– Нет, я сказал: «Иди с богом».
– Фрэнк Туми, – произносит Рам, – заставил нас вернуться на станцию.
Кто-то из других сотрудников тихо и протяжно присвистывает. Теперь все уставились на Рама Коллинза.
У того вид человека, ступающего на путь, сойти с которого он уже не сможет.
– Он заставил нас вернуться и закончить начатое.
Глава 20
По словам Рама, велев подросткам вернуться на станцию и «закончить начатое», сам Фрэнк Туми остался у машины.
– То есть он с вами не пошел?
– Нет.
– И что именно вы должны сделать, не уточнил?
– Нет.
– Вообще ничего больше сказал?
– Не-а, – мотает головой Рам.
Бобби живо представляет, как адвокат Фрэнка на суде говорит: «Слова моего подзащитного могли означать: “идите домой спать”, “уберите за собой разбитые бутылки”, а то даже и “вызовите Огги Уильямсону “Скорую”».
И правда, «закончить начатое» можно истолковать как угодно. Это-то и есть самое хреновое.
А когда речь заходит о том, что они сделали, вернувшись на платформу, Рам уверенно говорит: кто-то скинул Огги Уильямсона на пути, но он не может точно сказать кто. На вопрос, почему, просто отвечает:
– Отлить ходил.
«Что за гребаная работа», – думает Бобби. Берешь парня тепленьким, раскалываешь его, и он уже готов признаться, как вдруг в его крошечном, с горошину, мозгу заводится гаденькая мыслишка: «А ведь я еще могу соскочить!» И ты возвращаешься к тому, с чего начал. А Бобби слишком устал – в законный выходной к тому же, – чтобы начинать с нуля…
– Рам, – говорит он, – скатить тело одному нельзя. Оно постоянно будет двигаться не в ту сторону, это физика. Стало быть, парня сбросили вы с Джорджем. Он упал на пути, ударился головой и умер. Вы не хотели, так получилось.
– Нет, все было не так, – возражает Рам.
– Именно так.
– Ну ладно, да, мы вдвоем скатили его с платформы. Это правда.
Бобби кивает.
– Только потом он встал.
– Что-что сделал?
– Встал. Ну типа на ноги.
Винсент перестает писать. Они оба смотрят на Рама Коллинза. Тот больше не водит глазами по стенам и потолку (верный знак, что человек врет) и задумчиво смотрит перед собой (верный знак, что человек припоминает, как все было на самом деле).
– Он встал, а потом снова упал. Затем приподнялся опять, но уже типа на четвереньки. Девчонки заорали что-то вроде «фу, позорище». Ну и мы, это… спустились туда.
– Все четверо?
Рам не прячет глаза. Кивает.
– И что потом?
– Кто-то подобрал камень.
– Кто?
Рам продолжает смотреть прямо, но молчит.
– Кто подобрал камень?
– Не я.
– А кто?
– Не я, – цедит парень сквозь зубы.
Бобби присматривается к нему. Затем переглядывается с Винсентом. Тот коротко мотает головой – мол, да, не надо давить, иначе парень сорвется.
– Ладно, забудем пока, кто подобрал этот злосчастный камень, – говорит Бобби. – Просто скажи, что было дальше.
Видно, что Рам думает, как бы ему еще изловчиться. Он, похоже, совсем тупой и не понимает: его уже можно закрыть по полудюжине статей, включая покушение на убийство.
Наконец парень открывает рот и одной фразой подписывает себе приговор:
– Он… тот, кто взял камень… ударил им его по затылку.
– То есть того черного парня?
– Ну да.
Наконец они получили ответ на вопрос, который не давал им покоя, поскольку не вязался ни с чьими показаниями и ни с одной гипотезой по поводу произошедшего той ночью: откуда у Огги Уильямсона пролом в затылочной области черепа?
– И что затем стало с мистером Уильямсоном?
– С каким еще мистером?..
Бобби это отчего-то сильно задевает. Если уж собираешься убить человека, потрудись хотя бы узнать, как его зовут.
– Огги Уильямсоном, – раздраженно цедит Бобби. – Тем «ниггером».
– Ну, упал лицом вниз. И больше не шевелился. – Рам какое-то время смотрит на свои пальцы, потом поднимает глаза на Бобби с Винсентом, щурясь от лампы. – Я вам все рассказал. Теперь вы сможете ее утихомирить?
– Кого?
– Ее… Ну, вы поняли: ту тетку, которая грозилась мне член оттяпать.
– Думаю, она тебя больше не побеспокоит, – говорит Бобби.
Рам шумно и с облегчением выдыхает:
– Фух, класс…
– Рональд Коллинз, – произносит Винсент, – вы обвиняетесь в предумышленном убийстве Огастеса Уильямсона.
Рам, ковырявший под ногтями, вскидывает голову:
– Чё?
– Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете…
– Минутку! Какого хрена?! Я не понял!..
– …может быть и будет использовано против вас…
Рам смотрит на Бобби:
– Но это не я!..
– Ты все видел и не вмешался. В глазах закона ты не менее виновен, чем тот, кто нанес удар.
– Нет… – произносит Рам, затем увереннее: – Нет.
– Если планируешь снова выйти на улицы своей Южки, не знаю… – Винсент прикидывает в уме, – до две тысячи четвертого, то должен сказать нам, кто нанес удар.
– Я не буду говорить без адвоката.
– Говори.
– Вызовите адвоката.
– Говори!
– Вызовите мне адвоката. – По лицу Рама снова струятся слезы, но взгляд при этом неестественно спокойный. – Немедленно.
Бобби с Винсентом поднимаются.
– Хорошо.
– Крутого из себя строишь, да? – произносит Винсент. – Молодец. Потому что скоро отправишься в место, где полным-полно таких же крутых. Крутых и с крепким стержнем. – Он похлопывает себя по паху.
– Из-за какого-то чернокожего? – Рам ошарашенно пучит глаза.
Бобби кивает.
– Да, белый ублюдок.
Глава 21
Джо Пес Фитц с Эйч-стрит и Квентин Коркри из Олд-Колони – два главных дилера под началом Джорджа Данбара – дежурят вместо него в беседке парка Марин. Самого Джорджа не видать. К середине второго дня, после полуденного набега рабочих со стройки и дальнобойщиков с маршрута Бостон – Баффало, у Джо Пса и Квентина срочное совещание с посыльными на крыльце беседки. Говорят быстро и на каком-то своем жаргонце. Мэри Пэт, опустив стекло с водительской стороны, разбирает лишь отдельные слова, в частности «у нас кончаются милашки и пепси», что, по-видимому, должно означать спиды и кокаин.
«Черт, – думает она, – надеюсь, с запасами героина у вас всё в порядке».
Затем Квентин Коркри покидает насест. Он спускается вниз по парковому склону и залезает в стоящий у памятника желтый «Датсун Зи». С протяжным визгом шин тот отделяется от бордюра. Мэри Пэт следует за ним по бульвару Дэя. Не больше чем через пару миль «Датсун» сворачивает в Олд-Колони. Обе жилые застройки в этой части Южки, Олд-Колони и Олд-Харбор, – сестры Коммонуэлса, построенные по схожему лекалу, но с разницей около десяти лет. Мэри Пэт медленно и с треском сдает по узкой улочке к парковке за домом. Квентин же заворачивает прямо к небольшому черному подъезду, выскакивает из машины и забегает внутрь.
Мэри Пэт как-то встречалась с парнем отсюда – Полом Бейли (когда она в последний раз о нем справлялась, он отбывал срок по статье от восьми до десяти в Уолполе), – а потому помнит, что общая планировка тут такая же, как в Коммонуэлсе: сквозной коридор, по сторонам которого тянутся квартиры. Она не успевает вовремя занять удобное место, чтобы увидеть, куда заходит Квентин, но сквозь желтую застекленную дверь четко видно, откуда он выходит. Слева, судя по времени, из четвертой квартиры от входа. Не дожидаясь появления Квентина на улице, Мэри Пэт вспрыгивает задом на перила и, перебросив ноги, скрывается за углом дома. Дилер тем временем ныряет в «Датсун» и с ревом срывается с места, оставляя жирный резиновый след, – такое впечатление, будто все доходы от наркоты у него уходят на новые шины. Мэри Пэт возвращается к «Бесс», стоящей на углу парковки. Открывает багажник и шарит в сумке Дюки, пока не находит нужные, на ее взгляд, инструменты.
Перед тем как зайти в подъезд, она надевает перчатки. Внутри пахнет несколько иначе, чем в домах Коммонуэлса. То же средство для окон, пролитое пиво, рагу из картошки, капусты и солонины, которое готовят по воскресеньям чуть ли не в каждой четвертой квартире. Но к этому примешивается что-то еще… Плесень, что ли? Запах сырого тротуара после апрельского дождя или бассейна, хотя уж чего-чего, а бассейнов здесь поблизости точно нет.
Четвертая дверь слева – квартира 209. Мэри Пэт стучится и замирает в ожидании, приложив ухо к двери. Тишина. На всякий случай она стучится еще раз. За спиной у нее под рубашкой заткнут пробойник, однако отмычка Дюки входит в замок, будто родной ключ. Меньше полуминуты возни, и Мэри Пэт внутри.
Квартира пропахла затхлостью, дымом сигарет и «травки». В дальней комнате стоит разложенное кресло-кровать без простыни и с одной подушкой, покрытой застарелыми пятнами пота. В гостиной подранный диван, несколько пластиковых пляжных стульев и черно-белый телек верхом на стопке из пяти телефонных справочников (четыре еще даже в обертке). Санузел как будто ни разу не чистили: вся стена за раковиной черная от плесени, а по плитке над ванной тянутся мохнатые серые отростки. Вполне возможно, что вся затхлость в коридоре идет именно отсюда.
Мэри Пэт лезет рукой в туалетный бачок, но внутри ничего нет. Проверяет под раковиной – пусто. То же самое в спальне и на кухне. На пятом проходе она стучит метлой по подвесному потолку в кладовке, и оттуда на верхнюю полку стеллажа и на пол плюхаются прозрачные пакеты с застежкой. Мэри Пэт приносит стул и встает на него, чтобы выгрести из тайника остальные пакеты. В глубине она нащупывает краешек чего-то твердого. Привстав на цыпочки и сунув руку целиком, понимает, что это ствол. Мэри Пэт достает его: грубый «Смит-и-Вессон» калибра.38 с покоцаной рукояткой и осыпающимися резиновыми накладками. Она спускается на пол и откидывает барабан. Тот отщелкивается легко – значит, револьвер как минимум смазан, а может, за ним даже как следует ухаживают. В барабане шесть патронов.
Она в последний раз встает на стул и, пошарив в тайнике, достает картонную коробочку, в которой что-то гремит. Еще шесть патронов.