Четверг, 3 ноября
31
— Она не права. Была не права с самого начала, с тех пор, как…
Одна из сплетничающих мамочек у ворот школы замечает меня. Я вижу движение локтем, и голос на секунду умолкает.
— Ну и что? Я не говорю ничего такого, чего бы все не знали. — Женщина понижает голос, но не сильно. Я давно перешла в категорию людей, на чувства которых никто не обращает внимания.
Мы ждем, пока откроются ворота. Небо чистое, но на горизонте собираются облака, и все знают, что скоро погода испортится. Облака движутся к морю, становятся гуще и темнее по мере того, как к ним добавляются новые и тень от них захватывает поверхность океана. Сейчас разноцветные крыши Стэнли сверкают на солнце. Через пару часов они поблекнут, как оставленное под дождем белье.
Три года назад этот день был необычно тихим и не по сезону теплым. Дети были на пляже, и помню, когда я везла Нэда и Кита домой, то думала о том, что нужно пропылесосить машину. Но не успела. Песок, галька и другой пляжный мусор — все оказалось в море вместе с мальчиками.
В тот день, когда умерли Нэд и Кит, стояла прекрасная погода.
Шторм здесь налетает внезапно, но мы научились видеть его признаки. Армия облаков с запада все утро будет набирать силу. Затем наступает затишье, и наблюдатель, не знакомый с этими местами, может подумать, что худшее позади, но тут приходит подкрепление — темное облако, двигающееся быстрее и опускающееся к земле. Это авангард, стремительный и бесстрашный, ведущий за собой остальных, после чего природа обрушивается дождем на землю во всю свою мощь.
И вдруг из царства зимних вьюг
Примчался лютый шквал.
Не обращая внимания на сплетничающих женщин, я делаю вид, что смотрю, как Майкл носится по игровой площадке за братом. Крис бежит вперед и ждет, пока младший почти догонит его, а затем вновь убегает. Младший скоро устанет, но пока игра ему нравится.
— Не знаю, как она смогла. Одного за другим, как казнь…
— Но ведь это ее работа, правда?
— А ты бы смогла? Я — нет. Больше двух сотен! Детеныши, беременные самки, все остальные…
Оказывается, они обсуждают Кэтрин. Не меня.
— Но она нашла ребенка.
— Двух. Один из них мертв. Это кое о чем говорит.
— Да, ссориться с ней я бы поостереглась, это точно.
Вот в чем дело…
— Сколько овец твой Аллан режет каждую весну, Элисон? — Я смотрю на женщину с завитыми белокурыми волосами и румяными щеками. Они с мужем держат овечью ферму на одном из маленьких островов. — И как он это делает?
Она смотрит на меня:
— Это совсем другое, ты же знаешь.
Мы с Элисон учились в одной школе, хотя она на год или два старше. Я помню, что хитрости в ней было больше, чем ума, и поэтому спорить с ней было трудно.
— Массовое убийство из необходимости. Овец убивают потому, что нам нужна еда. Дельфинов — чтобы избавить их от страданий. Возможно, поступок Кэтрин милосерднее, чем то, что делаете вы с мужем.
Элисон ухмыляется и делает шаг ко мне. Сердце замирает у меня в груди. Она придвигается, так что ее лицо оказывается прямо напротив моего.
— Прошу прощения. Я забыла, что ты у нас знаешь толк в убийстве невинных существ.
На это мне нечего ответить. Лучше никак не реагировать. Большинство окружающих нас женщин — вокруг уже собралась приличная толпа — испытывают неловкость, но я вижу по лицам, что несколько человек наслаждаются ситуацией.
В этом споре мне не суждено одержать победу. Мой поступок навсегда лишил меня права иметь мнение по любому вопросу, права защищать любую точку зрения. Я не могу никому возразить, потому что у них есть оружие, способное меня уничтожить. Я убила двух детей. И буду за это расплачиваться, снова и снова, каждый день и каждый час.
— Они идут.
Женщины расходятся. Одни бегут попрощаться со своими детьми, другие собираются вокруг Элисон, словно свора собак, ждущая, когда я совсем ослабну. К глазам подступают слезы. Нет, плакать нельзя. По крайней мере сейчас, у них на виду.
— Мама! Питер пытается войти.
Голос Криса. Он стоит у ограды и держит брата. Майкл уже исчез. Я подхожу к нему и беру малыша на руки. Питер не хочет идти со мной — кто бы сомневался. Брыкаясь и извиваясь, он тянется к старшему брату. Настоящая, полноценная истерика.
Трехлетние мальчики, разозлившись, становятся невероятно сильными. Единственное, что остается, — прижать его к коляске и застегнуть ремни, хотя осуждающие взгляды Элисон и ее товарок превращают это в настоящую муку. Маленький кулачок попадает мне в глаз, и боль такая сильная, что я на секунду теряю самообладание.
— Прекрати, маленький засранец!
Я понимаю, что все по-прежнему смотрят на меня, и даже стоящий у ограды Крис видит мое унижение и разделяет его, но могу лишь развернуть коляску и уйти.
Остаток утра мы плачем. Я окружаю сына игрушками, включаю его любимые мультфильмы и остаюсь с ним в комнате. Но Питер чувствует мое настроение, капризничает и упрямится; иногда льнет ко мне, иногда прячется в углу.
Сердце разрывается от жалости к нему. Когда Сандера и мальчиков нет дома — по сути, большую часть дня, — этому малышу не на кого рассчитывать, кроме меня. Я вижу, что он жаждет чего-то, что его маленький, еще не до конца сформировавшийся мозг не в состоянии представить или выразить словами. Питер понятия не имеет, что это, но чувствует, что в его жизни не хватает чего-то важного. Он плачет и кричит, и его страдания взывают ко мне, требуют, чтобы я разобралась в себе, стала ему настоящей матерью, заботилась о нем так, как заботилась и забочусь о двух старших детях. Но я не могу.
Не могу.
В конце концов я включаю радио, пытаясь найти там что-нибудь, все равно что, лишь бы отвлечься от себя и от своей жизни. Я пропустила большую пресс-конференцию, но выпуск новостей знакомит меня с последними событиями.
Найденные на «Эндеворе» останки официально идентифицированы, и семья семилетнего Джимми Брауна сможет должным образом похоронить и оплакать его. У полиции нет оснований считать его смерть чем-то иным, кроме как несчастным случаем.
Диктор — не папа — сообщает далее, что полиция придерживается версии о похищении Арчи. По всей видимости, преступник потерял самообладание и бросил мальчика. Ведутся поиски похитителя, и в ближайшем будущем «Принсесс Ройял» не позволят покинуть порт.
В три часа, когда до возвращения мальчиков остается еще почти час, я сажаю Питера в машину и еду к дому Кэтрин. В это время она на работе. За три года Кэтрин ни разу не была на том месте, где умерли ее сыновья, когда моя машина свалилась со скалы. Эту печальную вахту я несу одна.
Выхожу из машины, предварительно проверив, что Питер надежно пристегнут, а ручной тормоз зафиксирован в вертикальном положении. Три года назад я не сделала ни того, ни другого. Затем я иду к дому. Три года назад мое лицо сияло, сердце радостно билось — я знала, что Бен дома и что я пришла на час раньше, чем мы с Кэтрин договаривались. Три года назад я шла навстречу неизвестности.
У двери поворачиваю назад — дальше я никогда не захожу, — и на секунду мне кажется, что моя машина скользит к краю скалы, как в тот день. Разумеется, это просто игра света, но я все равно бегу к сыну.
Рычание машины на повороте дороги заставляет меня очнуться от дремы. Я слышу голос Кэти, прощающейся с мальчиками, шаги Майкла и Криса на дорожке к дому. Потом сажусь, трясу головой, тру заспанные глаза.
Когда я встаю, кровь отливает от головы, и колени подкашиваются. Под окном Крис и Майкл тихо переговариваются. Питер зовет их из соседней комнаты.
Я иду в туалет, потом споласкиваю руки и лицо.
— Мама! — Возвращаясь домой, Крис обычно идет прямо ко мне в комнату. Другие мальчики, приходя из школы, находят матерей на кухне, занятых обедом. Мои будят меня от медикаментозного сна.
— Я здесь. — Стараюсь, чтобы мой голос звучал нормально. — Секунду.
— Ладно.
Он снова спускается. Я слышу голоса во дворе. Потом перевожу взгляд на зеркало — и не узнаю женщину, которая смотрит на меня из него.
Заметив, что в доме темнее обычного, вспоминаю о затмении. Крис и Майкл. В полутьме им не стоит спускаться со скалы.
По склону холма поднимается еще один автомобиль. В такой час это может быть только Кэти. Должно быть, что-то забыла.
Но это не красный седан, который я ожидала увидеть. Серебристый «Лендровер» с черной крышей. Машина Кэтрин. Никогда раньше я не видела, чтобы она днем проезжала мимо моего дома. Она едет быстро. Слишком быстро для такой узкой и разбитой дороги. Резко тормозит, и секунду спустя я чувствую запах горелой резины.
Она выходит. Уже вышла из машины. Темные волосы развеваются вокруг головы. Что-то в выражении ее лица пугает меня. Сколько раз я мечтала о том, что она первой сделает шаг навстречу.
Только не сегодня. Сегодня я не смогу посмотреть ей в глаза.
Она наклоняется и исчезает из виду, скрывшись за зеленой изгородью. Потом вновь выпрямляется.
У нее на руках мой ребенок.
Раскрыв от удивления рот, я смотрю, как она поворачивается к машине. Женщина, которая меня ненавидит, которая желает мне смерти, женщина, вчера показавшая себя хладнокровной убийцей, держит на руках моего сына.
День пятыйПятница, 4 ноября, поздний вечер
32
Только когда в доме становится тихо, я выхожу из ступора, в котором пребывала большую часть дня. Полицейские, доброжелатели и просто любопытные разошлись по домам, мать храпит в комнате для гостей, а два оставшихся у меня сына, несчастные и измученные, спят, свернувшись калачиком, в одной постели. Только теперь я выбираюсь из спальни и иду через темный дом.
Бо́льшую часть дня я не помню. Если б не ночное небо за окном, я начала бы сомневаться, не приснился ли он мне. Но эти часы прошли, были чем-то наполнены.
Я осторожно спускаюсь по лестнице, опасаясь кого-нибудь испугать или побеспокоить, заглядываю в каждый укромный уголок — на всякий случай. Как будто могла забыть о чем-то мелком и незначительном. Вроде моего младшего сына. Ага, вот он где! Как я могла забыть, что сунула его в маленький шкафчик для обуви под лестницей? Прошу прощения, всем можно успокоиться, он все время был тут.
Я судорожно дышу, но воздуха все равно не хватает. Убеждаю себя мысленно вернуться к минувшему дню и все вспомнить, чтобы мой разум мог хоть за что-то зацепиться. Вдох, выдох…
Об аресте Кэтрин мы услышали сегодня утром. Естественно, когда приехала полиция, я рассказала им о том, что она останавливалась у дома и брала на руки ребенка. У них не было выхода, кроме как назначить ее главной подозреваемой. Они быстро выяснили, что она покинула порт на своей лодке, и организовали полномасштабные поиски, но Кэтрин очень хорошо знает воды Фолклендов, а к тому времени, как в воздух поднялся вертолет, уже стемнело.
Нашли ее только на рассвете, но на лодке не обнаружилось никого, кроме собаки и самой Кэтрин. Мне не говорили, что Питер был у Кэтрин больше двенадцати часов и она могла сделать с ним все, что угодно, бросить его где угодно, но я знаю, о чем они думают.
Вчера была третья годовщина трагедии, когда я оставила без присмотра двух детей в машине, в опасной близости от края утеса. Мне и в страшном сне не могло привидеться, к чему приведет такая беспечность. Что они погибнут, упав вместе с машиной в ледяную воду. Эта дата не могла остаться незамеченной. Сколько людей решат, что Кэтрин намеренно выбрала ее, чтобы сделать то же самое с моим сыном?
Весь день звонила полиция — подозреваю, отец вытряс бы из них душу, если б они не держали нас в курсе событий. Поэтому мы знаем, что Кэтрин долго допрашивали, но она призналась лишь в том, что увидела ребенка на дороге, взяла на руки и отнесла в сад. На ее свитере нашли светлые волосы, а на сумке — отпечатки детских пальцев, но это ничего не доказывает, кроме того, что Кэтрин брала Питера на руки, а она этого и не отрицает.
Кафельная плитка у подножья лестницы в коридоре неприятно холодит ноги. Сандер постоянно звонит. Думаю, он буквально сходит с ума — далеко от дома, лишенный возможности что-либо предпринять. Как будто здесь он не чувствовал бы своей беспомощности…
Полиция убеждена, что Кэтрин лжет. Главным образом потому, что на ее лодке нашли игрушку: маленького плюшевого кролика, которого я сразу узнала. Это старая игрушка Майкла, перешедшая к младшему брату, и дома мы ее не смогли найти. Полиция считает кролика доказательством, что Питер был на лодке и что Кэтрин выходила с ним в море. Почти весь день в Порт-Плезант работали дайверы — искали, что могла выбросить за борт Кэтрин. По крайней мере, такова официальная версия. Но все понимают, что они ищут тело моего сына.
На кухне все еще пахнет спагетти болоньезе, которые бабушка приготовила для мальчиков. Мы все смотрели, как она ставит на стол три тарелки, в том числе с кроликом Питером, из которой всегда ел мой младший сын, но ни у кого не хватило духу остановить ее. Увидев, что она сделала, бабушка выбежала из кухни. Мы слышали, как она всхлипывает в коридоре. Тогда Крис встал, убрал маленькую тарелку брата в буфет и положил спагетти себе и Майклу.
О двух анонимных записках, которые я получила, общественности не сообщили. Стопфорд говорит, что в подобных случаях принято сохранять конфиденциальность, но, насколько нам известно, Кэтрин отрицает, что посылала их. Тщательное обследование не выявило никаких отпечатков пальцев, кроме моих и женщины, работающей на почте. Разумеется, она продает много конвертов. Образец почерка Кэтрин отправят в лабораторию для сравнения, но до тех пор, пока не придет положительный результат, записки не могут считаться уликами.
Заняться мне нечем, и я возвращаюсь в постель. По всему Стэнли начинают запускать фейерверки. Каждый звучит как выстрел.
На следующее утром я встаю первой. Быстро одеваюсь, выхожу из дома, пересекаю сад и иду по тропинке к утесу. Когда приближаюсь к обрыву, небо начинает розоветь, отражая лучи солнца, до появления которого осталось совсем недолго. На свете не много зрелищ, которые так вдохновляют и поднимают настроение, как восход солнца, — это величественное заявление миру о том, что ночь закончилась. Но только не сегодня. В цветовой палитре, постепенно проступающей вокруг, не видно ни нежно-розового, ни пастельных тонов оранжевого. Облака, такие же густые, тяжелые и низкие, как и все последние сутки, превращаются в хаос из темных теней и ярких сполохов фалунского красного — цвета, который обычно встречается на медных рудниках. Это горячий медный небосклон из поэмы Кольриджа. Когда море тоже приобретает цвет, его вздымающаяся и опадающая поверхность становится похожей на густеющую кровь. Темно-красные тона вокруг меня сгущаются, и даже трава, дрок и скалы отсвечивают алым. Мир стал кровавокрасным.
Если утреннее небо и может выглядеть зловещим, предвещающим беду, сегодня именно такой случай. Как будто заря воплощает в себе смерть ребенка.
Вернувшись в дом, я обнаруживаю, что меня ждут полицейские. Кэтрин призналась.