотрел на Борру, за спиной которого воздух потряс взрыв магической энергии. Наконец эльф слегка кивнул своей рогатой головой. Он явился сюда, чтобы убить Филиппа, но