Высвободившись из отцовских объятий, Филипп повернулся к Ингрит.
– Мама, – неуверенно начал он. – Я знаю, что это идет вразрез с твоими желаниями, но если ты проведешь вместе с Авророй немного времени...
Мать и сын взглянули друг на друга, и повисло неловкое молчание.
«Знай я об этом заранее, смогла бы лучше подготовиться ко всему», – думала Ингрит, в который раз сожалея, что ей в мужья достался такой простофиля. Однако нужно было что-то сказать сыну, и она ответила, покачав головой и стараясь говорить как можно мягче:
– Да... да. Возможно, я вела себя слишком эгоистично и видела все в неверном свете. Наверное, мне нужно извиниться перед тобой и перед Авророй.
– Мама! – не скрывая своего удивления, выдохнул Филипп.
– Ты сделал свой выбор, – сказала она, продолжая все сильнее удивлять его. – Значит, пришла пора отпраздновать это событие.
Она подошла ближе и обняла сына. Этот жест был для нее совершенно непривычным. Ингрит и припомнить не могла, когда она в последний раз обнимала сына. Но сейчас ситуация того требовала, и она сделала это.
– Я очень рад, что ты наконец одобрила мой выбор, – неловко застыв в руках матери, пробормотал Филипп.
– Более того, – сказала Ингрит, отступая на шаг назад. Мысли бешено крутились у нее в голове, и внезапно королеву осенила идея. Блестящая, полная злобы идея. Раньше она ничего, буквально ничего не понимала. Считала брак Филиппа и Авроры проблемой. А этот брак вовсе не был проблемой – он был решением всех проблем! Был ключиком, рычагом, позволяющим привести в действие план, который она вынашивала на протяжении многих лет. Раньше это было невозможно. Теперь помолвка Филиппа подносила ей эту возможность, как говорится, на серебряном блюдечке. Разумеется, главное, чтобы Филипп абсолютно ничего не заподозрил. Пусть считает, что его мать действует исключительно из лучших побуждений. Нужно сделать так, чтобы Филипп оставался в полном неведении, а она тем временем потихоньку, из-за кулис, начнет добиваться своей цели – покончить с феями и прочими тварями, живущими на вересковых топях. Покончить раз и навсегда. Изобразив на губах улыбку, Ингрит сделала следующий ход:
– Я готова с распростертыми объятиями встретить твою невесту, сын. Послушай, а почему бы нам не пригласить ее на обед, а?
Филипп был потрясен, но улыбнулся.
– Это было бы просто потрясающе, – сказал он.
– Но только с одним условием, – добавила Ингрит, и улыбка на лице Филиппа тут же погасла. – Пусть она приведет с собой свою крестную.
В зале стало тихо-тихо, и Ингрит заранее знала, что именно такой будет реакция на ее слова. Она никогда, ни разу за все пять лет с того момента, когда в жизни ее сына появилась Аврора, не ступала на вересковые топи. Никогда не открывала – и не собиралась открывать – свою дверь Авроре или Малефисенте. Никогда не скрывала своего презрительного, брезгливого отношения к феям и прочей нечисти. И вот теперь она приглашает к себе на обед королеву вересковых топей, да не одну, а с ее крестной, этой темной феей! Невероятно!
– Ваше величество... -– решился подать голос пришедший вместе с принцем Персиваль, но умолк, наткнувшись на ледяной взгляд королевы.
– Мы должны повидаться с той, что вырастила и воспитала Аврору, – отчеканила Ингрит. – Здесь, в нашем замке.
Не подозревая, что на его глазах творится заговор, король Джон заулыбался и даже захлопал в ладоши.
– Королева права, – объявил он.
– Но я не уверен, что ее крестная захочет... – начал Филипп.
Вскинув вверх тонкую бледную руку, Ингрит остановила его, покачивая головой:
– Но я настаиваю. В конце концов, вскоре мы станем одной семьей, не так ли? Иначе и быть не может.
– Королева права, – кивнул король Джон. – Пусть объявят по всему королевству, что мой сын собирается жениться на Авроре. А Малефисента приезжает в Ульстед.
Король вернулся на трон, чтобы позировать художнику, а Ингрит снова изобразила на своем лице улыбку. Этот осел вновь выдал идею жены за свое решение. Ладно, пусть веселится... пока. Вскоре он перестанет быть для нее проблемой.
Но вначале обед, нужно устроить обед. По этому поводу в голове королевы уже теснились мысли, одна лучше другой. На первое – светская беседа. На второе – дружеская помощь Малефисенте униженно извиниться перед людьми и признать свою неправоту. На десерт – полное уничтожение вересковых топей, вплоть до последней феи, называющей это поганое место своим домом.
Глава четвертая
ДО ЭТОГО МОМЕНТА АВРОРА И НЕ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО МОЖНО ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ОДНОВРЕМЕННО ПРЕКРАСНО И УЖАСНО. ОНА ОЧЕНЬ БОЯЛАСЬ предстоящего разговора с Малефисентой, и от этого у нее все сжималось и холодело внутри.
Но погода стояла замечательная, под стать ее радости, заставившей чаще биться ее сердце. Светило солнце, на небе ни облачка, и, что не менее важно, впервые за много дней на подходе к замку она не услышала жужжания фей, ожидающих ее, чтобы разрешить их бесконечные проблемы. Слышно было только мягкое дыхание ветерка в листве да голоса Нотграсс, Флиттл и Фислвит – пикси как всегда о чем-то препирались между собой. Аврора замедлила шаги и улыбнулась. Эти голоса будили в ее памяти множество хороших воспоминаний (правда, кроме них были и такие, которые хотелось бы забыть навсегда). На протяжении многих лет, пока они жили в спрятанном посреди вересковых топей домике, пикси оставались для нее единственным примером для подражания. Их голоса были знакомы ей так же хорошо, как ее собственный голос или голос Малефисенты. Они растили и воспитывали ее так, как это делает сейчас Малефисента: бранили, но гораздо чаще хвалили ее.
Подумав о темной фее, Аврора глубоко вдохнула и остановилась. Полюбовавшись украсившим ее левую руку кольцом и вновь почувствовав себя такой счастливой, что и не описать словами, она подняла глаза к небу, ожидая появления своей крестной, – и ее радость сменилась тревогой.
Она любила Малефисенту. Любила ее замечания: они были жесткими – но только лишь потому, что она заботилась об Авроре. Любила ворчание Малефисенты, скрывавшее доброту ее сердца. Одним словом, она любила свою крестную за то, за что ее ненавидели все остальные. А еще она любила Малефисенту потому, что считала ее своей матерью: не родной, конечно, – но какое это имело значение! И вот сейчас, несмотря на связывающие их крепкие узы, Аврора, ожидая появления Малефисенты, дрожала от страха. А в том, что крестная вот-вот появится, Аврора не сомневалась – она же своими глазами видела, что после того, как Филипп сделал ей предложение, с ивы улетел Диаваль. Понятно, куда он полетел и с какими новостями, так что появление Малефисенты – это лишь вопрос времени.
И словно в ответ на эти мысли Авроры небо потемнело, и летящая по небу фигура Малефисенты закрыла собой солнечный диск. За ней поспешал Диаваль, пытающийся не отстать от своей рассерженной и набравшей большую скорость госпожи. Темная фея опустилась на землю. Затрепетали ее складываемые за спиной крылья –- и тут же налетел сильный порыв ветра, заставивший пикси ухватиться за дерево, чтобы удержаться на месте.
Малефисента встала прямо перед Авророй, а Диаваль отлетел в сторонку и уселся на ветке, нервно переступая по ней. Воздух вокруг Авроры сгустился, по небу покатились темные облака. Настроение Малефисенты всегда было связано с погодой на вересковых топях. Легко было догадаться, что сейчас темная фея, мягко говоря, не в духе.
– Здравствуй, Аврора, – сказала Малефисента, подходя еще на шаг ближе. Ее пухлые красные губы блестели, прищуренные изумрудно-зеленые глаза не мигая смотрели на крестницу. От воды в маленьком пруду за спиной феи пошел пар, а затем она и вовсе закипела. – Есть какие-нибудь... новости?
Аврора набрала в грудь воздуха. Раньше уже не раз случалось, что они с крестной ссорились и не разговаривали друг с другом, но потом всегда мирились. Аврора надеялась, что так получится и на этот раз.
– Крестная, – сказала она, – Филипп попросил меня выйти за него замуж.
– Бедняга, – без всякого сочувствия откликнулась Малефисента, давая понять, что ей, по сути, нет никакого дела до принца. – И как он пережил твой отказ?
– Я ответила ему «да»! – выпалила Аврора.
– Ну, а мой ответ «нет», – возразила Малефисента.
Аврора подняла голову. Точнее, задрала, потому что и сейчас, когда уже выросла и даже стала королевой, рядом со своей крестной она казалась маленькой. И все-таки умение высоко держать голову было не менее важно, чем умение обеспечить безопасность вересковым топям, которыми она правила. Умение высоко держать голову означает умение не отступать от своих принципов – именно этому ее всегда учила крестная. Вот почему Аврора напустила на себя храбрый вид, гордо расправила плечи и твердо заявила:
– Мне неинтересно твое мнение.
– А мне – твое, – ответила Малефисента, которую показная храбрость крестницы ничуть не впечатлила.
Аврора с трудом сдержала рвущийся из груди стон. Она знала, конечно, что с Малефисентой бывает трудно, что фея очень упрямая и своевольная, но послушайте, это же глупо – вот так перечить! Она похожа сейчас на Нотграсс, закатившую в свое время скандал лишь из-за того, что Флиттл однажды окрасила все в их домике в синий цвет, включая любимое платье Нотграсс.
– Ну, и что дальше? – спросила Аврора, недовольная тем, как жалобно вдруг прозвучал ее голос. – Превратишь Филиппа в козла? Кишки ему выпустишь?
– Ну, разве что только для начала, – спокойно пожала плечами Малефисента.
Теперь Авроре хотелось уже не стонать – кричать. Филипп никогда не сделал Малефисенте ничего плохого, никогда! Напротив, всегда старался помочь, даже однажды спас Малефисенте жизнь, рискуя при этом своей собственной жизнью, между прочим. Но это для Малефисенты словно ничего не значило. Что бы Филипп ни делал, она не верила ему и постоянно подозревала в дурных намерениях.
Словно прочитав мысли юной королевы, Малефисента начала прохаживаться вокруг нее, стиснув своими длинными пальцами рукоять посоха и приподняв темные, резко выделяющиеся на бледном лице брови.