сделали! Прошу Вас, разрешите мне произнести эти слова. Я должна их сказать. Спасибо… спасибо… спасибо!
Утром Сара оставила это письмо на столе, и вечером оно исчезло вместе со всем остальным. Она поняла, что Волшебник получил её письмо, и очень обрадовалась.
Однажды вечером Сара читала Бекки перед сном одну из новых книг, как вдруг её внимание привлёк какой-то звук у окна. Сара подняла глаза от книги и увидала, что Бекки тоже насторожилась. Она повернула голову к окну и с тревогой прислушалась.
— Там кто-то есть, мисс, — прошептала Бекки.
— Да, — сказала Сара. — Похоже, будто кошка царапается в окно.
Она встала и подошла к окну. Это был такой странный и тихий звук — он и вправду походил на царапанье. Вдруг Сара что-то вспомнила и засмеялась. Она вспомнила о маленькой обезьянке, которая как-то забралась к ней на чердак. Сегодня Сара как раз видела обезьянку: та грустно сидела на столе перед окном в доме индийского джентльмена.
— А вдруг, — радостно шепнула Сара, — вдруг это опять обезьянка? Вот было бы хорошо!
Она встала на стул, осторожно подняла раму и выглянула из окна. На крыше лежал снег — он шёл весь день, — а на снегу, совсем близко от окна, сидела, съёжившись, небольшая фигурка. Увидев Сару, она жалобно сморщила свою чёрную мордочку.
— Это обезьянка! — воскликнула Сара. — Она убежала от ласкара и пришла к нам на огонёк.
Бекки подбежала к окну.
— Вы её впустите, мисс? — спросила она.
— Конечно, — ответила Сара радостно. — На дворе холодно, а обезьяны привыкли к теплу. Они такие неженки. Я постараюсь её заманить.
Она осторожно протянула руку и ласково заговорила с обезьянкой, как говорила с воробьями и Мельхиседеком, — так, словно сама была маленьким зверьком и хорошо понимала их робость и любила их.
— Иди сюда, милая, — звала Сара. — Я тебя не обижу.
Обезьянка поняла, что её не обидят. Поняла и разрешила Саре дотронуться до неё мягкими добрыми пальцами и притянуть к себе. Она знала, что люди бывают нежными; она это чувствовала в тёмных худощавых руках Рам Дасса, а теперь — в мягких руках Сары. Обезьянка разрешила втянуть себя в комнату, а оказавшись у Сары на руках, свернулась в клубочек и, захватив прядь её волос, взглянула на неё.
— Обезьянка милая! Обезьянка прелесть! — приговаривала Сара, целуя смешную мордочку. — Ах, как я люблю всяких зверьков!
Обезьянка обрадовалась, когда Сара села к огню, и, устроившись у неё на коленях, с интересом переводила умный взгляд с Сары на Бекки.
— Какая она некрасивая, мисс, правда? — заметила Бекки.
— Да, похожа на очень некрасивого ребёнка, — отвечала Сара со смехом. — Прости меня, обезьянка! Впрочем, я рада, что ты не ребёнок. Мамочка не могла бы тобой гордиться, и никто не посмел бы сказать, что ты так похожа на кого-то из родственников. Нет, ты просто прелесть!
Она прислонилась к спинке кресла и задумалась.
— Возможно, в душе она жалеет о том, что некрасива, — продолжала она. — Интересно, есть ли у неё душа? Обезьянка, голубчик, у тебя есть душа?
Но обезьянка лишь подняла свою сморщенную лапку и почесала в голове.
— А что вы с ней сделаете? — поинтересовалась Бекки.
— Пусть сегодня поспит со мной, а завтра я отнесу её индийскому джентльмену. Обезьянка, милая, мне не хочется тебя отдавать, но придётся. Больше всех ты должна любить свою семью, а я ведь тебе не родственница.
Ложась в постель, Сара устроила у себя в ногах тёплое гнездышко для обезьянки, и та, довольная, заснула, свернувшись, словно ребёнок, калачиком.
ГЛАВА 17«Это она!»
На другой день трое детей мистера Монтморенси сидели в библиотеке индийского джентльмена, изо всех сил стараясь его развеселить. Им разрешили пойти к нему, потому что он сам их пригласил. Он давно уже жил в волнении; этого дня он напряжённо ждал. Сегодня из Москвы возвращался мистер Кармайкл. Его возвращение откладывалось с недели на неделю. Приехав в Москву, он сначала никак не мог найти семью, которую искал. Когда же наконец ему удалось напасть на след и он отправился к ним в дом, оказалось, что они в отъезде. Все попытки списаться с ними оказались неудачными, и он решил дожидаться их возвращения.
Мистер Кэррисфорд сидел в своём покойном кресле, а рядом с ним на полу сидела Джэнет. Она была его любимицей. Нора устроилась на скамеечке для ног, а Дональд оседлал голову тигра, украшавшую шкуру на полу. Нужно сказать, что Дональд скакал на тигре с большим шумом.
— Не кричи так, Дональд, — урезонивала его Джэнет. — Когда приходишь развлечь больного, не обязательно делать это во весь голос. Правда, мистер Кэррисфорд?
Но мистер Кэррисфорд лишь потрепал её по плечу.
— Нет, нет, — сказал он. — Больного это отвлекает от разных мыслей.
— Я буду сидеть тихо, — во всё горло закричал Дональд. — Мы все будем сидеть тихо-тихо, как мышки.
— Мышки так не шумят, — возразила Джэнет.
Дональд сделал из носового платка уздечку и снова запрыгал на тигре.
— Если мышек много, то, может, и шумят, — весело возразил он. — Если их тысяча, то шумят.
— Нет, — возразила Джэнет строго, — даже если их сто тысяч! А нам надо сидеть тихо, как одна мышка!
Мистер Кэррисфорд засмеялся и снова потрепал её по плечу.
— Папа уже скоро будет здесь, — сказала Джэнет. — Можно нам поговорить о пропавшей девочке?
— Сейчас я всё равно ни о чём другом говорить не могу, — отвечал устало мистер Кэррисфорд и нахмурился.
— Она нам ужасно нравится, — сказала Нора. — Мы её прозвали неволшебной принцессой.
— Почему же? — спросил индийский джентльмен. Он любил слушать выдумки Большой семьи — они его отвлекали от грустных мыслей.
На этот раз ответила Джэнет:
— Потому что, хотя она и не волшебница, она будет, когда найдётся, богата, как принцесса в волшебной сказке. Мы сначала звали её волшебной принцессой, но это ей не подходит.
— А правда, — спросила Нора, — что её отец отдал все деньги своему другу, чтобы он вложил их в алмазные копи, а друг решил, что потерял их, и сбежал? Он считал себя вором, да?
— Только это было не так, — торопливо вмешалась Джэнет, — ты же знаешь.
Индийский джентльмен быстро взял её за руку.
— Да, вором он не был, — произнёс он.
— Мне жалко этого друга, — сказала Джэнет, — правда, жалко. Ведь он не виноват — у него потом, верно, сердце разрывалось от горя. Я в этом уверена!
— Ты умная девочка, Джэнет, — сказал индийский джентльмен, сжимая её руку.
— А вы рассказали мистеру Кэррисфорду, — снова закричал Дональд, — о «девочке, которая не нищенка»? Вы ему сказали, что теперь она одета во всё новое? Может, она тоже потерялась, а теперь нашлась?
— Кэб! — воскликнула Джэнет. — Он остановился у подъезда. Это папа!
Дети бросились к окнам.
— Да, это папа, — объявил Дональд. — Но девочки с ним нет.
Дети выбежали из комнаты и мигом скатились вниз по лестнице. Они всегда так встречали отца. Слышно было, как они прыгают, хлопают в ладоши, как он поднимает их одного за другим и целует.
Мистер Кэррисфорд попытался подняться, но снова упал в кресло.
— Не могу, — прошептал он. — Сил нет!
У двери послышался голос мистера Кармайкла.
— Нет, дети, — говорил он. — Сейчас нельзя! Я должен поговорить с мистером Кэррисфордом. Ступайте к Рам Дассу и поиграйте с ним, а потом приходите.
Дверь отворилась, и в библиотеку вошёл мистер Кармайкл. Он был как будто ещё румянее, чем всегда; казалось, он внёс в комнату атмосферу свежести и здоровья; однако, пожимая руку больного, он взглянул на него с тревогой.
— Что вы мне скажете? — спросил мистер Кэррисфорд. — Эта девочка, которую удочерили русские…
— Не та, кого мы ищем, — продолжил мистер Кармайкл с огорчением. — Она гораздо моложе дочери капитана Кру. Её зовут Эмили Кэрью. Я её видел и беседовал с ней. Русские мне о ней подробно рассказали.
Индийский джентльмен взглянул на него с отчаянием. Его рука бессильно упала на колени.
— Значит, придётся начать поиски сначала, — произнес он устало. — Вот и всё. Прошу вас, садитесь.
Мистер Кармайкл сел. Сам того не замечая, он постепенно привязался к этому несчастному человеку. Сам он обладал таким завидным здоровьем и так был счастлив в своей семье, окружённый любовью и весельем, что не мог без сострадания думать об одиночестве и болезни. Если бы в этом доме зазвучал хотя бы один звонкий детский голос, он уже не казался бы таким печальным и заброшенным, как сейчас! А как мучительно, верно, сознавать, что ты обрёк на горе и одиночество ребёнка! Нет, это невозможно вынести!
— Полно, полно, — произнёс мистер Кармайкл бодро, — в конце концов мы её найдём!
— Не будем откладывать. Времени терять нельзя, — отвечал мистер Кэррисфорд взволнованно. — Есть у вас какие-то новые предложения?
Мистер Кармайкл встал и прошёлся по комнате: ему не сиделось.
— Пожалуй, — произнёс он раздумчиво. — Не знаю, что вы об этом скажете. Когда я ехал поездом из Дувра, в голову мне пришла одна мысль.
— Какая же? Если только девочка жива, она должна где-то быть.
— Действительно, она должна где-то быть. Мы обыскали все школы в Париже. Давайте забудем о Париже и поищем её в Лондоне. Вот моя мысль. Давайте искать в Лондоне.
— В Лондоне немало школ, — отвечал мистер Кэррисфорд.
Внезапно какая-то мысль пришла ему в голову — он вздрогнул.
— Вот хотя бы в соседнем доме есть школа.
— Что ж, с неё и начнём, благо, она от нас так близко.
— Нет, — сказал Кэррисфорд. — Там, правда, есть девочка, которая меня интересует, но она не воспитанница. Это несчастное жалкое существо, но она до того смугла, что никак не может быть дочкой бедного Кру.
Возможно, в этот миг в дело снова вмешалось Волшебство — дивное, прекрасное Волшебство! Это вполне вероятно, иначе почему вдруг именно в этот миг в комнату вошёл Рам Дасс? Его тёмные блестящие глаза с трудом скрывали волнение. Он почтительно поклонился, сложив руки на груди.