– Давно ты пришла к таким выводам? – спросил Джонатан с болью в голосе. – И почему ни слова не говорила об этом раньше?
– Я старалась отмахиваться от этих мыслей,– призналась я. – Честное слово, мне безумно тяжело причинять тебе страдания, но так будет лучше.
– Может, у тебя появился… другой мужчина? – спросил Джонатан, и его лицо потемнело.
Мне показалось, что он мысленно добавил «как у Синди?».
Я покачала головой.
– Нет, Джонатан, никто у меня не появился. Клянусь.
– Или тебя так сильно рассердили мои планы насчет агентства?
Я помолчала. Следовало быть с ним предельно честной.
– Да… из-за этого я тоже сильно расстроилась. Теперь же думаю, что это стало своего рода сигналом тревоги. Я вдруг остановилась и во всем разобралась. И поняла: все шло не так, как хотелось бы…
Джонатан поднес к губам мою руку и нежно поцеловал каждый суставчик. Последовало тягостное молчание – нам обоим требовалось время, чтобы переварить мои слова. Я чувствовала себя ужасно и вместе с тем на удивление спокойно.
– Спасибо, что так открыто поговорила со мной,– наконец произнес Джонатан. – Я всегда ценил твою честность. В тебе столько… благородства. Знаю, я по натуре чересчур сдержан. Может быть, в этом и заключается наша главная проблема. Но, надеюсь, ты знаешь, как я люблю тебя? Как не любил никого и никогда…
Он поднял на меня глаза, обычно такие спокойные и блестящие, и я увидела в них незнакомое выражение мольбы, а еще слезы. Сознавать, что причина его предельного страдания – во мне, было до жути больно.
– Ты уверена, что не в моих силах что-либо изменить? – спросил Джонатан.
Я кивнула, чувствуя, что, если произнесу сейчас хоть слово, разревусь, ведь слезы стояли и в моих глазах.
– Надеюсь, мы не будем… – Джонатан кашлянул. – Да, ты права. Лучше нам разойтись так же красиво, как мы встретились. Но я надеюсь остаться для тебя близким другом.
Я обняла его и прохныкала:
– Джонатан, я мечтаю, чтобы ты всегда оставался моим дорогим и близким другом! По-другому просто не может быть…
– Значит, все не настолько страшно,– ответил он, по-моему тоже плача.
Через полчаса Джонатан ушел, а я до вечера просидела в своем кресле, глядя на стену, не обращая внимания на телефонные звонки и не в силах ни пошевелиться, ни остановить слезы, которые бесшумно текли и текли по моим щекам. Потом наступили сумерки, в офисе стало темно.
Около семи раздался негромкий стук в дверь. Я даже не поднялась на ноги. Дверь медленно отворилась, и на пороге появился Нельсон в белых спортивных брюках. Я совсем забыла, что дала обещание поснимать его на камеру во время игры в крикет, чтобы потом он мог проанализировать допущенные ошибки.
Увидев мое распухшее от слез лицо, розы на полу и кучу скомканных бумажных платочков на столе, Нельсон мгновенно догадался, что произошло, и на его лице отразилась неподдельная боль. Он без слов пересек офис двумя большими шагами и обнял меня. Его нежная забота и этот простой жест были настолько трогательны, что у меня из тайного запасника хлынул новый поток слез. И я долго-долго выла о романтических коктейльных вечеринках, о завтраках в Джонатановом Нью-Йоркском доме, о сюрпризах, которые я старательно готовила ко дню его рождения, о благовоспитанных рыжеволосых детях, которым было не суждено появиться на свет. И о том, что, даже если люди любят друг друга, это не всегда влечет за собой долгую и счастливую совместную жизнь.
Нельсон только гладил меня по голове. Наконец я икнула и замолкла.
– Пойдем, Мел,– успокоительно пробормотал он, помогая мне встать с кресла. – Поехали домой.
Меня и саму убивала мысль о расторжении помолвки, а для моих родителей, я знала, эта новость грозила стать настоящим ударом. Отец, когда в моей жизни появился Джонатан, начал обращаться со мной как со взрослой, а мама от моего жениха вообще была без ума.
Но рассказать им о нашем расставании следовало. К тому же мне не терпелось открыто побеседовать с папой.
Мама заметила, что у меня на пальце нет кольца невесты, не успела я переступить порог родительского дома.
– Решила отдать кольцо ювелиру, чтобы почистил бриллиант, да, дорогая? – осторожно поинтересовалась она.
– Нет,– ответила я. – Я его вернула. К сожалению, мне пришлось расторгнуть помолвку.
– Дорогая моя! – Мама опустилась в кресло, чуть не наткнувшись на спицы, которые в нем лежали. Под спицами темнело нечто вроде сипухи, исполненной в натуральную величину, только с плавниками. – Почему же? Что случилось?
– Мы с Джонатаном… не могли быть друг с другом самими собой. Даже ты сказала, что это очень и очень важно. – Я тоже села в кресло, предварительно проверив, нет ли в нем вязаной живности. – Вряд ли я смогла бы сделать его счастливым. Скорее, заставила бы страдать, а от этого страдала бы и сама.
– Мне очень-очень жаль, дорогая. Не желаешь по пять капель? – обеспокоенно спросила мама. – Мне, пожалуй, не помешает.
Не успела я ответить, как она наклонилась к богато украшенной подставке для цветов, достала изнутри хрустальный графин со скотчем и два стакана и налила нам обеим не по пять капель, а до самых краев.
– Ни о чем не спрашивай,– сказала она, извлекая кубики льда из коробки для салфеток. – Няня Эг замучила нас всех, включая папу.
– Ничего себе.
Я сделала глоток скотча. Мне предстояло начистоту потолковать с отцом, а он, судя по всему, был в дурном настроении, поэтому я и согласилась выпить. Для храбрости. Следовало дать ему понять, что у меня по каждому поводу, особенно в отношении моего собственного бизнеса, имеется свое твердое мнение. Я хотела, чтобы папа осознал: он не прав. И чтобы окончательно прекратил относиться ко мне как к ребенку. Казалось, это крайне важно для моей дальнейшей жизни.
– А где все? – спросила я. – Что-то слишком тихо.
– Папа в своем кабинете, читает бедному Берти Пелэма Гренвила Вудхауза. Эмери где-нибудь прячется от няни Эг. А бабушка сегодня утром улетела на вертолете в Ниццу. – Мама скорчила рожицу. – А ведь этой взлетно-посадочной площадкой, которой твой отец так гордится, никто никогда не пользовался. Но Александр, увидев, какая она запущенная, даже бровью не повел и был очень мил.
– Вертолет хоть не повредили? – спросила я, гадая, что бы по этому поводу сказал Ники.
Мама подавилась скотчем и закашлялась.
– Как будто нет. Ответь же, ты уверена, что поступила правильно, отвергнув Джонатана? Может, все дело лишь в предсвадебном волнении? – с надеждой в голосе спросила она.
Я покачала головой.
– К сожалению, нет.
Мама наклонилась и потрепала меня по колену.
– Ты у меня смелая девочка. Мне и самой пару раз приходилось так поступать. Это ужасно страшно. Наверняка у тебя были веские основания для столь серьезного поступка?
– Да, были,– ответила я, догадываясь, что мама в курсе папиных и Джонатановых неосуществившихся намерений. – Мыслимо ли это? Я почувствовала себя игрушкой в руках дельцов!
Мама нахмурила брови, насколько позволял ботокс. То есть между бровями появилась едва заметная складочка.
– Успокойся, дорогая. Бабушка не хотела…
– При чем здесь бабушка?
– Но ведь ты порвала с Джонатаном, потому что теперь встречаешься с Николасом, я правильно понимаю?
– Что? – Я округлила глаза. – Нет! Конечно нет! Неужели ты не знала? Папа и Джонатан планировали расплодить таких агентств, как мое, по всей стране и…
– Ну да, создать целую сеть очаровательных помощниц для мужчин. В чулках и с изюминкой. Да ведь это потрясающая идея! Ни о чем более толковом я не слышала много-много лет!
Я резко повернула голову и увидела на пороге папу с Берти в кенгурушке. Носы у обоих были розовые, а губы слегка влажные.
Я стиснула зубы. Мне хотелось немного настроиться на беседу с отцом, но он поторопил события, явившись собственной персоной. К тому же с приятной улыбочкой на губах. Было понятно, что первую часть нашего разговора он не слышал.
– Ага. А я-то думаю, когда они появятся? – весело произнес папа. – Дай-ка я угадаю: ты приехала, чтобы оговорить конкретную сумму, причитающуюся вашему семейству, так? Значит, Джонатан доверил тебе право вести переговоры? В принципе, я его понимаю. В конце концов, это агентство создала ты, моя дочь! И с каким успехом ведешь дела! Только должен сразу предупредить: расчетами будем в любом случае заниматься мы, мужчины. А ты, наша красавица, возись со своим гардеробом.
– Мартин… – прошептала мама, делая запрещающие жесты.
Меня опалила ярость. Именно этот покровительственный тон и пренебрежение в один прекрасный день разозлили меня настолько, что я отважилась открыть агентство.
– Да будет тебе известно, мы с Джонатаном расстались. Главным образом из-за этого дельца, которое вы с ним намеревались обтяпать без моего ведома. Ты на подобное способен, я давно знаю. Но вот Джонатан! Узнав, что он проворачивает подобные махинации за моей спиной, я приняла окончательное решение!
Добавлять, что к разрыву нас привели и другие немаловажные причины, сейчас было не самое подходящее время. Весь гнев и страдания, копившиеся во мне последнее время, вдруг хлынули наружу, точно раскаленная лава из вулкана. Я не желала отвлекаться на посторонние вещи, пока не выскажу все.
– Ты всю жизнь принижал мое достоинство и пользовался мной. Теперь же, когда я создала нечто такое, чем могу по праву гордиться, я не позволю тебе вмешиваться в мои дела! Если ты надеешься, что я выйду замуж за человека, с которым ты благополучно споешься, и что вы приберете к рукам плоды моих трудов, а меня сделаете девочкой на побегушках, значит, ты понятия не имеешь, кто такая твоя дочь!
– Да ведь я же делал это для тебя, глупая ты женщина! – проревел папа. – Подумал, нельзя бросать ее одну, нельзя позволять, чтобы ею крутил как хотел, этот сладкоречивый агент по недвижимости! – Он выглядел глубоко оскорбленным. – Я мечтал помочь тебе!
Я немного смутилась, однако не сдалась.