Я взглянул на подиум, где кто-то мог бы стоять во время службы.
— Знаю, мы мало разговариваем, — громко сказал я пустой комнате, — и я не ищу, кому бы поплакаться в жилетку. Но я думаю, ты должен знать, что Майкл представляет тебя в лучшем виде. И если после всего, что он сделал, все вот так для него закончится, я в тебе разочаруюсь. Он заслуживает большего. И я думаю, ты должен убедиться, что он это получит. Если хочешь выставить счет мне — давай. Это не проблема.
Никто мне не ответил.
— И, пока мы еще не отошли от темы, — продолжил я, — Я думаю, что правила установленные тобой, полная лажа. Ты не участвуешь в мирских делах, как раньше. И твоим ангелам нельзя вмешиваться, пока падшие не сделают свой ход. Но я вот тут подумал, и когда динарианцы поднимали те огромные пентаграммы, им нужно было много энергии для них. Очень много. Больше, чем я когда-либо смог накопить, даже с Ласкиэлью. Это сила Архангела. И мне на ум приходит только один из тех, кто мог бы помогать этой компании.
Я встал, направил палец на подиум и с неожиданной яростью заорал:
— Князь гребаной тьмы мухлюет и использует свою силу на земле — дважды! А ТЫ просто сидишь на небесах, весь такой святой, в то время как мой друг, сражавшийся за Тебя всю свою жизнь, умирает! Что, черт возьми, с Тобой не так?
— Похоже, я не вовремя — раздался голос позади меня.
Я обернулся и обнаружил за своей спиной маленького старика в черно-синей робе с бейджиком, на котором красным было написано имя «ДЖЕЙК». За ним стояла тележка уборщика с мусорным ведром и обычным набором щеток, метелок и чистящих средств. У него был округлый живот, и вьющиеся седые волосы, сочетающиеся с его бородой и контрастирующих со смуглой кожей.
— Я зайду попозже.
Я почувствовал себя идиотом.
— Нет, нет. Я ничего не делаю. То есть, вы мне не мешаете. Не буду вам мешать.
— Вы мне не мешаете, молодой человек, — сказал Джейк. — Совсем наоборот. Вы не первый, кого я вижу расстроенным в больничной часовне. И, надо думать, не последний. Вы уверены, что я не помешаю?
— Уверен, — ответил я. — Заходите.
Он зашел, затаскивая за собой тележку, и пошел к мусорной корзине в углу. Вытащил старый пакет.
— У вас тут друг, да?
— Да, — сказал я, присаживаясь.
— Нет греха сердиться на Бога за произошедшее. В том, что случилось, нет Его вины, но Он понимает.
— Может, Он и понимает, — сказал я с содроганием, — но Ему все равно. Не знаю, почему все думают наоборот. Что Ему не все равно?
Джейк остановился и взглянул на меня.
— Ну да, вся эта вселенная, ведь так? Все эти звезды и планеты, — продолжал я, и, возможно, это звучало более едко, чем я хотел, — возможно, там так много разных народов, что он даже не может их всех сосчитать. Как может Бога заботить то, что происходит с одним человечком на одной планетке среди бесчисленного множества других?
Джейк завязал мусорный мешок и бросил в корзину. Он вставил новый с задумчивым выражением.
— Ну, — сказал он, — знаешь, я особо не ходил в школу. Но думается мне, что ты рассуждаешь о том, чего не понимаешь.
— То есть? — спросил я.
— Ты считаешь, что Бог видит мир, как ты. Все по порядку. Одну вещь в одно время. По-моему, он должен быть вездесущ и всеведущ. — Он закрыл мусорную корзину, — Подумай об этом. Он знает, что ты чувствуешь, чувствует твою боль. Чувствует мою и твою боль, как Свою собственную. — Джейк покачал головой, — Черт, сынок. Вопрос не в том, может ли Господь заботиться об одном человеке. Вопрос в том, как Он может не делать этого.
Я фыркнул и покачал головой.
— Слишком много оптимизма для тебя сейчас, — сказал Джейк, — Я понимаю тебя, сынок, — он повернулся и начал толкать тележку к двери, — О, — сказал он, — Может старик подкинуть тебе мыслишку?
— Конечно, — ответил я, не оборачиваясь.
— Подумай, может, тут замешан баланс, — сказал он, — Может, один архангел использовал свою силу в этой ситуации открыто и сразу. Может, другой просто выжидал. В расчете на будущее. Может, Он уже подал тебе руку.
Мою правую руку снова будто бы пронзили иголками.
Я втянул воздух и вскочил, поворачиваясь.
Джейка не было.
Тележка уборщика все еще была на месте. Полотно, закрывающее низ, все еще покачивалось. Заложенная газетой книга лежала на тележке. Я подошел к ней и посмотрел вверх и вниз по коридору.
Никого не было, и не было укрытия, куда бы он мог незаметно спрятаться.
Я взял книгу. Это был старый истрепанный томик «Двух башен». Одна страница была заложена и часть диалога подчеркнута.
— «Горящая рука — лучший учитель», — прочитал я вслух. Я сел обратно на скамью и потряс головой: — И что бы это должно значить?
— Что твое противостояние с тенью Падшего привлекло внимание Стражника мой Эмиссар, — раздался мяукающий голос со скамьи позади меня.
Подпрыгнув от неожиданности и со стоном сев назад, я отодвинулся к дальнему концу скамьи. Хотя это было недалеко, дюйма два-три. Потом я повернулся лицом к Мэб.
Она спокойно сидела, одетая в обычный темно-синий деловой костюм, на ней были элегантные украшения с маленькими бриллиантами. Ее белые волосы были заплетены в косы и собраны в пучок, удерживаемый заколками из слоновой кости, украшенной лазуритом. Она держала Грималкина на коленях, как домашнего любимца, хотя только лунатик мог бы назвать малка домашней кошечкой. Я впервые увидел его так ясно и близко. Он был неестественно большим и мускулистым, даже для малка — а по сравнению с ними обычная рысь казалась тощей. Грималкин весил, должно быть, шестьдесят или семьдесят фунтов[85] чистых мускулов и кости. Мех у него был темно-серым с черными отметинами, больше похожими на мокрую шерсть. Его глаза были желто-зеленые, очень большие и слишком умные для любого животного.
— Стражника? — переспросил я заикаясь.
Голова Мэб, медленно двигалась в такт словам, но произносил их кошачий голос Грималкина.
— Князь воинства[86] любит помпезность и церемонии, и является он в громе крыльев армии серафимов, грохоте барабанов и звоне рогов. Трубач[87] никогда не приходит тихо, если может явиться в столбе света. Повергающий Демонов[88] предпочитает сам решать свои проблемы. А вот Стражник… — Мэб улыбнулась, — Он мне нравится больше всех архангелов. Он самый тихий. Самый проворный. Наименее известный. И наиболее опасный.
Мои знания об архангелах были относительно небольшими, но это имя я знал.
— Уриил,[89] — прошептал я.
Мэб подняла палец и продолжила говорить через малка:
— Осторожно, мой Эмиссар. На твоем месте я не стала бы часто произносить это имя. Если вообще бы рискнула.
— Что он со мной сделал? — спросил я ее.
Мэб уставилась на меня своими радужными глазами.
— На этот вопрос можешь дать ответ только ты сам. Единственное, что я могу сказать, — это то, что он дал тебе возможность стать большим, чем ты был.
— Чего?
Она улыбнулась, и протянула мне мой жезл.
— Возвращаю тебе твою собственность, — сказал малк, — Надобность прятать ее от тебя прошла.
— Значит, все-таки я был прав, — сказал я, принимая его, — Это Вы взяли его. И заставили меня забыть об этом.
— Верно.
— Зачем?
— Потому что я посчитала, что так надо, — ответила она так, как будто разговаривала со слабоумным ребенком, — Ты бы рисковал своей жизнью, — и моей целью! — чтобы защитить своих драгоценных смертных. Если бы я не забрала твой огонь, Лето выследило и убило бы тебя еще два дня назад.
— Отсутствие его тоже могло меня убить, — сказал я, — И значит, Вы зря потратили бы то время, когда пытались сделать меня своим Зимним Рыцарем.
— Чепуха, — сказала Мэб, — Если бы ты умер, я просто наняла бы твоего брата. У него была бы прекрасная мотивация — месть твоим убийцам.
Меня пронзил озноб. Я не знал, что Мэб известно о моем брате. Но, впрочем, что тут сложного. Моя крестная, Леанансидхе, была довольно тесно связана с моей матерью. Если Леа знала, то, само собой, и Мэб знала.
— Он не смертный, — тихо сказал я, — Я думал, только смертный может стать Рыцарем.
— Он любит, — промяукал Грималкин за Мэб. — Для меня это даже лучше, чем смертность. — Она наклонила голову. — Хотя я думаю, что могла бы сделать ему предложение и сейчас, пока ты жив. Он ведь много бы отдал, чтобы снова обнять свою любовь, разве нет?
Я твердо и пристально глянул на нее и сказал:
— Держитесь от него подальше.
— Я сделаю, что мне заблагорассудится, — сказала она. — И с ним — и с тобой.
Я нахмурился на нее.
— Нет, не сделаете. Я не принадлежу ни…
Следующее, что я осознал, это что я стою на коленях в центральном проходе, а Мэб направляется к двери.
— Нет, ты принадлежишь, смертный. Пока ты не отделался от своего долга мне, ты — мой. Ты должен мне еще одну услугу.
Я попытался встать, но не мог. Мои колени просто не двигались. Сердце тяжело колотилось, и я был в бешенстве, что так напуган.
— Почему? — потребовал я. — Почему Вы хотели остановить Динарианцев? Почему посылали полков, чтобы убить Архив? Почему, когда полки потерпели неудачу, привлекли меня, чтобы спасти Архив и Марконе?
Мэб остановилась, повернулась, небрежно демонстрируя великолепные изгибы своих ног, и наклонила голову ко мне.
— Никодимус и его род, несомненно, уже нарушили Соглашение, и очевидно планировали злоупотреблять им и далее для удовлетворения своих амбиций. Это уже достаточная причина, чтобы разрушить его проекты. И среди Падших был один, кто должен был лично ответить мне за его нападение на мой дом.
— Нападение Черного Совета на Арктис Тор, — сказал я. — Один из них использовал Адский огонь.
Мэб показала мне свои белоснежные зубы.