Однако мои похитители на киллеров из фильмов-боевиков, заполнивших телеэкран, были совсем не похожи. Люди, которые находились подле меня, проявляли вежливость и учтивость. Узнав, что я не курю, они тут же отказались от курения цигарок. И это при том, что в салоне автомобиля работал кондиционер. Хотя такое поведение еще не означало, что у них отсутствовало намерение со мной расправиться. Кровавый шлейф закончившихся девяностых годов государство, при всем старании, еще не искоренило…
Через тридцать минут быстрой езды машина сбавила ход и плавно остановилась. Наверное, заехали в дремучий лес. Сейчас меня укокошат и закопают. И никто не узнает, где могилка моя, – буйно фантазировал мой нервированный мозг… Но раздавшийся металлический лязг железных створок ворот выдал работу электрического привода. По-видимому, лимузин выжидал, когда они полностью распахнутся, позволяя ему проехать. Крепыш, сидящий справа от меня, в нетерпении нажал какую-то кнопочку, и боковое темное тонированное стекло немного опустилось.
– Опять барахлит система привода ворот. Шума много, а толку мало, – посетовал он, обращаясь к напарнику.
– Импортная игрушка не выдерживает нагрузок и климата. Шестеренка опять заедает… Пора систему заменить на нашу, отечественную, – поддержал его тот, что сидел от меня слева.
Пока они разговаривали между собой, через узенькую щелочку окна я успел разглядеть примерно трехметровый темно-красный кирпичный забор, поверх которого плотно лежали ряды колец хромированной колючей проволоки. Ее острые режущие фрагменты маскировали оптические стекла спрятавшихся видеокамер.
«Кто же может жить за таким высоким забором?» – непроизвольно возник в моей голове вопрос, ответ на который я пока не знал.
Но вот ворота полностью открылись, и мы поехали. Через минуту-две автомобиль застыл. Мои сопровождающие тут же выскочили из салона, любезно приглашая меня выйти. Лимузин стоял у самого подъезда дома. Вернее, не дома, а большого коттеджа, расположенного в сосновом бору. Об этом говорил сказочно приятный аромат хвои, сливающийся с необыкновенной тишиной. Создавалось впечатление, что никаких соседских домов на несколько километров здесь просто нет.
– Какое райское место! – не сдержав эмоции, воскликнул я.
– Райское-то райское… А кому-то, действительно, отсюда до настоящего рая может оказаться совсем недалеко, – хмуро пробурчал один из сопровождающих.
От услышанного в моем горле возник резкий спазм, и я счел благоразумным сделать вид, что этих слов не расслышал.
Парадная дубовая дверь распахнулась. На пороге появился мужчина высокого роста и атлетического телосложения в идеально сидящем темном костюме. Оттопыренная часть пиджака не оставляла никаких сомнений, что он тоже вооружен. И еще я отметил, что черты лица этого белобрысого человека и выражение бесцветных, словно рыбьих, глаз делали его чрезвычайно похожим на акулу. Поэтому я мысленно и прозвал его Акулой. С нескрываемым интересом взглянув на меня и вежливо поздоровавшись, Акула лаконично, по-военному протараторил:
– Мы знаем, огнестрельного и холодного оружия у вас при себе нет, поэтому обыскивать не будем. Прошу вас пройти в дом.
Жилище меня поразило. Огромное пространство. Высокие потолки с позолоченными хрустальными люстрами. Сияющий дубовый паркетный пол из наборной доски с замысловатым рисунком. У кресел и дивана толстенные ковры ручной работы. На окнах светлые красивые шторы. Домашний кинотеатр с широченным экраном. В доме находилось еще двое мужчин в строгих темных костюмах и накрахмаленных белоснежных сорочках. Все при темных галстуках, лица непроницаемые. Одним словом, вооруженная похоронная команда. Но, не знаю почему, за время короткого путешествия на автомобиле опасение за свою жизнь у меня полностью исчезло.
– Присядьте, пожалуйста, на диван, или нет – помойте вначале руки. Я вас провожу в ванную для гостей, – вежливо предложил Акула.
– Какой же я вам гость? Можно сказать, внезапно плененный на дороге и насильно привезенный, – не сдерживаясь, огрызнулся я.
– Извините, иначе с вами поступить было нельзя, – кратко, но миролюбиво ответил Акула, подавая мне идеально чистое полотенце.
Вот эта гигиеническая процедура в какой-то степени послужила мне намеком на цель моего похищения. Однако до конца в этом я еще уверен не был. Мог и ошибаться, выдавая желаемое за суровую действительность.
– С дороги фруктовый сок, чай, кофе? Чего пожелаете? – любезно поинтересовался Акула.
– Спасибо, нет! Лучше уж сразу, – скороговоркой выпалил я, охотно принимая неизвестную мне игру.
– Действительно… Лучше сразу, – согласился со мной Акула и, проводив меня до мягкого бархатного дивана, покрытого изумительно белого цвета меховой шкурой, спешно удалился.
Тут же, на рядом стоящих креслах расселась зловещая парочка в похоронных костюмах и принялась меня внимательно рассматривать, как эдакую заморскую невидаль.
«Может быть, примеряются, какую яму для меня выкапывать… Вон ручищи-то у них какие здоровые. Бицепсы словно у могильщиков», – подобными рассуждениями пытался я не то себя веселить, не то готовить к реальному исходу неожиданного захвата.
Однако мои напускные веселые или, я уж не знаю, как их правильнее считать, горестные мысли были вскоре прерваны. По широкой лестнице, ведущей со второго этажа, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку, спускался Акула. Прижимая к себе, словно бесценный груз, картонную коробку с невысокими бортами. Когда он бережно поставил поноску рядом со мной, цель моего похищения стала окончательно понятна. Так оно и есть! Интуиция меня и на этот раз не подвела…
В коробке закутанный в теплый мохеровый плед, словно младенец, лежал щенок длинношерстной немецкой овчарки.
Несмотря на его длинную лохматую шерсть, он дрожал от озноба. По маленькой головке и по не успевшим подняться висячим слабым ушкам можно было предположить, что щенку всего-то не более восьми-девяти недель от роду. А когда щенок открыл ротик и стал с выдыхаемым горячим воздухом извергать на меня жар, по его остреньким молочным зубкам стало ясно, что в возрасте малыша я не ошибся. Как и было заметно то, что тяжелобольной нуждается в моей срочной ветеринарной помощи.
Устремив на меня пронзительный взгляд рыбьих глаз, Акула прошептал:
– Доктор! Спасайте щенка. Его хозяин с семейством в настоящее время в отъезде. Он звонил по спутниковому телефону, обещал через трое суток прибыть. Просил передать, что ради спасения собаки он ни за чем не постоит…
Вот тут я дал волю своим эмоциям, ураганом набросившись на Акулу.
– У вас, уважаемый, с головой все в порядке? – задал я ему вопрос.
– Не совсем, – не поняв вложенного в него язвительного смысла, ответил Акула и продолжил, как ни в чем не бывало: – В Чечне, во время выполнения специального задания контузию мозга получил. Но после госпиталя медицинская комиссия признала меня годным к дальнейшей службе. Даже звезду на погоне еще одну получил. Подполковником стал… А что, доктор, вы спрашиваете меня об этом?
– Что? Что? Баранья твоя голова! Каким образом я буду спасать тяжелобольную собаку? Никакого инструмента и вообще ничего у меня с собой нет… Правда, легкие малышу я могу выслушать, приложив ухо к грудной клетке, а температуру тела определить по пульсу… Но я все-таки дипломированный ветеринарный врач, а не шарлатан, поэтому и методы обследования у меня должны быть традиционно классическими и убедительными. А самое главное, лечить-то щенка чем прикажете? К тому же я уже на заслуженной пенсии… Других врачей не нашлось, что ли? В Москве теперь на каждом шагу ветеринарная клиника, а в газетах объявлений о ветеринарных услугах и того больше…
– Так точно, не нашлось! – привычно, по-военному четко ответил Акула.
– Если не нашлось, то тогда ладно… Сейчас выясню, что с больным, составлю список всего необходимого, и придется вам срочно ехать в аптеку, – сменил я гнев на милость.
Однако Акула все предусмотрел. Он подал знак людям в темном, и те выкатили из соседней комнаты тележку, наподобие той, в которую покупатель супермаркета складывает товар, а затем везет ее к своему авто, а после разгрузки там же оставляет. Так вот эта продуктовая тележка была доверху наполнена не продуктами, а коробками и коробочками, флаконами и пузыречками, баночками и скляночками и еще разной аптечной мелочью. Поверх упаковок с разовыми халатами темно-зеленого цвета, на самом верху лежала продолговатая плоская коробочка, на крышке которой был изображен фонендоскоп. А рядом покоились два небольших узких пластмассовых пенальчика, в которых, как нетрудно было догадаться, находились градусники для измерения температуры тела.
– Откуда такое богатство? – полюбопытствовал я.
– Из Центральной клинической больницы, ну из этой самой ЦКБ, бывшей «кремлевки», – ответил Акула.
Облачившись в халат и не тратя драгоценного времени на разговоры, я извлек щенка из коробки.
– Скажи, мой маленький друг, что с тобой случилось? Что у тебя болит?
Щенок испуганно вращал маленькими темными глазками, пыхтел и косился на никелированную чашечку фонендоскопа, которую я перемещал по его горячей грудной клетке с места на место.
– Он, доктор, три дня ничего не ест. Только бульона чуть-чуть похлебал да воды немножко… От парного и отварного мяса отказывается. Мне, как коменданту, поручен уход за собакой, и я отвечаю за сохранность ее здоровья. В прошлом-то я собаковод-любитель, и у меня… – басил Акула, полностью заглушая работу щенячьего сердца и легких.
Однако мой резкий жест мгновенно остановил его от озвучивания нахлынувших лирических воспоминаний. Усевшись напротив, он умолк, демонстративно закрыв ладонью тонкогубый рот.
Измерение температуры тела щенка показало значительное отклонение от нормы. Сорок один градус по Цельсию, вместо положенных тридцати девяти и пяти десятых, меня насторожили.
С животом тоже отмечался непорядок: болезненность и напряженность брюшных стенок при пальпации. Чем глубже я погружал пальцы в животик малыша, тем громче он верещал. От этих звуков Акула побледнел, на лбу выступили капельки пота, а его рыбьи глаза стали еще более светлыми, почти прозрачными – совсем безжизненными.