Захожу я в квартиру, они сидят на кухне за столом, как нашкодившие школьники. Я сначала хотел просто попрощаться и уйти, но у меня дурацкий характер. В душе у меня заиграли чёртики и мои внутренние тайные артистические наклонности. Я воздел руки к небу и возопил: «Как ты могла со мной так поступить? Мы с тобой три месяца были вместе, планировали начать новую жизнь. И вот ты всё в один момент поломала. Разве так можно себя вести?» Ира пустила слезу. Саша виновато заныл: «Это я во всём виноват. Сам не знаю, как всё это получилось». Всё он прекрасно знал и всё это он заранее планировал.
Через 2 дня я повёз Ире на работу её интересную и редкую книгу, которую я прочитал, но немного задержал. Когда я подходил к котельной, то возле меня остановились «Жигули» 6-й модели, и из них вышли Саша и Ира. Я отдал Ире книгу и хотел уйти, но Саша предложил меня подвезти до памятника Воинской Славы, так как ему было по пути. Я согласился.
«Бойтесь данайцев лукавых, даже дары приносящих» – сказал устами жреца Лаокоона великий Гомер в его прославленной «Илиаде». По дороге я разоткровенничался с Сашей. «Ира – прекрасная женщина. Она будет тебя любить и за тобой ухаживать. Есть у неё только один небольшой недостаток. Она дня прожить не может без мужской ласки. Мне в этом плане с её запросами было с ней трудновато. Я не в состоянии заниматься этим каждый день! Когда её муж уезжал в командировки, она не могла долго выдержать и встречалась соседом по подъезду. Чтобы остаться с тобой, она мне сказала по телефону, что будет ночевать у матери. От свидания с мужчиной женщину может отвлечь только свидание с другим более интересным мужчиной. За три месяца наших отношений она мне звонила два раза и предупреждала, что наша встреча не состоится, потому что она остаётся ночевать у матери в частном доме. Раньше я так и думал. Сейчас был третий случай. Но после случая с тобой я начал сомневаться: ночевала ли она тогда у матери, или провела ночь с другим более интересным мужчиной. Впрочем, я думаю, что у вас с ней всё будет хорошо».
Тут мы подъехали к месту моей высадки, и я ушёл домой, оставив Сашу подумать над моими сомнениями.
Через месяц я встретил Иру возле универсама «Северный», и она мне рассказала, что Саша живёт у неё, а она помогает ему строить дом на Левом берегу и готовить обеды для строителей дома. Она пожаловалась, что Саша как будто сошёл с ума. Каждый день выполняет с каким-то фанатизмом мужские обязанности и каждый раз спрашивает: «Ты довольна? Я всё нормально сделал? Может быть чего-нибудь ещё?» Он стал каким-то ревнивым до бешенства. Стоит Ире на 5 минут прийти позже с работы, как он закатывает скандалы, чуть ли не до истерики, и начинает с пристрастием выспрашивать: «Где ты была?! У тебя кто-то есть?!» Жизнь превратилась в сплошной скандал с ежедневными разборками. Я напомнил Ире, что он два раза разводился с жёнами из-за их измен. Такой вот он ревнивый. Знала же сама, на что шла.
Конечно, это я посадил Сашу на измену, за то, что он посчитал меня простаком, которого можно обвести вокруг пальца. Он решил, что он меня просчитал. Но, полностью ни одного человека просчитать невозможно. И меня полностью просчитать невозможно. На самом деле я его просчитал лучше, чем он меня, потому что у меня была от Иры информация о его ревнивом характере. Я сделал его жизнь невыносимой. Я не боролся за Иру, хотя она была очень хорошей женщиной, потому что сомневался, могут ли быть у неё дети.
Через три года я снова встретил Иру в Северном районе. Саша построил себе большой хороший дом, перестал жить и общаться с Ириной. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Мавром оказалась простушка Ира. На балет «Лебединое озеро» он её так и не сводил. Как я и сказал Ире – это была дешёвая реклама своей, якобы, высокой культуры. Как только переспал с женщиной, про балет забыл. К чему ей после этого балет?
У этой истории было два конца. Один печальный, другой положительный. Печальный – я не нашёл другой непьющей и некурящей женщины для счастливой совместной жизни. А положительный конец такой – Ирина вышла замуж и смогла всё-таки родить ребёнка. Правда, у ребёнка ослабленное зрение, но всё же я очень рад за неё и жалею, что этот ребёнок не мой.
Я от души желал и желаю Ире и её ребёнку быть здоровыми и счастливыми.
Очень бы хотелось их увидеть, прежде чем я окажусь «по другую сторону дыханья, по другую сторону черты, где однажды звёздами мы станем – крохотные искры я и ты».
Август 2020 года.
42. Удивительная медсестра из отделения реанимации
В 1991 году в 40 лет я впервые в жизни попал в реанимационное отделение областной больницы с диагнозом «отравление неизвестным ядовитым веществом». Сам я думаю, что отравился гороховым супом на мясном бульоне. Моя мать уехала к родственникам в деревню. Суп простоял в холодильнике несколько дней. Первого апреля я пригласил к себе в гости на 7 часов вечера несколько человек знакомых, чтобы отметить День юмора пивом с рыбой и анекдотами.
Я купил две трёхлитровые банки разливного пива и двух больших копчёных лещей. До семи часов вечера было ещё далеко, и в два часа дня я поел горохового супа, пожевал плавник от копчёного леща и запил двумя глотками пива. Суп показался мне каким-то сладковатым на вкус.
Я лёг подремать, а когда через час хотел встать, то не смог, всё плыло в глазах, кружился потолок, ноги похолодели и не хотели вставать. Я понял – отравление. Симптомы отравления мне довелось когда-то прочитать в одной художественной повести. Я начал промывать желудок, непрерывно пил воду с марганцовкой, вставлял два пальца в рот. Мне становилось всё хуже и хуже. Я вызвал скорую помощь, позвонил в соседний дом бухгалтеру нашей фирмы Андрею, чтобы он пришёл и дождался врачей скорой помощи у меня на квартире. Я открыл все двери настежь, чтобы в случае потери мной сознания Андрей и врачи скорой помощи могли войти в квартиру. Пришёл Андрей, приехали врачи. Меня всю дорогу рвало какой-то жидкостью. Я чувствовал, что вверх по моим рукам и ногам пошёл холод. Врач держал мои руки в своих руках, смотрел мне в глаза и кричал водителю: «Гони! Гони! Уходит!» И водитель гнал и гнал машину с включенной сиреной, невзирая на красный свет светофоров.
В реанимации мне пытались поставить капельницу в подключичную область, но меня сотрясали конвульсии рвоты – не получалось. Наконец врач-реаниматолог всунул иглу под ключицу, но не мог никак найти вену. Я орал матом. Врач сказал: «Не ругайся». Я взвыл: «Так ведь больно!»
Он мне ответил так: «Тогда пой, легче станет». И я запел: «Бывали дни весёлые, по десять дней не ел. Не то, чтоб было нечего, а просто не хотел». И мне стало легче.
За ночь в меня влили 8 капельниц по 500 мл каждая – 4 литра! Утром мне стало легче, даже очень хорошо, хотя я всё время лежал голый. Там у них так принято.
За ширмами лежали другие голые люди – мужчины и женщины. Двух мужчин вынесли вперёд ногами. Они в санатории Икорца отметили приезд вместе с одной дамой. Бутылку водки на троих в лесу закусили жаренными на костре грибами. И все трое – в реанимацию. Дама выжила и мне всё рассказала позже уже в отделении токсикологии.
Я лежал в реанимации под восьмой капельницей, как утром заступила на смену новая медсестра лет 25-27 и стала за столом заполнять бумаги. Я шёпотом подозвал её и спросил: «Девушка, скажите откровенно, я вам нравлюсь как мужчина?» Она внимательно с ног до головы осмотрела меня голого под капельницей и серьёзно ответила: «Да». Я воодушевился: «Тогда давайте с вами встретимся сегодня и здесь». Она вздохнула: «Здесь негде».
– А комната отдыха персонала?
– Я там отдыхаю не одна.
-А комната типа кладовки?
– Да, у меня есть от неё ключи.
– Вот там мы и встретимся.
– Когда?
– Сегодня в семь часов вечера.
– В семь рано. Весь персонал на ногах.
– Тогда в 10 часов вечера, после отбоя.
– Ну, хорошо.
Она ушла. А меня врач в связи с моим хорошим самочувствием перевёл из реанимации в отделение токсикологии. А я – голый. Вся одежда заперта. Кладовщик на двух днях выходных до понедельника. Я обмотался простынёй, как Индира Ганди в сари. Ну, как я пойду в простыне в реанимацию в 10 часов вечера к удивительной медсестре на свидание? Одежду выдают, только если пациента выписывают. Я стал просить заведующую отделением токсикологи, чтобы меня выписали и выдали одежду. Она – ни в какую. Но, я её стал терроризировать, чтобы она нашла запасные ключи от общей кладовой верхней одежды приёмного отделения, и выдала мне мои вещи. Долго искали запасные ключи, но нашли, открыли кладовую приёмного отделения и выдали мне мои вещи.
Я оделся, спустился на второй этаж в реанимационное отделение, а туда никого не пускают. Посетители в реанимации не предусмотрены внутренним распорядком. И даже запрещены. Вход только для врачей и персонала. А у меня свидание в 10 часов вечера в кладовой реанимации с удивительной медсестрой! А я не знаю ни её имени, ни её фамилии. Кого спросить? Кого позвать? Вот – дурак! Вот – тупица! Да я ещё и выписался уже, насильно заведующую токсикологией заставил себя выписать, и дал ей расписку, что под свою ответственность.
Растерялся я. Не знал, что делать. Сломался морально. И поехал я, как побитый пёс домой. А квартира закрыта на ключ. У меня ключей нет, я их бухгалтеру Андрею оставил, чтобы он приглашённым гостям сообщил, что я в больнице. Живу я на первом этаже. Пытался залезть на лоджию через открытые стёкла, а сил нет, ослаб в реанимации. А тут ещё ужасно захотелось есть. Я позвонил из телефона-автомата своей бывшей подруге Наташе Кузнецовой. Она, сердобольная, принесла мне бутерброды с маслом и сыром и горячий чай в термосе. Сил у меня прибавилось, и мне с помощью Наташи Кузнецовой удалось забраться на свою лоджию, благо – первый этаж, а с лоджии проникнуть через открытую форточку в свою квартиру.