да идет не так, как он отрепетировал ее у себя в голове.
– Может, скажешь конкретно, про какой телефон речь? Тогда я пойму, чем могу его испортить.
Он прямо слышит, как Джайлз сдерживает вздох.
– Проклятый Никсон… Он во всем виноват.
– Не понимаю, о чем ты. – Бобби перекладывает в ящик стола служебный револьвер, потом отправляет туда же ключи от машины.
– Да это он создал Управление по борьбе с наркотиками. Взял Бюро по наркотикам, смешал с другими ведомствами, приправил горсткой ковбоев и отбросов со всех округов на северо-западе и назвал это агентством.
– Так, я запутался… Ты, кажется, говорил, что это управление?
Бобби ничего не может с собой поделать: ему нравится поддевать федералов, непонятно почему.
– Да какая разница? Просто черви с пушками, тараканы со значками. Так вот, они тоже подсели на парней Батлера, а мы и не знали, пока они не сцапали одного из них.
– Ну и что в этом плохого?
– А то, что это был наш парень. Полгода внедрялся в мастерскую по разборке угнанных машин, а потом пришли эти кретины из УБН и всё испортили.
– Да уж, незадача.
Бобби похлопывает себя по карманам в поисках сигарет и, не обнаружив, на мгновение холодеет от страха. Суетливо оглядываясь, вдруг замечает пачку на столе, куда, видимо, на автомате положи, ее с полминуты назад.
Из-за двери второй допросной на противоположном конце помещения выглядывает Винс и пучит глаза, в которых явно читается «подымайся и вали сюда, да поживее», после чего снова закрывает дверь.
– Незадача, – подтверждает Джайлз. – Плохо, когда двое делают одну и ту же работу. Гораздо правильнее, когда вся команда играет на одного главного.
Бобби хватает сигареты и спички.
– Отличная идея, – произносит он, широко улыбаясь. – Так и быть, мы будем главными.
– Не-не-не, – быстро встревает Джайлз. – У вас и без того работы по горло. Давайте уж мы побудем главными.
– Может, устроим по этому поводу совещание?
– Конечно, но пока давай просто договоримся на словах…
– Мой человечек свяжется с твоим человечком и согласует удобную дату.
– Ладно, Бобби, но…
– Прости, Джайлз, мне пора. – И Бобби вешает трубку.
«Мой человечек свяжется с твоим человечком»? И откуда только такая хренотень в голове берется?
За столом во второй допросной сидит Рональд Коллинз, он же Рам. На его лице словно отрабатывали удары клюшкой для гольфа. Часть синяков старые, и Бобби вспоминает, что миссис Феннесси – Мэри Пэт – уже «общалась» с парнем в баре неделю назад. Из свежего – рассеченная правая бровь, распухшее левое ухо, огромный фингал на правом глазу (поверх расплывающегося желтого синяка недельной давности), кровавая корка на зубах и порезы на шее, как будто от опасной бритвы или очень острого ножа.
Но самое неприглядное, как Винсент и предупреждал, ниже пояса. От парня несет мочой и немного говном, а джинсы заляпаны засохшей кровью.
– Как поживаешь, Рам?
Бобби садится напротив, стараясь сдержать улыбку от бредовости только что сказанного. Почему его сегодня так и тянет похохмить?.. «А потому, – вдруг соображает он, – что у меня, по крайней мере пока, появился в жизни некто особенный. И все сразу заиграло новыми красками».
«Господи, – летит вдогонку следующая мысль, – пусть это будет не сон».
Рам сосредоточенно кусает губы. Бобби даже не хочет представлять, что творится у парня внутри рта.
– Она меня убьет.
– Кто?
– Не скажу.
– Дай попробую угадать. Не Мэри Пэтриша Феннесси, случаем?
– Да не скажу я! Даже не просите!
Бобби перегибается через стол, внимательно разглядывает окровавленный пах Рама.
– Что она с тобой сделала, парень? Отрезала чего-нибудь?
– Нет! – Рам отводит взгляд и закусывает нижнюю губу, отчего делается похожим на кролика. – Но пригрозила, что отрежет.
– Откуда тогда кровища?
– Она, ну… полоснула ножиком… там.
– Прямо по члену?
– Под яйцами.
– «Она» – это ведь Мэри Пэтриша Феннесси?
Рам почти кивает, потом отчаянно мотает головой; все поры его организма будто бы источают запах страха, резкий и металлический.
– Да хоть пытайте на хрен, ничего я не скажу!
– Ладно. – Бобби протягивает Раму сигарету. – А что тогда ты нам скажешь?
Парень берет сигарету, прикуривает от протянутой Бобби зажигалки.
– Я хочу рассказать, что произошло той ночью на платформе.
Винсент, стоящий за спиной у парня, выразительно вскидывает брови: мол, слыхал?
Бобби ставит перед собой пепельницу.
– Мой напарник будет вести записи, не против?
Рам мотает головой, уставившись в стол.
Винс аж весь сияет; глаза у него расширились до размера фар.
Около полуночи компашка в парке Коламбия разбрелась, и Рам с Джорджем Данбаром, Брендой Морелло и Джулз Феннесси отправились на пляж Карсон. Только они собрались перейти бульвар Дэя, как Бренда обнаружила, что потеряла ключи. У нее был брелок с белой кроличьей лапкой и открывашкой, который за вечер ходил по рукам несколько десятков раз.
Решили вернуться в парк на поиски. Возились долго и уже хотели бросить, когда Джулз разглядела что-то белое под сиденьем на трибуне, достала – оба-на! – это были ключи Бренды. Парк к тому времени совсем обезлюдел, поэтому они снова присели, открыли еще по бутылке пива, и Джордж пустил по кругу самокрутку. Уматное курево, утверждал он; не мексиканская дребедень, которую он толкал недоумкам, а настоящая южнокалифорнийская сенсимилья. По правде сказать, Рам Коллинз разницы не почувствовал: наверное, потому, что пивом перебил себе весь вкус.
Именно тогда Джордж Данбар произнес, глядя на дорогу рядом с парком:
– Вот-вот, даже не смей смотреть в мою сторону.
Остальные сначала не поняли, с кем это он говорит, а потом увидели тарахтящую машину и выглядывающего из нее чернокожего водителя.
– Глаза опусти, чертила, – вполголоса прорычал Джордж. – Или я за себя не отвечаю.
Парень и правда опустил взгляд – то ли так совпало, то ли инстинкт самосохранения сработал, – и машина, чихая и кашляя, прокатилась мимо, так медленно, как будто по инерции. Она заехала под эстакаду и скрылась в тени. Больше ее не было ни видно, ни слышно.
Джулз тем временем разговаривала с Брендой резким, отчаянным шепотом:
– Я позвоню ему!
– Не надо, – ответила Бренда, – потерпи до завтра. Остынь слегка.
– Не хочет признавать его своим – хрен с ним, мне плевать, но пусть тогда платит.
– Погоди-погоди, – перебивает Бобби рассказ Рама. – Хочешь сказать, что Джулз Феннесси была беременна?
– Чё?
– Ее слова: «Не хочет признавать его своим – хрен с ним, мне плевать, но пусть тогда платит». Так?
Рам задумчиво морщит лоб.
– Да она это могла о чем угодно говорить.
– О чем, например?
– Да мало ли… Про кота там или про автомобиль.
«И этот придурок имеет право голосовать, – обреченно думает Бобби. – И размножаться».
– Ну хорошо, продолжим, – говорит он. – Джулз собралась кому-то позвонить. Кому «ему», кстати?
Рам молчит в нерешительности, а затем сдается:
– Фрэнки…
Бобби не сразу понимает, но потом вдруг осознаёт, кого из всех возможных Фрэнки парень имеет в виду.
– Фрэнку Туми?!
– Угу.
«Твою ж мать…»
Бобби нервно ерзает на стуле, переглядывается с Винсом. На лице напарника то же ошеломление, которое чувствует Бобби.
– Джулз Феннесси встречалась с Фрэнком Туми?
– Ага.
– И зачем ты нам об этом говоришь?
– Затем, что иначе она пообещала прикончить меня на хрен.
Бобби смотрит на Винсента, не записал ли тот случайно последнюю реплику допроса. Напарник держит ручку в воздухе – значит, слава богу, не записал.
«Так, перестань спрашивать у пацана, почему он здесь, – напоминает себе Бобби. – Пусть просто говорит».
– Ладно, продолжай, – велит он Раму.
Джулз решила позвонить Фрэнки прямо домой. В четверть первого ночи. Все считали, что это дурная затея, пытались ее отговорить. Однако она решительно перешла через Коламбия-роуд с десятицентовиком в кулаке, зашла в таксофон у станции метро и бросила монетку в приемник. Парни остались, где и были, а Бренда побежала за Джулз и стояла рядом с ней, пока та говорила по телефону. В конце разговора она крикнула что-то вроде «Ну так сам и заплати тогда!», после чего грохнула трубкой так сильно, что треск был слышен даже в парке.
Рам с Джорджем думали подойти к девчонкам, но по тому, как Джулз размахивала руками и корчила лицо, было ясно, что она ревет, а кому нужен этот головняк? И тут из тени эстакады вышел тот самый ниггер, который проезжал на глохнущей машине. Он зачем-то пялился на девчонок, поэтому Рам с Джорджем ломанулись через дорогу: мало ли что у него на уме.
– Вы в порядке? – спросил парень.
– Да нет у нас денег, – отрезала Бренда.
– Кто просил денег? – спрашивает Бобби.
– Чего?.. Никто.
– Тогда почему Бренда сказала, что у них их нет?
– А зачем еще ему к ним приставать? – пожимает плечами Рам.
– Узнать, всё ли в порядке, например. – Даже Винсент, который сам недолюбливает чернокожих, озадачен.
– Да хрена лысого, – говорит Рам. – Кто в здравом уме такое будет спрашивать?
– А что не так?
– Не его это дело, вот что. Не знаю, как вы, а мы-то понимаем порядки. Мы с ними просто не общаемся. А они с нами. Такие дела. Мне, например, неприятности не нужны – правда не нужны, – но если б мне хватило дури подкатить к паре цветных девок возле Маттапан-сквер и заговорить с ними, то я, на хрен, был бы готов к тому, что объявятся их парни и отметелят меня до кровавых соплей. Ничего личного, просто так уж все устроено. В этом и разница между мной и тем тупым ниггером: я никогда не подкачу к паре цветных девок и не заговорю с ними. Ни по какому поводу. Я на неприятности не напрашиваюсь.