«Если б я жила в замке, — думала она, — а Эрменгарда была бы владелицей другого замка, она приехала бы ко мне в гости с развевающимися знамёнами. Заслышав звуки рога у подъёмного моста, я бы спустилась ей навстречу, велела бы приготовить в зале роскошное угощение и пригласила бы музыкантов, чтобы развлечь её музыкой и пением. Когда она приходит ко мне на чердак, я не могу задать ей пира, я могу только рассказывать ей занятные истории и скрывать свои неприятности. Так, верно, поступали бедные владелицы замков, когда их земли были истощены войной и грабежами».
Гордая и мужественная владелица замка, Сара щедро дарила единственное, чем обладала, — свои мечты и фантазии, которые были ей радостью и утешением.
Они сидели друг против друга на кровати; Эрменгарда и не подозревала, что Сара страшно устала и боится, что, оставшись одна, не сможет заснуть от голода. Саре казалось, что никогда раньше ей так не хотелось есть.
— Как бы я хотела быть такой же тоненькой, как ты, Сара, — вдруг сказала Эрменгарда. — По-моему, ты ещё похудела за последнее время. Глаза у тебя теперь стали такие огромные. Посмотри, какой у тебя острый локоть!
Сара одёрнула поднявшийся рукав.
— Я всегда была худой, — бодро сказала она, — а глаза у меня всегда были большие, да к тому же зелёные.
— Мне твои глаза нравятся, они такие необычные, — призналась Эрменгарда, глядя на подругу с любовью и восхищением. — Они как будто всегда смотрят вдаль. Мне они ужасно нравятся. Мне ужасно нравится, что они у тебя зелёные, хотя они почти всегда кажутся чёрными.
— У меня глаза кошачьи, — сказала Сара со смехом, — но в темноте я не вижу. Я пробовала, но у меня ничего не вышло. А жаль!
В эту минуту возле слухового окна мелькнула какая-то тень, но ни Сара, ни Эрменгарда её не заметили. Если б они обернулись и взглянули в окно, они бы удивились, увидев, что в комнату осторожно заглянуло тёмное лицо, — заглянуло и тотчас бесшумно исчезло. Впрочем, не вовсе бесшумно. Сара, у которой был острый слух, вдруг повернула голову и посмотрела на крышу.
— Что это? — сказала она. — На Мельхиседека не похоже, коготков не слышно.
— О чём ты? — удивилась Эрменгарда.
— Ты ничего не слышала? — спросила Сара.
— Н-нет… А ты слышала?
— Может быть, я ошиблась, — сказала Сара, — но мне послышался какой-то шум на крыше, словно по ней что-то тихо волокли.
— Что бы это могло быть? — сказала Эрменгарда. — Уж не воры ли?
— Нет, — бодро произнесла Сара. — Здесь нечего красть…
Но она не успела договорить. Теперь обе услышали шум, только не на крыше, а на лестнице внизу. Оттуда доносился разгневанный голос мисс Минчин. Сара спрыгнула с кровати и задула свечу.
— Она Бекки ругает, — прошептала она в темноте. — До слёз её довела.
— А вдруг она сюда придёт? — в ужасе шепнула Эрменгарда.
— Не придёт. Она думает, что я сплю. Не шевелись.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Сара помнила только один такой случай. Но теперь мисс Минчин пришла в такую ярость, что шла наверх, преследуя бедную Бекки.
— Наглая, бессовестная девчонка! — кричала она. — Кухарка мне сказала, что это уже не в первый раз!
— Это не я, сударыня, — с плачем оправдывалась Бекки. — Я очень была голодна, но только я этого не делала!
— Тюрьма по тебе плачет, — говорила мисс Минчин. — Это же воровство! Нет, вы только подумайте, полпирога утащить!
— Это не я, — рыдала Бекки. — Я бы целый пирог могла съесть, но только я его пальцем не трогала.
Мисс Минчин задыхалась — от гнева и оттого, что ей пришлось подняться по лестнице. Пирог был с мясом, и она собиралась поужинать им в одиночку. Раздался звук пощёчины.
— Это тебе, чтоб не лгала, — произнесла мисс Минчин. — А теперь убирайся к себе!
Сара и Эрменгарда слышали, что мисс Минчин ударила Бекки, а потом они услыхали, как Бекки, шаркая стоптанными башмаками, побежала к себе на чердак. Они слышали, как захлопнулась её дверь, как она упала ничком на кровать. Слышно было, как она плачет в подушку:
— Я бы два пирога могла съесть, только не трогала я его… не трогала. Кухарка скормила его своему полицейскому.
Сара стояла в темноте посреди комнаты. Стиснув зубы, она сжимала и разжимала пальцы. Ей так и хотелось выбежать из комнаты, но она не смела пошевелиться — пусть мисс Минчин спустится вниз и всё успокоится.
— Какая она злая, какая жестокая! — не выдержала Сара. — Кухарка всё что хочет берёт, а потом сваливает на Бекки. Но это неправда, неправда! Бекки иногда бывает такая голодная, что ест корки из мусорного ведра!
Закрыв лицо руками, Сара разразилась рыданиями. Эрменгарда пришла в ужас. Такого она никогда не видела! Сара… плачет! Мужественная Сара! Это было что-то до того неожиданное, до того непонятное доброй, но недалекой Эрменгарде. Неужели… неужели… Тут в её душу закралось неожиданное опасение. В темноте она слезла с кровати и ощупью добралась до стола, на котором стояла свеча. Запалив свечу, Эрменгарда нагнулась и вгляделась в Сару. Опасение превратилось в ужасающую уверенность.
— Сара, — спросила Эрменгарда робко и чуть ли не с ужасом в голосе, — ты… ты мне никогда не говорила… я не хочу быть назойливой, но… ты иногда бываешь голодна?
Это была последняя капля. Больше Сара не могла притворяться. Она отняла руки от лица.
— Да, — отвечала она со страстью. — Да, бываю! Вот сейчас я так голодна, что готова тебя съесть. А когда я слышу бедную Бекки, мне становится ещё хуже. Ведь ей ещё больше, чем мне, есть хочется.
Эрменгарда открыла рот от ужаса.
— А я-то, — произнесла она горестно, — я-то и не подозревала!
— Я не хотела, чтобы ты знала, — сказала Сара. — Я бы тогда была словно уличная попрошайка. Я знаю, что похожа на уличную попрошайку.
— Вовсе нет! — закричала Эрменгарда. — Вовсе нет! Конечно, платье у тебя немного странное — но на уличную попрошайку ты совсем непохожа. У тебя лицо совершенно другое.
— Мне один маленький мальчик подал однажды монетку, — сказала Сара и невольно засмеялась. — Вот она.
И она вытащила тонкую ленточку, которая висела у неё на шее.
— Он бы мне её не подал, если бы не решил, что я в ней нуждаюсь. Значит, у меня такой вид!
Монетка словно утешила их. Они немного посмеялись, хотя у обеих в глазах стояли слёзы.
— А что это за мальчик? — спросила Эрменгарда, глядя на монетку, словно это был не обыкновенный шестипенсовик, а что-то совершенно поразительное.
— Милый такой малыш, он как раз шёл в гости, — сказала Сара. — Он из Большой семьи, знаешь, такой маленький с толстыми ножками, — я его ещё Гаем Клэренсом зову. У него, верно, в детской было полным-полно рождественских подарков, корзин с пирогами и всяких вкусностей, а у меня ничего не было, и он это понял.
При этих словах Эрменгарда вдруг подскочила на месте. В её встревоженном сознании всплыла какая-то мысль.
— Ах, Сара! — вдохновенно вскричала она. — Как глупо, что я об этом не подумала!
— О чём?
— Нет, это чудесно! — отвечала Эрменгарда с волнением. — Как раз сегодня тётушка прислала мне посылку. В ней столько всего вкусного! Я ещё ничего не трогала, я за обедом пудинга переела и так волновалась из-за этих книг. — Она торопилась всё сказать побыстрее и едва договаривала слова. — Там сладкий пирог, пирожки с мясом, булочки, тартинки[16], апельсины, а ещё смородинная настойка, инжир и шоколад. Я тихонько сбегаю в свою комнату и вмиг всё принесу.
Сара чуть не потеряла сознание. Когда от голода кружится голова, даже простое упоминание о пище производит такое странное действие. Она схватила Эрменгарду за руку.
— Ты думаешь… тебе удастся? — вскричала она.
— Конечно, — отвечала Эрменгарда.
Она подбежала к двери… осторожно приоткрыла её… высунула голову и прислушалась.
— Свет потушен, — сказала она, подходя к Cape. — Все спят. Я пойду тихо-тихо, никто не услышит.
Это было так замечательно, что они обнялись, — глаза у Сары заблестели.
— Эрми! — воскликнула она. — Давай представим себе, что у нас званый вечер! А… ты пригласишь узницу из соседней камеры?
— Да! Да! Давай постучим сейчас же в стену. Тюремщик не услышит.
Сара подошла к стене. Бекки всё ещё тихо плакала у себя в комнатке. Сара постучала в стену четыре раза.
— Это значит, — пояснила она, — «Иди ко мне через тайный проход под стеной. Мне нужно тебе кое-что сказать».
Бекки стукнула в ответ пять раз.
— Идёт, — сказала Сара.
Через секунду дверь отворилась и Бекки вошла в комнату. Глаза у неё были заплаканы, чепчик сбился набок. Увидев Эрменгарду, она растерялась и принялась тереть лицо фартуком.
— Не бойся меня, Бекки! — воскликнула Эрменгарда.
— Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, — сказала Сара. — Она сейчас принесёт сюда кое-что очень приятное.
Бекки так разволновалась, что чепец чуть не свалился у неё с головы.
— Это съестное, мисс? — спросила она. — Приятное на вкус?
— Да, — отвечала Сара, — и мы представим себе, что у нас званый вечер.
— Еды будет вволю, — вставила Эрменгарда. — Я сию минуту вернусь!
Она так заторопилась, что, выбегая из комнаты, уронила свою красную шаль. Никто этого не заметил. Бекки не помнила себя от радости.
— Ax, мисс! Мисс! — шептала она. — Я знаю, это вы попросили её пригласить меня. Я… я прямо заплачу сейчас.
Она подошла к Саре и остановилась, глядя на неё с обожанием.
В глазах у Сары вспыхнул знакомый огонёк — воображение заработало. Чёрная ночь за окном, чердак и холод и грязь на улицах, по которым она только что брела, воспоминание о маленькой попрошайке с голодными глазами — всё вдруг преобразилось, словно по волшебству. Это было так чудесно, так весело! Она даже вскрикнула от радости.
— Когда доходишь до самого края, — сказала она, — тебя всегда что-то спасает в последнюю минуту. Словно какое-то волшебство. Я должна это запомнить. Самое плохое никогда не случается!