ернул. В противном случае мы с сыном вернемся в Иваново…
— Много. Никуда вы с сыном больше не поедете, — он вплотную ко мне приблизился, и смотрел на меня сверху вниз своими темными глазами, в которых разгоралось пламя.
— Если ты коснешься меня хоть пальцем, я буду кричать.
— Расстроилась, потому что увидела нас с Миланой? Или так переживаешь за мать?
Желая его уязвить, я поспешно перебирала в уме ответы, но в итоге изо рта у меня вырвалось такое, о чем я тут же пожалела.
— Вас двоих я давно вычеркнула из своей жизни. А тебя презираю так сильно, что мне неприятно находиться даже в одной комнате.
— Ложь, — усмехнулся он, лаская взглядом мое лицо.
— Зачем ты пришел, Олег?
— Убедиться, что с тобой все в порядке.
— Со мной все хорошо, — резко выпалила я и сделала шаг в сторону ванной комнаты, чтобы накинуть халат, но Олег схватил меня за запястье.
— Ты сейчас особенно трогательная и беззащитная. И все такая же красивая… — от его тихого голоса у меня по коже побежали мурашки, но я не хотела ничего этого чувствовать. Не хотела, чтобы он так на меня смотрел и прикасался ко мне. — Твои чувства и эмоции для меня сейчас как на ладони. Не нужно себя обманывать, Лера. Я и сам долго занимался подобным. Ты не презираешь меня. Между мной и Миланой ничего нет. Эта встреча, свидетелем которой ты стала несколько часов назад — случайность и не более того.
— Отпусти… — это прозвучало так жалобно и беспомощно, что я тотчас же пожалела, что произнесла это вслух.
— Не могу. Однажды я уже совершил ошибку и впредь повторять ее не хочу. Ни одну женщину я не желал так сильно, как тебя.
Олег обнял меня за талию и привлек к себе; крепко, всем телом, давая возможность почувствовать, насколько правдив в своих словах. Он поцеловал меня в губы жестким поцелуем. Я попыталась вырваться из его мертвой хватки, а потом сраженная его натиском стояла с закрытыми глазами, прижималась к нему, трепеща и задыхаясь, как пойманный зверек, и отвечала на его поцелуй.
Я ненавидела себя за эту слабость, что отпустила себя, позволила рукам Олега бессовестно исследовать мое тело и дрожать от его ласк, но я, оказывается, так истосковалась по нему, а до этой самой минуты даже не представляла как сильно. Мысль, насколько были жалкими мои попытки почувствовать себя живой рядом с Сергеем, яркой вспышкой промелькнула в сознании: он не вызывал и сотой доли тех эмоций, которые пробуждал во мне бывший муж одними только словами.
— Лера… — прошептал Олег хриплым голосом, когда я снова попыталась вырваться из его рук. — Не отталкивай меня, не нужно… — просил он, в промежутках между поцелуями.
Он целовал меня так глубоко, что у меня кружилась голова и кончался воздух в легких. Казалось, что он хотел подавить во мне даже малейшую способность сопротивляться, но не силой, а нежностью и своими крепкими объятиями. Хотел, подобно вампиру, высосать из меня жизненные силы.
Мы оба тяжело дышали, когда я оказалась на постели, вжатая в матрас его мощным телом, дрожа от возбуждения и предвкушения. Я даже не помнила в эту секунду о своем шраме на груди, которого так сильно стеснялась, и лежала под ним полностью обнаженная и беззащитная. Он отшвырнул полотенце на пол, опустил голову к моим плечам и прикусил зубами ключицу. Провел влажным языком по шее вниз. Эти укусы-поцелуи становились все ниже и ниже, а я к своему ужасу поняла, что если сейчас не остановлю его, то все закончится нашей близостью. А потом я буду сильно корить себя за эту слабость. Но это будет потом. Все потом…
Я громко всхлипнула, когда он провел рукой по низу моего живота, который превратился в камень от желания почувствовать его силу. Я инстинктивно льнула к Олегу и словно в бреду повторяла его имя, мечтая уже получить каплю своего освобождения от тоски, которая столько времени не могла покинуть моего тела.
Последние дни были наполнены безумными и бесстыдными желаниями, которые я тщетно отгоняла прочь и не давала себе в них погрязнуть, а сейчас в объятиях бывшего мужа позабыла обо всем на свете…
Изможденная и уставшая от мужского натиска и всех ласк Олега после страстной ночи, я даже не заметила, как заснула, а когда проснулась, резко села в кровати. Оглядевшись по сторонам, я с трудом различила, что нахожусь в собственной спальне одна. На тумбочке стояла видео-няня, а изображение показывало картинку спящего малыша. Откинувшись на подушки, я лежала так еще какое-то время, осмысливая все, что случилось между мной и бывшим мужем прошлой ночью, и решив, что ничего страшного не произошло, поднялась на ноги и направилась в ванную комнату. Одна ночь еще ничего не значила. Это не повод возвращать все на круги своя. Моя слабость и безволие мне еще дорого в итоге обернутся… И будет лучше для нас же двоих, если я сделаю вид, что ничего не было.
Я взяла в руки телефон и позвонила слесарю, чтобы узнать возможно ли заменить замки в квартире, а после набрала маму и отправилась в детскую будить сына.
25
Я готовила завтрак на кухне, когда в дверь позвонили. Взяв малыша на руки из стульчика, чтобы не оставлять одного, я прошла в прихожую и увидела в глазок сначала огромную охапку разноцветных цветов, а уже потом лицо незнакомого мужчины.
— Доставка цветов, — сказал незнакомый голос.
Я открыла дверь и расписалась за букет. Он был таким большим, что я попросила курьера отнести его в гостиную. Мои любимые тюльпаны. Разноцветные. Их было так много, а мне даже не во что их было поставить. Проводив курьера, я вернулась в гостиную, смотря на эту кричащую красоту. Пришлось отнести цветы в ванную комнату и попросить Рому, чтобы он купил какую-нибудь емкость под них. Будет жаль, если такая прелесть погибнет.
Набрав короткое сообщение Олегу «Спасибо», я вернулась к нашему завтраку с сыном. Но то и дело смотрела в маленькое личико ребенка. Даня так был похож на отца: тот же разрез глаз, цвет волос и высокий лоб. Интересно, что испытывал Олег, когда смотрел на своего ребенка? Такую же нежность и безграничную любовь, как и я? Возможно как-нибудь потом я об этом у него спрошу…
Весь день я провела дома и ждала новостей от мамы, ее с обеда должны были перевезти в клинику в центре Москвы и по-новой начать полное обследование. Ее телефон был недоступен, а мой все время молчал. Ближе к вечеру я пришла в гостиную и заснула на диване под тихий говор Тамары Максимовны, которая рассказывала сыну сказку. На мне, по-видимому, сказались последствия бессонной ночи и волнение за маму. Об Олеге я старалась не думать и не вспоминать, но это получалось плохо, особенно, когда я заходила в гостиную и натыкалась глазами на яркий букет.
Бывший муж не приехал этим вечером, но написал сообщение, что его командировка затянулась на несколько дней. Тем лучше для меня, потому что я не хотела его видеть. Внутри царил хаос, а я попросту боялась этой встречи. Мне необходимо было время, чтобы успокоиться, остыть.
Когда и на следующее утро я не смогла дозвониться до мамы, то позвонила Роме и попросила отвезти меня в клинику. Как могла, я гнала от себя прочь плохие мысли, но они крепко засели внутри, а мое предчувствие еще ни разу меня не обманывало.
Лечащего врача мамы я нашла быстро. О ее состоянии мне толком никто и ничего не сказал, сама же мама выглядела очень бледной и уставшей, и словно находилась в забытье. Я дождалась Игоря Борисовича с операции и прошла за ним в его кабинет. Седовласый мужчина в годах, с большими серыми глазами несколько минут смотрел медицинскую карту мамы, которую она привезла с собой из Владимира, а затем с минуту смотрел в монитор и даже кому-то звонил. Я ничего не понимала из его слов и длинных терминов, но чувствовала, что с мамой все очень и очень плохо.
— Мне жаль, Валерия Михайловна, сделать мы ничего уже не сможем. Лечение на данном этапе невозможно.
— Что? — из меня словно вытащили позвоночник и я обмякла на стуле. В голове сильно зашумело, а во рту сделалось сухо.
— Да, опухоль в голове. Три месяца. Полгода максимум. Вы… не знали?
Мне стало нехорошо. Я схватилась руками за столешницу, а комната и лицо врача хаотично закружились перед глазами.
— Нет, мама ничего мне не говорила… — потрясенно прошептала я.
Повисло долгое молчание, врач снова вернулся к бумагам и долго их листал с серьезным выражением на лице.
— Ваша мать знала о заболевании. Она проходила обследование. Здесь все выписки и ее подписи об отказе госпитализации и лечения.
Почему она мне ничего не говорила? И как давно знала о своем заболевании? Поэтому настояла на том, чтобы мы попробовали наладить жизнь с сыном подальше от нее, чтобы я ничего не заподозрила? Теперь я, конечно, понимала все ее слова и намерения, чтобы рядом было надежное плечо, которое она рассмотрела в Сергее, но почему она ничего мне не сказала? Как она могла все решить одна? А я? Как могла ничего не почувствовать? Не заподозрить неладное?
— Мы назначим ей курс лечебной терапии. Возможно, ей станет лучше. Но полного излечения от недуга в данном случае ждать не стоит. Оно не наступит.
— А операция?
— Нет, — врач взял снимок в руки и серыми глазами рассматривал его в течении нескольких минут. — Еще бы год назад, возможно, я бы попытался ее спасти, но сейчас… Опухоль головного мозга сильно поразила мозговые структуры. Резервные силы организма вашей матери на исходе, поэтому ей стало хуже. И к тому же метастазы… В данном случае срок ставить сложно, так как наблюдались случаи выживаемости при неоперабельных новообразованиях. Но она начала чувствовать себя хуже. Это началось ведь не так давно? — я кивнула.
— Да, она жаловалась на плохое самочувствие и говорила, что это от давления… — я всхлипнула.
Господи, как я могла не заметить, что дело вовсе не в давлении?
— Мне жаль…
Все эти слова звучали, как приговор. Потерять маму было моим сильным страхом после смерти отца. Да, никто из нас не вечен, но это же была мама… Мой самый близкий и любимый человек. А теперь на протяжении нескольких месяцев я буду наблюдать, как она будет уходить из жизни, мучаясь от боли? Впервые я подумала о том, что гуманнее умереть во сне или от сердца, как отец. Он упал в обморок и больше в себя не пришел.