Оставшись одна, мисс Минчин начала ходить взад и вперед по комнате. Она говорила громко, сама с собою, но не замечала этого. В продолжение последнего года алмазные россыпи были ее любимой мечтой, и она возлагала на них большие надежды. Ведь и содержательницы школ могут разбогатеть с помощью владельцев россыпей. А теперь вместо этого ей приходится терпеть убытки.
— Принцесса Сара! — презрительно сказала она. — Девочку нежили, как будто она будущая королева!
Проходя мимо углового стола, мисс Минчин вдруг остановилась как вкопанная: из-под него послышалось громкое всхлипывание.
— Кто там? — гневно спросила она.
В ответ на это снова послышалось всхлипывание. Мисс Минчин нагнулась и приподняла скатерть.
— Как ты смела! — крикнула она. — Как ты смела! Выходи сию же минуту!
Под столом сидела, скорчившись, бедная Бекки. Чепец ее сполз набок, лицо покраснело от сдерживаемого плача.
— С вашего позволения, сударыня, — заикаясь, пробормотала она, — это я. Я знаю, что этого не следовало… Но я смотрела на куклу, сударыня… и я испугалась, когда вы вошли… и спряталась под стол.
— И ты слушала все это время? — спросила мисс Минчин.
— Нет, сударыня, — возразила Бекки, делая книксен. — Нет, не слушала. Я думала, что мне можно будет уйти незаметно, но я не могла и должна была оставаться. Только я не слушала, сударыня… я ни за что не стала бы слушать. Но я никак не могла не слышать.
Тут Бекки снова залилась слезами и, казалось, перестала вдруг испытывать страх перед грозной леди.
— О, сударыня! — воскликнула она. — Боюсь, что вы откажете мне от места… но мне жаль бедную мисс Сару… мне очень жаль ее.
— Ступай отсюда! — приказала мисс Минчин.
Слезы лились градом из глаз Бекки.
— Да, я сейчас уйду, сударыня, — сказала она, дрожа и приседая. — Мисс Сара… она была такая богатая маленькая леди, и все прислуживали ей как можно лучше. Как же будет она теперь без горничной, сударыня? Если бы… о, позвольте, пожалуйста, мне прислуживать ей после того, как я перемою посуду и сделаю все, что нужно. Я буду работать очень быстро… только позвольте мне прислуживать ей теперь, когда у нее нет ничего… Бедная, бедная маленькая мисс Сара!.. А ее звали принцессой, сударыня!
Слова Бекки еще больше раздражали мисс Минчин. Даже какая-то судомойка, и та становится на сторону этой девчонки, которую сама она не терпит. Это уж слишком!
— Я, конечно, не позволю, — резко сказала она, топнув ногою. — Она сама будет прислуживать себе да и другим тоже. Ступай вон сию же минуту, или я откажу тебе от места!
Бекки накинула на голову фартук и бросилась из комнаты. Она побежала в кухню и, усевшись там, между горшками и кастрюлями, начала рыдать так горько, как будто ее сердце готово было разорваться.
— Все вышло, как в волшебной сказке, — всхлипывая, шептала она. — Там принцессы тоже всегда страдают!
Мисс Минчин смотрела еще суровее и неприступнее, чем обыкновенно, когда, спустя несколько часов, к ней вошла Сара, за которой она посылала.
Веселое празднество, так неожиданно прерванное, казалось Саре сном или чем-то бывшим много лет тому назад не с ней, а с какой-то другой девочкой.
Ничто теперь не напоминало о празднике. Гирлянды остролистника сняли со стен, скамейки и пюпитры снова поставили на места. Гостиная мисс Минчин имела такой же вид, как всегда — в ней не осталось никаких следов празднества, — а сама мисс Минчин сняла свое парадное платье. Ученицам тоже велели переодеться и отправляться в класс, где они взволнованно перешептывались, собираясь кучками.
— Пошли Сару ко мне, — сказала сестре мисс Минчин, — и внуши ей, что я не потерплю ни слез, ни душераздирающих сцен.
— Этого опасаться нечего, — возразила мисс Амелия, — она очень странная девочка. Помнишь, как скрывала она свое горе, когда капитан Кру уехал в Индию? И теперь она держала себя так же. Когда я сказала ей, что отец ее умер, она не двинулась с места и не проронила ни слова. Только глаза стали как будто больше и побледнела она, как смерть. Когда я кончила, она с минуту смотрела на меня, а потом подбородок у нее задрожал и она, выбежав из комнаты, бросилась наверх. Некоторые девочки заплакали, услыхав, что случилось, но она не видала ничего и только слушала меня. Мне было как-то неловко, что она молчит. Когда рассказываешь людям что-то особенное и важное, то всегда ждешь от них ответа.
Никто, кроме Сары, не знал, что происходило в ее комнате, когда она убежала туда и заперла за собою дверь. Она и сама помнила лишь смутно, как сквозь сон, что она ходила взад и вперед по комнате и твердила каким-то странным, не своим голосом:
— Мой папа умер! Мой папа умер!
Один раз она остановилась около Эмили, которая смотрела на нее со своего стула, и с отчаянием крикнула:
— Эмили! Ты слышишь? Папа умер! Он умер в Индии — за тысячи миль отсюда!
Когда Сара вошла в гостиную мисс Минчин, лицо ее было бледно, глаза окаймлены темными кругами, а губы крепко сжаты, как будто она твердо решилась не выдавать своего горя. В настоящую минуту она была совсем не похожа на ту сияющую хозяйку праздника, в легком розовом платье, которая перепархивала, как бабочка, от одного подарка к другому в украшенной зеленью классной комнате. Теперь это была бледная, убитая горем, одинокая девочка.
Она переоделась без помощи Мариетты в давно уже брошенное черное бархатное платье. Оно было ей слишком коротко и узко, и ее тоненькие ножки, выступавшие из-под короткой юбки, казались слишком длинными и худыми. Так как у нее не нашлось черной ленточки, то ее короткие густые темные волосы не были перевязаны ничем и свободно падали ей на плечи, отчего лицо казалось еще бледнее. Она держала в руке Эмили, завернутую в кусок черной материи.
— Бросьте куклу, — сказала мисс Минчин. — Зачем вы принесли ее сюда?
— Нет, я не брошу ее, — ответила Сара. — Это все, что у меня есть. Мне подарил ее папа.
Мисс Минчин часто чувствовала себя не совсем ловко, разговаривая с Сарой. Ей стало неловко и теперь. Твердый, спокойный тон Сары подействовал на нее, как всегда, и она решила не настаивать — может быть, отчасти и потому, что сознавала, как жестоко и бессердечно поступает с девочкой.
— У вас теперь не будет времени играть в куклы, — сказала она. — У вас будет много дел, вам придется приучаться быть полезной.
Сара пристально смотрела на нее своими большими странными глазами, но не проронила ни слова.
— Теперь ваша жизнь переменится, — продолжала мисс Минчин. — Мисс Амелия объяснила вам все?
— Да, — ответила Сара. — Мой папа умер. Он не оставил мне денег. Я теперь не богата, а бедна.
— Вы нищая, — сказала мисс Минчин, раздражаясь при воспоминании о том, какое значение это имело для нее самой. — И у вас нет ни родных, ни дома и никого, кто бы позаботился о вас.
По худенькому, бледному личику пробежала как будто судорога, но Сара не сказала ничего.
— Что же вы молчите? — резко спросила мисс Минчин. — Неужели вы так глупы, что не понимаете? Повторяю вам еще раз: вы теперь одна на свете, никто не позаботится о вас, и вам некуда деваться, если я не позволю вам из милости остаться в школе.
— Я понимаю, — тихо ответила Сара, как будто проглотила что-то, стоявшее у нее в горле. — Я понимаю.
— Эта кукла, — сказала мисс Минчин, показывая на последний подарок, полученный Сарой от отца, — эта смешная кукла с ее нелепым, роскошным гардеробом — не ваша. Я заплатила за нее.
Сара взглянула на куклу.
— Последняя кукла! — сказала она. — Последняя кукла!
И ее грустный голос зазвучал как-то странно.
— Последняя кукла? Совершенно верно! — воскликнула мисс Минчин. — И она моя, а не ваша. Все ваше теперь принадлежит мне.
— Так возьмите ее, — сказала Сара, — она не нужна мне.
Если бы Сара жаловалась, плакала и приходила в отчаяние, мисс Минчин была бы терпеливее с ней. Она была женщина властная, любившая, чтобы ей подчинялись, а глядя на бледное, гордое лицо Сары и слушая ее спокойный голос, мисс Минчин чувствовала, как ее власть превращается в ничто.
— Прошу не говорить со мной таким важным тоном! — воскликнула она. — Теперь вам придется оставить это: вы уже не принцесса. Ваш экипаж и вашего пони отошлют. Вашу горничную отпустят. Вы будете носить самые старые и простые из ваших платьев — роскошные туалеты не подходят к вашему настоящему положению. Теперь вам, как Бекки, придется зарабатывать себе на хлеб.
Лицо Сары, к удивлению мисс Минчин, немного просветлело при этих словах.
— Я могу работать? — сказала Сара. — Что же мне придется делать?
— Все, что вам прикажут, — ответила мисс Минчин. — Если вы сумеете быть полезной, я оставлю вас в школе. Вы хорошо говорите по-французски и можете учить французскому языку младших воспитанниц.
— Могу? — воскликнула Сара. — О, пожалуйста, позвольте мне! Я знаю, что сумею учить их. Они любят меня, и я люблю их.
— Не говорите глупостей о том, что вас лю-бят, — остановила ее мисс Минчин. — Но вам придется не только заниматься с воспитанницами. Вас будут посылать с разными поручениями и дадут вам работу в кухне. Если я буду недовольна вами, то отпущу вас. Помните это. Можете идти.
Сара с минуту молча смотрела на нее. Странные, тяжелые мысли пробегали у нее в уме. Потом она повернулась и пошла к двери.
— Постойте! — остановила ее мисс Минчин. — Что же вы не поблагодарите меня?
Сара остановилась и обернулась к ней.
— За что? — спросила она.
— За мою доброту, — пояснила мисс Минчин, — за то, что благодаря мне у вас будет дом.
Сара сделала несколько шагов вперед. Она тяжело дышала и заговорила странным, недетским тоном.
— Вы не добры, — сказала она. — Вы не добры, а это не дом.
С этими словами она повернулась и выбежала из комнаты, прежде чем окаменевшая от гнева мисс Минчин успела сказать что-нибудь или остановить ее.
С трудом переводя дыхание, Сара тихо поднялась по лестнице, крепко прижимая к себе Эмили.