«Очень хорошо, что Линкс съел рыбу. Сеанс „лечения“ будет выглядеть более впечатляющим», – подумал я. Именно от сильного впечатления увиденной картины, которую я рассчитывал воспроизвести, разлаженный мозг Нины Николаевны должен будет обрести свою прежнюю нормальную функцию.
Поэтому, продолжая нашу беседу в изначально выбранном варианте секретности, я шепотом предупредил Нину Николаевну, что после того, как Линксу будет сделана инъекция, у него появится рвота, причем очень сильная и неоднократная.
– Анатолий Евгеньевич! Я не смогу спокойно смотреть, как вы будете делать котику вливание и как он будет при этом верещать… Тем более, когда моего Линкса станет безудержно выворачивать наизнанку, мне будет не по силам выдержать это зрелище… Я лучше заранее уйду в другую комнату, а вы меня позовете, когда все закончится, – взмолилась Нина Николаевна тихим голосом.
Что интересно, при уколе Линкс не то что не заверещал – он даже не дернулся. Кот только взглянул на меня удивленно, будто спросил: «За что?» И, обидевшись, перестал мурлыкать.
По моей задумке, после введения специального лекарственного средства у Линкса должна была начаться сильная рвота, во время которой окажутся вытошненными свалявшаяся шерсть, давно осевшая в желудке, и, конечно же, съеденная рыбка. И вот в эту рвотную массу мне, словно иллюзионисту, предстояло подложить купленную в магазине радиодеталь, которая и должна будет сыграть роль инородного тела – «жучка».
После инъекции препарата все стало развиваться по моему мысленно составленному сценарию. Буквально через одну минуту у Линкса началось повышенное слюноотделение. Затем он весь напрягся и, громко издав резкий гортанный звук, отрыгнул большую кучу бесформенной массы светло-серого цвета, состоящей из рыбного филе, перемешанного с шерстью.
Под доносившиеся из соседней комнаты стоны его хозяйки в это отрыгнутое месиво, в самую его глубину я погрузил купленную радиодеталь. С коротким интервалом времени у Линкса последовало еще три приступа рвоты, но уже более слабых, так как его желудок уже ничего из ранее съеденного не содержал.
– Нина Николаевна! – окликнул я хозяйку кота.
Нина Николаевна вошла в комнату побледневшая и напряженная. Но тут же, окинув все цепким внимательным взглядом, четко зафиксировала увиденную картину: врач спокойно сидит в кресле напротив сгорбившегося котика, который возлежит около рвотной массы, не понимая, что же с ним такое произошло и почему недавно съеденная с аппетитом вкусная форель, помимо его воли, оказалась на полу… Не давая Нине Николаевне возможность зря выплескивать эмоции, я прошептал, чтобы она принесла две вилки для поиска вероятно находящегося в куче блевотины кагэбэвского микропередатчика.
И вот мы, оба сидя на корточках, в ярком свете настольной лампы аккуратно, сантиметр за сантиметром разбираем с помощью вилок то, что минутами ранее покоилось в туго набитом желудке Линкса.
В этой полупереваренной массе корма и шерсти обнаруживать маленькую черненькую радиодеталь, по моему сценарию, мне не следовало. Для полной убедительности и достижения желаемого психотерапевтического эффекта, найти его должна была сама Нина Николаевна. Поэтому моя вилка нарочито медленно ворошила рыбные остатки, смешанные с шерстью, немного в стороне от того места, где покоилась спрятанная радиодеталь.
Как и планировал мой мозг, все получилось очень правдоподобно. Зацепив вилкой очередной плотно свалявшийся комочек шерсти, Нина Николаевна разглядела в нем необычный черный предмет в виде малюсенького грибочка, с цифрами на его боковой стороне и четырьмя металлическими тоненькими проволочками-ножками.
– Анатолий Евгеньевич! Анатолий Евгеньевич! Смотрите! Смотрите! Нашла! Нашла! Вот он, передатчик гэбистов! Вот он! – зашептала мне в самое ухо Нина Николаевна.
Как никогда за последние годы, я почувствовал необыкновенную гордость за нашу ветеринарную профессию. Однако почивать на лаврах было еще преждевременно.
– Нина Николаевна! Нам следует сравнить маркировку передатчика с его упаковкой, – театрально произнес я, но пока все так же шепотом.
Нина Николаевна, ничего не отвечая, неожиданно для меня за один стремительный бросок оказалась у старинного комода. Ее порыв оказался таким сильным, что тяжеленный ящик вылетел из своего гнезда словно пушинка, а с носа соскочили очки в массивной оправе. И если бы не перекинутая через шею цепочка, прикрепленная к дужкам очков, на которой они повисли, быть бы им вдребезги разбитыми. В доли секунды Нина Николаевна извлекла злосчастную картонную желтенькую коробочку.
Переставив настольную лампу на тот самый обеденный стол, на котором «мастер-гэбист» чинил телевизор, мы сличали буквы и цифры микропередатчика с буквами и цифрами на желтенькой коробочке.
Маркировка самого передатчика и сведения на желтенькой коробочке «мастера-гэбиста», как и само штриховое изображение на ней детали, полностью совпали.
Нина Николаевна ликовала. Ее лицо стало совершенно неузнаваемым – из постоянно напряженного, землисто-серого цвета оно превратилось в румяное, одухотворенное и заметно помолодевшее. После минутной паузы, во время которой она, по-видимому, приходила в себя, Нина Николаевна хотела мне что-то сказать, но, вовремя вспомнив мои наставления ничего не говорить вслух, на белом листке машинописной бумаги крупными печатными буквами поспешно вывела: «Ув. А. Е.! Что нам делать с „жучком“?»
Ничего не говоря, я встал со стула и жестом показал Нине Николаевне, что мы должны выйти в кухню. Блюдце с «жучком» несла она. Там на подоконнике стояла старинная медная ступка с увесистым пестиком, которую я приметил, когда мы подбирали нужные нам столовые вилки.
Моя идея расправы над «жучком» Нине Николаевне очень понравилась. Брезгливым движением вилкой она скинула с блюдечка в ступку «передатчик» и лихо заработала медным пестиком, от всей души корежа ненавистного ей «жучка» и приговаривая:
– На Лубянку я его не отдам, даже если меня лично Лёнечка или Юрочка об этом попросят.
После десяти или пятнадцати ударов от детали мало что осталось. Однако на этом Нина Николаевна и не думала останавливаться. Слегка задохнувшись и устав от темпа этой работы, она передала пестик мне. И я с огромным и неподдельным рвением продолжил измельчение «жучка». Нина Николаевна с довольным и удовлетворенным видом сидела подле меня и, глядя, как я мощно орудую тяжеленным пестиком, улыбалась той счастливой улыбкой, которая на ее лице уже давно не появлялась.
Через двадцать минут тщательного растирания полупроводника в ступке образовалась смесь порошка металла, стекла и глиняной пыли. При всем желании узнать, чем это являлось до начала уничтожения, было невозможно. А о том, что это уже никогда не может быть использовано в качестве подслушивающего и радиопередающего устройства, Нина Николаевна ни на секунду не сомневалась.
Чтобы окончательно разобраться с былыми признаками ее болезни, я порекомендовал ей сжечь не только записку с вопросом ко мне по поводу судьбы «передатчика», но и уже не нужную нам желтенькую коробочку.
Пока в хрустальной пепельнице догорал костер, а Нина Николаевна спускала в унитаз содержимое ступки, я занимался котом. Линкс, изможденный многократными приступами рвоты, лежал без сил на ковре. Его сердце работало слабее, чем обычно. Видимо, от рвотного средства понизилось артериальное давление. В присутствии Нины Николаевны котишка получил из домашней аптечки раствор кордиамина, которым обычно пользовалась сама хозяйка во время приступа гипотонии.
Через некоторое время сердце Линкса заработало во всю свою мощь. Тут же у кота появилось чувство голода, и он принялся аппетитно лакать теплый куриный бульон.
На прощание я предупредил Нину Николаевну о том, что если еще когда-нибудь к ним в квартиру или на дачу придет кто-то из мастеровых ХОЗУ: слесарь-сантехник, газовщик, электрик или телевизионный мастер, то Линкса следует все время держать от них вдали на руках или закрывать на всякий случай в комнате на замок. А ключ хранить только у себя в кармане.
Внимательно меня выслушав, Нина Николаевна по привычке шепотом ответила, что все ей понятно и она будет строго следовать моим наставлениям. Но, вспомнив, что «жучка» больше не существует, засмеялась и все прошептанное повторила еще раз, но уже громче.
Моя ветеринарная задумка по спасению больного человека завершилась успешно.
Эпилог
Нина Николаевна в своей жизни бредовой идеей о микропередатчике больше не страдала и КГБ никакого беспокойства не причиняла. Линкс также жил спокойной размеренной жизнью кастрированного кота безо всяких неприятных приключений. Кот-добряк долгие годы для Нины Николаевны был утешением, развлечением и радостью.
Умерла Нина Николаевна дома во время сна, с улыбкой на лице. А через полгода умер и Линкс. Он немного не дожил до шестнадцати лет. У старенького кота, как и у его пожилой хозяйки, сердце остановилось тоже во сне.
Отличный улов
Светлой памяти крупного российского политика, провидца и большого любителя домашних животных Владимира Вольфовича Жириновского посвящается
Общаясь с владельцами моих пациентов, я всегда говорил, чтобы в случае возникновения каких-либо проблем с четвероногими они сразу же звонили мне. Так как изначально заболевшего пса или кошку лечить гораздо легче, чем потом, через некоторое время, когда недуг станет запущенным. Или еще хуже – исправлять последствия чьего-то некомпетентного вмешательства.
Но сам при этом не был трехжильным. Изредка болел гриппом. Видимо, от постоянного недосыпания у меня иногда ослабевал иммунитет. Но и в этом случае вирус гриппа, несмотря на то что поднимал температуру моего тела до тридцати восьми градусов по Цельсию, сразу свалить меня не мог. Тогда он применял один из своих коварнейших методов – брал на измор, или, попросту говоря, постепенно лишал сил. В конце концов он одерживал надо мной победу. Ноги не хотели идти, тело не желало перемещаться в пространстве, а в руках не хватало сил даже держать шприц. Хотелось только лежать под теплым одеялом и дремать. Правда, со мной однажды произошел нелепый случай, когда я не смог двинуться с места по другой, совершенно не свойственной мне причине.