Как хорошо было сидеть у камина! Понемногу их стало клонить в сон, как клонит в сон счастливых, хорошо поевших детей. Долго не уходили они от камина, наслаждаясь его теплом; наконец Сара взглянула на свою постель, которая выглядела так непривычно.
Одеял на ней теперь было предостаточно, можно было поделиться с Бекки. И скоро узкая кушетка в соседней каморке превратилась в такое удобное ложе, о каком Бекки никогда и не мечтала.
Уходя от Сары, Бекки обернулась с порога и обвела комнату восхищённым взглядом.
— Даже если завтра утром всё это исчезнет, — сказала она, — оно, по крайности, сегодня здесь было. И этого никогда я не забуду.
Она остановила взгляд на каждой вещи, словно стараясь их хорошенько запомнить.
— Здесь, — и она показала пальцем на камин, — горел огонь, а перед ним стоял стол, а на столе — лампа, и свет от неё был розовый. На кровати лежало атласное покрывало, а на полу — тёплый ковёр, и всё было так красиво!
Бекки на миг смолкла и с нежностью положила руку на живот.
— И ещё был суп, и сандвичи, и булочки. Да, всё это было!
И с этим неопровержимым доказательством реальности всего, что произошло, она удалилась.
Какими-то неведомыми путями в школе, так же как и среди слуг, всё сразу становится известным. Наутро все уже знали, что Сара ужасно провинилась, что Эрменгарда наказана и что Бекки только потому не прогнали сегодня же с самого утра, что найти новую судомойку не так-то просто. Слуги понимали, что мисс Минчин разрешила Бекки остаться, потому что найти другое такое беззащитное и безответное существо, которое согласилось бы работать с утра до ночи за несколько шиллингов в неделю, было нелегко. А старшие девочки понимали, что мисс Минчин не отказала Саре из практических соображений.
— Сара так быстро растёт и так много занимается, — сказала Лавинии Джесси, — что мисс Минчин скоро сделает её учительницей, и ей придётся работать бесплатно. Ты, Лавви, поступила гадко, когда нажаловалась на неё мисс Минчин. Откуда ты узнала, что они устроили вечеринку на чердаке?
— От Лотти. Она по глупости даже и не заметила, как проболталась. И вовсе это не гадко! — Лавиния поджала губы. — Я просто исполнила свой долг. Сара обманывала мисс Минчин! Нет, это просто смешно, как эта оборванка важничает! И почему все с ней так носятся?
— А что они делали, когда мисс Минчин их накрыла?
— Представляли себе какую-то глупость. Эрменгарда снесла наверх свою посылку из дома, чтобы угостить Сару и Бекки. Почему-то нас она никогда не угощает. Мне, конечно, всё равно, только это неприлично угощать на чердаке каких-то служанок. Конечно, мисс Минчин нужна учительница, но всё равно странно, что она не выгнала Сару.
— Куда бы она пошла, если б её выгнали? — спросила не без тревоги Джесси.
— Откуда мне знать? — отрезала Лавиния. — Сегодня, должно быть, вид у неё будет кислый. Немудрено! После того, что случилось…
Джесси была не столько злая, сколько бесхарактерная девочка. Она порывисто схватила книжку.
— По-моему, это ужасно! — сказала она. — Никто не имеет права морить её голодом.
Когда Сара вошла в то утро на кухню, кухарка и служанки посмотрели на неё с подозрением и она поспешила пройти мимо. Она немного проспала, и Бекки тоже, а потому обе заторопились вниз, не повидав друг друга.
Сара заглянула в судомойню. Бекки изо всех сил терла чайник и что-то тихо напевала. Она подняла на Сару сияющие глаза.
— Одеяло-то, — шепнула она с волнением, — оно лежало у меня на постели, когда я проснулась. Оно не исчезло!
— И моё тоже, — отвечала Сара. — И все другие вещи так и остались у меня в комнате — все до единой. Я, пока одевалась, поела то, что осталось.
— Ах ты, батюшки! — ахнула Бекки, склоняясь над чайником.
И хорошо сделала — в судомойню входила кухарка.
Мисс Минчин, подобно Лавинии, ожидала, что наутро Сара будет иметь жалкий вид. Сара всегда её раздражала, ибо ничто, даже самое суровое наказание, её не пугало и не доводило до слёз. Когда ей делали выговор, она стояла и вежливо, серьёзно слушала, не возражая ни слова; когда же её наказывали, подчинялась, не жалуясь и не протестуя. Она никогда не отвечала дерзостью, и это само по себе казалось мисс Минчин величайшей дерзостью. Впрочем, вчера Сара не обедала и не ужинала, а сегодня опять ничего не получит; может, это наконец сломит её упорство? Может, сегодня она сойдёт наконец вниз бледная, с заплаканными глазами, несчастная и жалкая?
В то утро мисс Минчин увидела Сару в классе, где ей предстояло давать младшим ученицам урок французского языка. Сара вошла весёлая и румяная, с едва заметной улыбкой в уголках рта. Мисс Минчин растерялась. Такого она не ожидала. Что всё это значит? Она тотчас подозвала Сару к себе.
— Вы, как я вижу, не понимаете, что наказаны, — сказала она. — Неужто вы до того испорчены?
Если ребёнок — а пусть бы и взрослый! — хорошо поел и выспался в тёплой и мягкой постели, если он заснул в волшебной сказке, а проснувшись, обнаружил, что эта сказка не сон, а явь, он не может выглядеть несчастным и не может, даже если бы хотел, потушить свет в глазах. Мисс Минчин чуть не онемела от удивления, когда Сара подняла на неё сияющие глаза и спокойно ответила:
— Прошу прощения, мисс Минчин. Я знаю, что наказана.
— Так постарайтесь этого не забывать — и не глядите так, словно вдруг получили наследство. Это дерзко. Помните, что сегодня вам не дадут никакой еды.
— Да, мисс Минчин, — отвечала Сара.
Она отвернулась; сердце запрыгало у неё в груди при воспоминании о вчерашнем. «Если бы не эта волшебная перемена, — подумала она, — как всё было бы ужасно!»
— Не похоже, чтобы она была очень голодна, — шепнула Лавиния Джесси. — Ты только посмотри на неё. — И со злорадным смешком добавила: — Возможно, она воображает, что съела хороший завтрак.
— Она не такая, как все, — сказала Джесси, глядя на Сару. — Иногда я её немного боюсь.
— Какая ерунда! — вскричала Лавиния.
Весь этот день свет не покидал Сариного лица, а румянец — её щёк. Служанки перешёптывались, с удивлением поглядывая на неё, а в голубых глазках мисс Амелии застыло полнейшее недоумение. Она не могла взять в толк, как можно иметь такой весёлый и вызывающий вид, когда на тебя сердится сама мисс Минчин. Впрочем, это так похоже на Сару! Она всегда была на удивление упрямой. Верно, она решила не признавать высочайшей немилости.
Обдумывая всё, что произошло в ту ночь, Сара решила, если удастся, держать чудо в тайне. Конечно, если мисс Минчин снова поднимется на чердак, всё будет раскрыто. Впрочем, в течение какого-то времени это им не грозит, если только у мисс Минчин не возникнет подозрений. За Эрменгардой и Лотти будут по вечерам так строго следить, что они не осмелятся снова покинуть свои спальни. Эрменгарде можно довериться — она не выдаст. Если же на чердак придёт Лотти, нужно будет просить её сохранить тайну. Возможно, Волшебство придёт им и здесь на помощь.
«Но что бы ни случилось, — говорила себе Сара, — что бы ни случилось, теперь я знаю, что где-то есть человек небесной доброты и он мне друг. Да, он мой друг! Если я никогда не узнаю, кто он… если никогда не смогу даже поблагодарить его… всё равно, я никогда не буду такой одинокой, как прежде. Да, это волшебная доброта!»
В этот день погода выдалась, если только это возможно, ещё хуже, чем накануне, — на улице было ещё холоднее, дождь лил ещё сильнее, а грязь ещё больше развезло. Сару снова посылали из дома с бесконечными поручениями; кухарка совсем разбушевалась и, зная, что Сара в немилости, бранила её пуще прежнего. Но какое всё это имеет значение, если у тебя есть волшебный друг? Ночной ужин придал Саре сил; она надеялась хорошо выспаться в тёплой постели; и хотя к вечеру она, как и следовало ожидать, проголодалась, она помнила, что к следующему утру срок её наказания истечёт и она сможет позавтракать. Было уже поздно, когда ей разрешили уйти к себе. Мисс Минчин распорядилась, чтобы она занималась в классной до десяти часов вечера, но она увлеклась и засиделась над книгами.
Поднявшись по лестнице, Сара остановилась перед дверью на чердак; признаться, сердце громко стучало у неё в груди.
— Конечно, там, может статься, ничего уже нет, — прошептала она, бодрясь. — Возможно, всё это было мне послано лишь на одну ночь — на ту ужасную ночь! Но всё это было мне послано — у меня это было! Это был не сон!
Она распахнула дверь. Переступив порог, она тихо охнула и, притворив дверь, прислонилась к ней, оглядывая комнату.
Словно волшебная рука прошлась по скромному жилью Сары. Сегодня это было ещё заметнее, чем вчера. Огонь в камине горел ещё веселее. В комнате появилось столько новых вещей, что она теперь выглядела совершенно иной. Не будь Сара готова ко всему, она бы долго ещё тёрла себе глаза. На низеньком столике снова стоял ужин — на этот раз была ещё одна чашка и тарелка для Бекки. Треснувшую доску над камином застилал кусок яркой, диковинно расшитой парчи, а на нём стояли вазы и украшения. Роскошные ткани скрывали всё старое и уродливое. На стенах висели разноцветные вееры и яркие драпировки; их прикрепили тонкими острыми гвоздиками. По ковру были раскиданы большие мягкие подушки. Сундук был накрыт ковром, а на нём тоже лежали подушки, так что он превратился в диван.
Сара тихо отошла от двери, а потом опустилась на стул и смотрела, смотрела во все глаза.
— Всё точно в волшебной сказке, — проговорила она. — Точь-в-точь! У меня такое чувство, что, пожелай я хоть бриллианты или мешки золота, всё тотчас и явится! И это было бы не так удивительно, как то, что тут произошло. Неужели это мой чердак? А я та самая промокшая, продрогшая, оборванная Сара? Бывало, я всякое себе представляла, мечтала о феях! Мне всегда хотелось, чтобы волшебная сказка сбылась! А теперь я живу в волшебной сказке и всё, что захочу, могу наколдовать!
Она поднялась и постучала в стену, и узница из соседней камеры тотчас явилась.
Войдя к Саре, Бекки чуть не упала от изумления и в первые минуты не могла произнести ни слова.