— Куда же вы едете? — немного помолчав, спросила девушка.
— Обратно в Англию, в мой старый дом… Думаешь, они обрадуются, когда меня увидят?
— Я совершенно в этом уверена, — бодро ответила Иона, не сразу сообразив, кого подразумевала герцогиня под словом «они».
— Ошибаешься, — горько усмехнулась герцогиня. — Мой отец снова женился, а его вторая жена не очень-то меня жалует. Да и почему она должна меня любить? Ведь она — моя мачеха!
Она визгливо захихикала, но эти странные звуки больше походили на истерические рыдания, чем на смех.
— Подумать только: я сама прихожусь мачехой Эвану и Нейлу, а теперь буду вынуждена жить со своей собственной! О, эта женщина возненавидит меня, она станет плести против меня интриги и строить мне козни, она сделает все возможное, чтобы избавиться от меня! Ведь именно так я всегда и поступала, разве нет?
Ее голос угас, и по щекам снова покатились слезы.
— Но… зачем же вам ехать в Англию… если это принесет вам только несчастье?
— Куда же мне ехать? Тебе прекрасно известно, что я больше не могу оставаться здесь. Хотя нет, ты ничего не знаешь, но… не обращай внимания, это не так уж и важно… Скоро ты сама все поймешь…
— Это касается лорда Нейла?
Герцогиня вцепилась в подлокотники кресла с такой силой, что ее пальцы побелели.
— Да, это все из-за Нейла, — прошипела она. — Он влюбился в эту англичанку, в эту грязную лондонскую шлюху! Он думает, что она поможет ему… Глупец! Она уничтожит его… Боже, боже, как же я его любила…
Закрыв лицо руками, она громко зарыдала, раскачиваясь в кресле из стороны в сторону. Иона молча смотрела на герцогиню, понимая, что утешать ее сейчас совершенно бессмысленно.
Через некоторое время рыдания прекратились, и герцогиня стала беспомощно озираться, шаря вокруг себя руками в поисках платка. Иона подняла упавший платок и протянула его герцогине.
— Я так глупа, — неожиданно сказала она. — К чему теперь эти рыдания? Слезами горю не поможешь…
Она перевела взгляд на Иону и несколько мгновений разглядывала ее так, словно впервые увидела.
— Ты молода и привлекательна… Не растрачивай впустую свою молодость, она так мимолетна… Не успеешь и оглянуться, как от нее останутся лишь одни воспоминания. Когда-то и я была хорошенькой… Я понимаю, сейчас в это нелегко поверить, но я действительно была очень хороша собой, и у меня было много поклонников… А потом я влюбилась… Бог создал любовь, чтобы заставлять людей страдать… Ты об этом не знала? Многие говорят, что любовь — это великое счастье, которому можно завидовать, нечто бесценное… Не верь этим глупцам! Любовь убьет, уничтожит их, словно смертельный яд, попавший им в кровь, словно пуля, пронзившая их мозги!
Герцогиня замолчала и на секунду закрыла глаза, словно погрузившись в воспоминания.
— Сколько вам было лет, когда… когда вы влюбились? — тихо спросила Иона.
На самом деле ей были вовсе не так уж и интересны эти подробности, но она понимала, что должна помочь несчастной женщине выговориться.
— Когда мать впервые вывезла меня в свет, мне было шестнадцать. Отец гордился мной, я была его единственной дочерью и любимицей. Он был суров и порою даже жесток с моими братьями, но я никогда не видела от него ничего, кроме ласки и понимания. Я имела большой успех при дворе и вернулась в Кент, приобретя нескольких верных поклонников и уверенность в том, что их количество будет лишь увеличиваться день ото дня. Отец поставил условие, что я обручусь только с человеком, равным мне по достатку и происхождению, и я была вынуждена распрощаться со многими из своих ухажеров. Впрочем, я не слишком расстраивалась — я знала, что рано или поздно их место займут другие претенденты на мою руку… А когда мне исполнилось двадцать лет, я влюбилась…
Герцогиня прижала ладони к глазам.
— Любовь, любовь… — бормотала она. — Что такое любовь? Всего лишь муки и страдания для тех, кто ей поддался…
Она снова начала раскачиваться в кресле, и Иона быстро спросила:
— Он был красивый… ну, ваш поклонник, которого вы полюбили?
— А разве я сказала, что он был моим поклонником?
Герцогиня уставилась на девушку едва ли не с негодованием.
— Нет, он был не из их числа… Он не посмел бы и посмотреть в мою сторону, если бы я сама не призналась ему в любви! Он был красив… темные волосы, темные глаза… мне всегда нравились темноволосые мужчины… они кажутся такими сильными и мужественными…
— А он… тоже любил вас?
— Да, он любил меня. Он, нищий сын деревенского пастора, который приходил к нам в дом, чтобы заниматься с моим младшим братом, любил меня так же сильно, как я любила его.
Герцогиня замолкла, теребя в руках носовой платок.
— Не знаю, почему я об этом сейчас вспомнила, — проговорила она, тщетно пытаясь придать своему голосу оттенок беспечности, — наверное, когда перебираешь старые вещи, воспоминания сами собой начинают всплывать в твоей памяти. Эти письма, которые я бережно хранила столько лет…
— Но что же случилось потом? — На этот раз интерес Ионы был неподдельным.
— Хорошо, девочка… Пусть моя история послужит тебе хорошим уроком… Я любила Дэвида всем сердцем… его звали Дэвидом Данном… Я любила его пять лет, отказывая всем остальным поклонникам… Я тщательно следила за тем, чтобы каждый из них, прежде чем познакомиться с моим отцом, твердо уяснил, что я никогда не стану его невестой. А потом… потом отец узнал про нас с Дэвидом все… Годы шли, и в конце концов мы забыли об осторожности… Мы могли думать только друг о друге, о том, как урвать торопливый поцелуй в пустой комнате или в одном из укромных уголков сада… Даже короткая разлука становилась для нас обоих невыносимой пыткой… Нас предала одна из служанок. Я уволила ее за дерзость, и она, решив отомстить, рассказала все моему отцу. В тот же день Дэвиду было приказано никогда больше не появляться в нашем доме, а меня отправили к моему дяде в Йоркшир. Мое сердце было разбито, и мне едва хватало сил, чтобы прятать слезы от любопытных взглядов моих кузин… Потом какие-то знакомые пригласили тетушку с дочерьми и одним из ее сыновей — а заодно и меня — погостить в Эдинбурге. Там должен был состояться бал, и тетя решила, что перемена обстановки должна помочь восстановить мое душевное равновесие. На балу меня представили герцогу Акрэ. Он был уже немолод, но все еще неплохо выглядел и имел большой вес в обществе. Конечно же я была немало польщена его вниманием, но когда дядя сообщил мне, что герцог просит моей руки, я едва не лишилась чувств от изумления. Потом я вспомнила, что дома меня ждет только гнев отца и одиночество… Я дала свое согласие, и мы поженились в Йоркшире. Так я стала герцогиней Акрэ, третьей по счету женой семидесятилетнего герцога…
Губы герцогини скривились в вымученной улыбке.
— Да, я стала герцогиней, — продолжила она. — Кузины зеленели от зависти, друзья засыпали меня поздравительными письмами, но что они все могли знать о моих истинных чувствах… Мой муж оказался неразговорчивым и довольно черствым человеком… Я знаю, что должна была благодарить судьбу за удачное замужество, но чувствовала себя ужасно несчастной… Герцог наслаждался мной, как наслаждаются удачной охотой или изысканным обедом, а потом просто забывал о моем существовании. Я была так одинока… Шотландия казалась чужой и неприветливой, а замок стал для меня тюрьмой, из которой было невозможно сбежать… Мне недоставало молодости, смеха и… любви.
Герцогиня поднялась и подошла к окну. Утреннее солнце безжалостно осветило ее припухшие веки, глубокие морщины в уголках глаз и губ, дряблые, обвисшие щеки — теперь это был лишь призрак, тень давно ушедшей молодости…
— Как часто я стояла у этого окна, смотрела на озеро и думала, какое оно холодное, — странным голосом проговорила герцогиня. — Но я больше никогда его не увижу. Совсем скоро я вернусь в мою милую Англию и навсегда забуду этот ненавистный замок… но удастся ли мне забыть все остальное? — Она обернулась, и в ее глазах мелькнул ужас. — Смогу ли я забыть Нейла, его руки, его лицо, его походку, его черные волосы?.. — По ее щекам потекли слезы. — Как… как мне его забыть?..
Иона помогла герцогине снова сесть в кресло. Она не знала, что сказать или сделать, и с облегчением услышала, как дверь в комнату отворилась — вернулась служанка. Следом за ней вошли двое лакеев, они внесли огромный серебряный поднос и поставили его на столик возле кресла хозяйки.
Герцогиня открыла крышку чайницы и стала насыпать заварку в большой чайник, украшенный фамильным гербом; служанка вновь принялась укладывать вещи в сундук. Время откровений прошло.
Допив свой чай, Иона сказала:
— Если ваша светлость не возражает, я бы хотела выйти, чтобы немного подышать свежим воздухом.
Герцогиня кивнула с отсутствующим видом. С того момента, как вернулась служанка, она не проронила ни слова, но Иона догадалась, что она снова погрузилась в воспоминания о лорде Нейле и о своей первой любви, Дэвиде Данне.
«Бедняжка… — думала девушка, выходя из покоев герцогини. — К сожалению, я ничем не могу ей помочь…»
Подойдя к дверям Малиновой гостиной, Иона остановилась: в комнате разговаривали двое; они стояли у окна и не замечали девушку.
— Я бы здесь все переделала по-своему, — сказала леди Рексхэм, положив свою сверкающую перстнями руку на плечо лорду Нейлу.
— Все будет так, как ты пожелаешь, моя дорогая, — ответил ей Нейл.
Иона поняла, что сейчас они оба обернутся и увидят ее, и бездумно бросилась прочь от дверей гостиной. Задумавшись, через минуту она с удивлением обнаружила, что стоит возле библиотеки. Дверь оказалась не заперта, и девушка заглянула внутрь. Лакей разжигал в камине огонь. Обернувшись, он вежливо сказал:
— Прекрасное сегодня утро, не так ли, мисс?
Девушка узнала его: это был тот самый слуга, который обычно стоял на верхней ступеньке главной лестницы и с которым они каждое утро здоровались и каждый вечер желали друг другу спокойного сна.
— Да, я хотела выйти погулять, но сначала мне нужно поговорить с его светлостью. Не знаете, где я могла бы его отыскать?