В ту пору, в конце шестидесятых – начале семидесятых годов, некоторые ученые выдвигали даже гипотезу о том, что отдельные бредовые состояния у человека и такое таинственное заболевание, как шизофрения, вызваны каким-то неизвестным нейротропным вирусом. В нашем академическом институте вирусологии нашлись даже энтузиасты-исследователи, которые от больных шизофренией людей пытались выделить вирус – возбудитель этой давнишней и весьма загадочной болезни. Но увы, открытия у них не получилось. Ученым так и не удалось найти специфический вирус шизофрении.
Я тоже постарался внести в это изыскательское дело посильную лепту, разыскивая по Москве собак с различными отклонениями в психике. Вместо него, в нашем случае, специалистам по электронной микроскопии в клетках головного мозга павшей собаки после прививки от бешенства удалось увидеть вакцинный штамм вируса бешенства. Оказалось, что штамм, введенный животному подкожно в виде вакцины, оказывался в головном мозге и каким-то образом изменял его нормальную психику. В конце концов исследователи сошлись на том, что в случае с нашей овчаркой не последнюю роль в возникновении у нее бредового состояния сыграл сбой биохимического процесса в головном мозге, нарушенный этим самым вакцинным вирусом.
Когда за несколько лет напряженного труда мне удалось собрать достаточное количество клинического материала, мой научный руководитель настоял на опубликовании полученных результатов в единственном на всю страну профессиональном журнале «Ветеринария». По наивности я думал, что многие мои коллеги, внимательно прочитав эту статью, начнут относиться к профилактической вакцинации собак против бешенства трепетно, а главное, проводить прививки согласно приложенному наставлению по использованию препарата. Мне тогда казалось, что ветврачи будут подробно объяснять каждому владельцу четвероногого пациента, как правильно подготовить животное к прививке и как его необходимо содержать после нее. Но тогдашний руководитель московской городской ветеринарной службы, не вникнув в смысл нашей статьи, а может быть, даже не прочитав ее, пытался меня обвинить в том, что я выступаю против профилактики бешенства. Эдакий антивакцинист… Помню, я, рассмеявшись, ответил ему, что после непререкаемого авторитета Всевышнего второе место в моем врачебном сознании занимает Луи Пастер – гениальный ученый, создатель вакцины против бешенства.
– Да… – сурово протянул генерал. – Вот из-за таких неучей, занимающих государственные посты, в 1937-м многие светлые ученые головы невинно пострадали. Какие грамотные доносы подлецы стряпали на умных людей. Антисоветчиков, вредителей и шпионов из них делали… Этим и нас «запачкали»… Если этот человек будет вас допекать, Анатолий Евгеньевич, вы мне только скажите. Мы вас в обиду не дадим.
– Нет! Нет! Все нормально. Я нашел с ним общий язык. Просто мне надо было к нему с самого начала подъехать и выяснить отношения…
– Ладно, бог с ним, – произнес Виктор Иванович и продолжил: – Скажите, пожалуйста, когда вы лечили собаку таблетками и инсулиновыми шоками, вам удалось ее вылечить?
– Да, удалось. После проведенного лечения она прожила еще пять лет, до глубокой старости и без проявления рецидива болезни, – гордо ответил я.
– Понятно. Вы, Анатолий Евгеньевич, думающий врач-практик и ученый. Вам, я полагаю, первому удалось добиться такого блестящего результата при лечении острого расстройства психики у собаки. Тем более что у животного наступил длительный безрецидивный статус.
По всей вероятности, Виктор Иванович прочитал на моем лице восхищение, вызванное тем, как он грамотно употребляет такие замысловатые врачебные словечки и термины.
– Анатолий Евгеньевич, мне понятно ваше удивление, которое я сегодня у вас вызываю, – широко улыбаясь, произнес он и уже серьезно продолжил: – У меня недавно была беседа с директором Института психиатрии академиком Снежневским по интересующей КГБ проблеме…
Тут уж я точно готов был стукнуть себя по лбу. «Вот, оказывается, в чем заключается проблема… В стране хотят создать секретную лабораторию по разработке методик зомбирования человека на расстоянии», – подумалось мне. Но, как выяснилось чуть позже, моя поспешная догадка оказалась ошибочной.
Допив чай и неторопливо раскурив трубку, Виктор Иванович продолжил:
– Анатолий Евгеньевич! У Комитета государственной безопасности возникла необычная и серьезнейшая проблема… У человека развился тяжелейший, неподдающийся медицинскому лечению психический недуг, наподобие тех, о которых мы с вами только что говорили… А перед тем как я вам позвонил, у меня прошла встреча с «самим».
И он полушепотом назвал мне фамилию одного из первых лиц нашего государства.
– Так вот утром в пятницу я получил от «него» согласие на подключение вас к неразрешимой медициной проблеме. Наш, Анатолий Евгеньевич, сугубо конфиденциальный разговор касается «его» супруги – Нины Николаевны. Два года назад она перенесла гипертонический криз и инсульт, а вот за последние полтора года с ней стало твориться что-то неладное… Ее не покидает болезненное навязчивое состояние: Нина Николаевна считает, что мы за ней постоянно следим. Вначале болезни звонила своим знакомым и интересовалась, не подслушивает и не следит ли за ними КГБ, так же как и за ней. Потом начала звонить по спецсвязи на Старую Площадь. Плакала и жаловалась на нас… Естественно, Нину Николаевну пришлось срочно госпитализировать в неврологическое отделение. Врачи объясняли, что у нее болезненное состояние, развившееся после резкого повышения артериального давления и перенесенного инсульта. Но она об этом и слушать ничего не желала. И что интересно, – добавил Виктор Иванович, – во всем остальном это очень милый человек. Примененное лечение дало положительный результат. Когда ее выписали из больницы, то первое время она вела себя вполне адекватно. А потом принялась опять за свое… Нину Николаевну госпитализировали повторно, но уже в психиатрическое заведение. Лечили новейшими французскими антибредовыми средствами. Но пилюли так и не помогли. Психиатры перешли на давно апробированный метод – инсулиновые шоки. Провели пятнадцать сеансов и, наконец, вроде бы избавили ее от навязчивой мысли. Но после выписки из клиники Нина Николаевна опять принялась за свое… Представляете, Анатолий Евгеньевич, уже на следующий день она звонила по «кремлевке» – самому Генеральному секретарю. Хорошо, что в своем рабочем кабинете он не берет телефонную трубку, а его помощников мы заранее предупредили о ее возможных звонках. Если бы не этот чудовищный бред о слежке за ней КГБ, Нина Николаевна, как я уже говорил вам, – Виктор Иванович, сделав опять глубокую затяжку и выпустив дым красивыми кольцами, закончил: – это обаятельная, умная и добрая, интеллигентнейшая женщина… Так вот утром, как раз в пятницу, Нина Николаевна по «вертушке» дозвонилась нашему Председателю и опять выдвинула обвинения в наш адрес. Так и заявила, что КГБ из ее дома помимо ее воли получает информацию. Вы же понимаете, Анатолий Евгеньевич, что в каком-нибудь другом рядовом случае такую больную пожизненно держали бы в психиатрической клинике. Но этот случай, сами понимаете, особый.
Внимательно выслушав эту грустную историю, несомненно представляющую важную государственную тайну, я никак не мог понять, с какой целью этот умный и проницательный человек рассказал ее именно мне. Я ведь ветеринарный врач. Чем я могу помочь больному человеку?
Но Виктор Иванович, не дав возможность задать ему вопросы, продолжил:
– Так вот, Анатолий Евгеньевич, в понедельник прошлой недели я посетил ее. Объяснил, что у КГБ нет никакой надобности за ней следить и тем более собирать информацию о том, что говорят в их доме. Однако Нина Николаевна, спокойно меня выслушав, спросила, на каком основании мы дали команду своему сотруднику использовать для прослушки Линкса, которому тот незаметно вставил микропередатчик – «жучок».
– Кому? – недоуменно переспросил я.
– Этот же самый вопрос и точно таким же удивленным тоном я задал Нине Николаевне. «А то вы, Виктор Иванович, будто бы не знаете нашего семейного любимца Линкса!» – изумленно воскликнула она, после чего из другой комнаты принесла здоровенного кота тигрово-пятнистой масти, очень похожего на рысь! От услышанного и увиденного, не скрою, я оторопел и на некоторое время растерялся, – откровенно признался мне Виктор Иванович. – И как-то внезапно, само собой получилось, что подумал о вас, Анатолий Евгеньевич, как о ветеринарном знатоке кошек. Медицина лечит людей, а ветеринария – человечество! Так что, если сможете, Анатолий Евгеньевич, помогите нам…
– Про ветеринарию и человечество – это вы, Виктор Иванович, совершенно правильно сказали, но ведь не кот Линкс звонит по «вертушке» Генеральному секретарю ЦК КПСС и Председателю КГБ СССР? – таким образом попытался я деликатно отговориться от просьбы.
Действительно, как и чем ветеринар мог помочь КГБ и тем более психически нездоровой женщине, принадлежащей к верхушке политической элиты нашей страны?
А Виктор Иванович, как ни в чем не бывало заваривая в чайничке новую порцию чая, попытался меня ободрить:
– Как нам удалось выяснить, Анатолий Евгеньевич, для Нины Николаевны вы человек известный и авторитетный.
– Не может такого быть! – воскликнул я, привставая с места. – Этого кота, как и его хозяйку, я и в глаза-то никогда не видел…
– А Марию Николаевну вы знали? – хитро прищурив глаза, поинтересовался Виктор Иванович. – Марию Николаевну Лебедеву, профессора кафедры микробиологии 1-го Медицинского института им. Сеченова?
От удивления я чуть не поперхнулся глотком чая и воскликнул:
– Вот это осведомленность КГБ!
Конечно же, я давно знал Марию Николаевну, великолепного ученого и педагога. Но регулярные встречи с ней у меня проходили как со спасительницей бездомных кошек. Где она их только не подбирала! Причем всех спасенных сразу несла в дом и срочно вызывала меня. Моих отказов она никогда не знала. Если требовалось лечение кошек, я их лечил, а после выздоровления помогал ей пристраивать в добрые руки… Десяток кошек, а то и два, постоянно жили в ее доме на Новослободской улице.