заявку Норы. Он приедет на Фестиваль проектов через четыре дня в качестве приглашенного судьи, и я надеюсь, наш проект ему понравится. Это больше чем просто выиграть приз за первое место и право хвастаться им в течение года. Мне нужно перехватить эту сделку по лицензированию… и надеюсь, на этой сделке можно будет неплохо заработать.
От этого зависит все мое будущее.
НОРАУшибленный большой палец пульсирует. Я уже вижу, как под ногтем расползается краснота. Наверное, даже хорошо, что Мэддокс отобрал у меня молоток. За ноутбуком у меня меньше шансов серьезно пораниться.
Не то чтобы я не умею обращаться с инструментами. Я много всего построила в гараже у себя дома и не убилась при этом. Но со мной тогда не работал партнер. Партнер, который весь вспотел от физического труда в этом душном зале. Партнер, у которого волосы намокли и от этого потемнели и стали завиваться. Партнер, чья рубашка постоянно прилипает к груди…
Слава богу, что пришел доктор Карлайл. Мне нужно было отвлечься. Трудно представить, какой ущерб я могла нанести, если бы попыталась воспользоваться электроинструментами в радиусе тридцати метров от опасной зоны по имени Мэддокс.
Мне легче сосредоточиться, когда директор программы заглядывает мне через плечо. Губы доктора Карлайла бесшумно двигаются, когда он читает строки кода на экране моего ноутбука. Я еще не подготовила комментарии с описанием того, какую функцию выполняет этот раздел. Стоит ли объяснить это ему? Это же очевидно, да? А может, и нет. Иногда мне трудно судить, будет ли что-то интуитивно понятное для меня столь же очевидным для других людей. Мэддокс без проблем следует моей логике. Он доказал свою компетентность в редактировании и отладке, хотя любой код, который он пишет с нуля, получается немного громоздким. Не ошибочным или что-то в таком духе, а неоптимальным, в нем всегда много повторов и неэффективных структур данных.
По крайней мере, Мэддокс не возражает, когда я показываю ему более элегантное решение. Я узнала об этом на второй неделе программы. Он пытался хранить спецификации местоположения пользователя, используя HashMap, хотя ArrayList занял бы намного меньше памяти. Некоторых людей раздражают подобные вещи, но не Мэддокса. Он просто повернулся ко мне и, кривовато улыбнувшись, спросил: «Как тебе удается быть настолько невероятной?»
Вот что мне больше всего в нем нравится. На людях он может играть роль простачка, но на самом деле он настоящий фанатик. Как и я.
Доктор Карлайл откашливается:
– Очень впечатляет, мисс Вайнберг.
Он указывает на очки, лежащие без дела в моем открытом рюкзаке. Обычно они висят на шнурке у меня на шее, но, когда я работала с молотком, я сняла их, чтобы не мешали. Доктор Карлайл жестом предлагает мне их надеть.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы продемонстрировали функциональность вашей программы.
– Извините, она еще не готова. – Я указываю на платформу, которую мы все еще строим. – Нужно встать вон там, чтобы это сработало, – объясняю я. – Нам нужно укрепить центр, тогда платформа станет прочной и сможет выдержать вес человека.
Доктор Карлайл хмурится, изучая фанерную конструкцию.
– Какова ее высота?
– Всего метр, – быстро отвечаю я.
Почему он так скептически настроен? Если он считает небезопасным даже это, что же он скажет о видео, которое Мэддокс планирует проецировать на стену?
У директора мрачное выражение лица. Он задумчиво постукивает ногой по деревянному полу. О нет, неужели он может на корню зарубить всю нашу идею с демонстрацией и платформой?
Я смотрю на Мэддокса, отчаянно пытаясь перехватить его взгляд и глазами попросить подойти. За почти три недели работы в программе я заметила, что доктор Карлайл питает слабость к этому парню. Мэддокс, должно быть, его любимый ученик, раз директор программы позволяет ему творить черт-те что и оставаться безнаказанным. Если в чем мой партнер по Фестивалю проектов и преуспевает, так это в мастерстве выпутываться из неприятностей и внушать всем вокруг делать то, что он хочет.
У меня же, напротив, никогда не получается никого уговорить поступить по-моему. Я даже не могу убедить родителей разрешить мне скачать приложение, которым пользуются девяносто девять процентов подростков на планете. Почему, ну почему Мэддокс не может подойти, чтобы самому разобраться с директором? Неужели он и правда считает, что я должна быть представителем нашей группы?
Доктор Карлайл почесывает подбородок.
Мэддокс так усердно стучит молотком, что даже глаз не поднимает. Я осталась без поддержки. Что сказал бы в такой ситуации кто-нибудь красноречивый? Что сказал бы Мэддокс?
Он бы солгал. Вот что он сделал бы. Соврал бы как ни в чем не бывало. Я неопределенно машу рукой в сторону платформы:
– По всему периметру идет дополнительная подложка. Не то чтобы нам это было нужно, но в качестве меры предосторожности…
– Подложка? – Доктор Карлайл снова обращает внимание на меня. – Что за подложка?
Да, Нора. Какая такая подложка? Вот в этом вся проблема лжи. Она всегда множится. И в данный момент в голове у меня совершенно пусто.
– О чем мы говорим?
О, слава богу. Мэддокс спешит на помощь. Он встает между доктором Карлайлом и мной.
– О подложке, – медленно и весомо отвечаю я, выразительно глядя на него. – Ну, всякие дополнительные защитные настилы по краям платформы…
Он тут же все понимает. Клянусь, он бы мог выиграть приз по красноречию.
– О, верно. Я хотел спросить вас, доктор К. Не возражаете, если мы позаимствуем гимнастические маты из спортзала?
Доктор Карлайл хмурится:
– Спортзал закрыт на лето.
– Вот именно! Значит, матами никто не пользуется.
Мэддокс расплывается в своей самой милой улыбке, а доктор Карлайл, похоже, начал колебаться. Я прикусываю губу.
– Всегда лучше перестраховаться, – осторожно добавляю я.
– Нет, правда. – Мэддокс показывает на меня большим пальцем. – Особенно рядом с ней.
Его лицо становится очень мрачным, и мне приходится скривить рот, чтобы не рассмеяться. Могу поклясться, что доктор Карлайл и сам готов расхохотаться, но он все еще строго смотрит на нас.
– Ладно, сделайте побольше настилов. Продолжайте.
Как только за ним захлопывается дверь, колени Мэддокса подгибаются, и он падает на пол, прикрывая глаза рукой, его буквально душит смех. Я опускаюсь на колени рядом с ним, и он садится.
– Подложка? Нора, какого черта?
– Извини! Он выглядел очень встревоженным.
– Встревоженным из-за чего? Это же всего метр от земли!
– Теоретически, если кто-то упадет с платформы…
– Никто не упадет! – Мэддокс указывает на мой ноутбук. – Разве ты не показала ему программу?
– Ну, в случае если программа по какой-то причине не сработает…
– Она сработает. – Он улыбается мне той же озорной улыбкой, что и доктору Карлайлу несколько минут назад. – Я полностью доверяю вашим навыкам разработки программного обеспечения, мисс Вайнберг.
Черт возьми, он хорош. Можно подумать, что его приемчики не должны влиять на меня, ведь я точно знаю, что он делает. Но нет. Похоже, это не работает. Он берет меня за руку и поднимает нас обоих на ноги. Затем поворачивает на свет мой ушибленный большой палец, чтобы осмотреть его.
– Однако ваши навыки работы с молотком оставляют желать лучшего.
Когда он пододвигается ближе, я слышу дразнящие нотки в его голосе. Он склоняется надо мной. Если кто-нибудь такой же неуклюжий, как я, сейчас резко вскинет голову, то обязательно ударится лбом о его челюсть. Но я все-таки не настолько неуклюжа. Я наклоняю голову набок, прежде чем поднять взгляд. Он улыбается мне, и в его глазах все еще пляшут озорные огоньки. Я изо всех сил стараюсь нахмуриться, но не могу и улыбаюсь в ответ. Кажется, в данный момент я не могу полностью контролировать свои губы. Или легкие. Или, возможно, сердце.
Он собирается поцеловать меня. Здесь. Сейчас. Странно, насколько ясно я это понимаю, учитывая, что моя нервная система меня вообще не слушается. Время будто остановилось, и я не могу ничего обдумывать и анализировать до тех пор, пока его губы не коснутся моих.
Наверное, именно так и происходит, когда ты умираешь. Говорят, что в момент смерти вся жизнь проносится перед глазами, но раньше я этого не понимала. Например, откуда у человека возьмется время, чтобы пересмотреть всю свою жизнь всего лишь за несколько секунд до своего конца? Но теперь я это прекрасно понимаю. Когда ты оказываешься лицом к лицу с тем, что, как ты всегда знала, однажды случится, и все же думала, что оно никогда не произойдет, – каким-то образом в это мгновение мысли проносятся просто с бешеной скоростью. У тебя есть время, чтобы мыслить ясно. Чтобы осознать, что будет дальше. Чтобы сказать себе: «Вот оно».
Вот оно, Нора. То самое. Вот как это происходит. Мой первый поцелуй.
– Хм-м… Ты в порядке?
Я открываю глаза.
Мэддокс застыл в нескольких дюймах от моего лица. Я все еще держу его за руку. Но мы не целуемся. Какого черта?!
Он гладит мой поврежденный палец.
– Ты потеряла сознание от внутренней потери крови?
Теперь я действительно смотрю на него сердито. Я убираю руку, показываю ему язык, надеясь, что он не заметит моего разочарования, и поворачиваюсь к нашей недостроенной платформе:
– Наверное, нам стоит продолжить заниматься делами.
Он хватает меня за локоть:
– Постой! Подожди! – Его голос звучит напряженно. Я перестала пытаться понять этого парня. – Где твои очки? – спрашивает он. Он замечает мой рюкзак, оставшийся лежать в углу нашей самодельной платформы. – Иди возьми их! Надень!
Зачем? Чтобы наши аватарки снова поцеловались? Нет, с этим покончено.