– Чего плачете? – полусонно спрашивает Джордж Данбар.
– Плачу? – Мэри Пэт проводит основанием ладони под глазами.
Он не слушает. Волны кайфа уже снова унесли его куда-то прочь.
Мэри Пэт присаживается рядом с Джорджем и щелкает пальцами у него перед носом.
– Ты ее видел?
– Кого?
– Джулз.
– Когда?
– Когда перезаливал пол в подвале.
– В каком подвале?
– У Марти.
– Не-не-не… Мы, это, привезли «Квикрет». Сразу им надо было его использовать. Там цемент в смеси с песком. Отличная хрень, да и сохнет быстро… – Джордж клюет носом, как будто засыпая.
Мэри Пэт хлопает его по щеке. Глаза у него резко распахиваются.
– Так ты видел Джулз или нет?
– Не, не видел… Она… Ну, там была дыра в полу, которую они залили плохой смесью. Короче, пришлось вскрывать, а затем мы залили всё поновой «Квикретом»… Там она и лежит.
– Под «Квикретом»?
Джордж молча начинает кивать, и голова у него безвольно падает на грудь.
Мэри Пэт снова дает ему по щеке.
– Джордж!.. Она под «Квикретом»?
– Да, там. – Он уже еле ворочает языком, будто пьяный. – Она там.
– Джордж, – торопливо произносит она, пока парень не отключился окончательно, – в этот гараж еще кто-то, кроме тебя, приходит?
Он улыбается и пробует мотнуть головой, но лишь переваливает ее на плечо.
– Не-а, про него никто не знает.
– Точно никто?
– Ник… то…
Если Джордж и осознает, что его пристегивают наручниками к дверце машины, то не придает этому значения.
Мэри Пэт устраивается подремать на заднем сиденье «Новы».
Когда она просыпается, в гараже настоящее пекло. Раскаленная на солнце металлическая дверь превращает помещение в духовку. Снаружи автомобиля Джордж гремит наручниками. На часах полтретьего. Все по расписанию: героин как раз начинает выводиться из организма спустя шесть часов.
Мэри Пэт один раз обматывает ремень безопасности вокруг спинки пассажирского сиденья, затем расстегивает наручники и заталкивает Джорджа внутрь, не обращая внимания на его стоны и протесты. Приходится посильнее потянуть за ремень, чтобы застежка оказалась у его бедра, но зацепить наручник за прорезь удается с первого раза.
– Знаешь, я только одного не понимаю, – произносит Мэри Пэт.
Джордж вскидывает голову, все еще несколько заторможенно.
– Вы с Брендой не похожи на парочку. – Она как раз засыпала, когда эта мысль вдруг пришла ей в голову.
– А мы и не парочка.
Мэри Пэт на секунду прикрывает глаза: скольких еще гадостей ей предстоит наслушаться?..
– Значит, если Рам служил прикрытием для Фрэнки Туми, кого тогда прикрывал ты?
– А вы как думаете?
Она какое-то время молча сидит в темной духоте салона и наконец находит в себе силы произнести:
– Марти…
Джордж не кивает, но и не мотает головой. Просто смотрит ей в глаза.
– И последний вопрос, Джордж… Когда у них с девочками все это началось на самом деле?
Он где-то с минуту пытается собрать мысли в кучку.
– Фрэнк часто говорит, что девичьи бутоны нежнее всего именно в девятом классе.
Потом Мэри Пэт будет вспоминать эти слова и задаваться вопросом, как она не убила Джорджа на месте.
Они едут в сторону центра.
– Знаешь, за что ее убили?
Джордж не в себе и раздражителен. Он то и дело дергает правой рукой, чтобы прикрыть глаза от солнца, но наручники не дают. А одной левой руки не хватает.
– Фрэнки рассвирепел, когда она позвонила ему домой после полуночи, угрожая всем всё рассказать.
– Рассказать – что?
Джордж опасливо косится в ее сторону.
– Я уже в курсе про беременность, – успокаивает его Мэри Пэт. – Рам сообщил.
– Ну вот… собственно, этим она и угрожала.
Мэри Пэт случайно выезжает на встречную полосу и резко крутит руль, чтобы не врезаться в такси. Ее отвлекли не слова Джорджа, а воспоминание о последнем дне с дочерью. Они шли по Олд-Колони-роуд, на Джулз накатила та странная хандра, и Мэри Пэт, взбесившись, спросила у дочки, не ПМС ли у нее. А Джулз тогда ответила: «Нет, ма. Точно нет».
«А ведь она пыталась мне сказать, – думает Мэри Пэт. – Только я ее не услышала. Я вообще ничего не видела и не слышала. Потому что не хотела. Потому что правда – это боль, правда способна разрушить твой мир».
Бродвейский мост перекрыли митингующие против басинга, поэтому приходится ехать в объезд. По Эй-стрит шагают толпы с табличками в духе «Долой басинг!», «Долой Гэррити!», «Долой черных!».
На перекрестке движение тормозит очередная плотная колонна демонстрантов.
– И все-таки почему он ее убил? – тихо спрашивает Мэри Пэт, не до конца понимая зачем, – ведь по большому счету никакая причина не сможет послужить оправданием.
– Она требовала денег на ребенка.
– Так у него полно денег.
– Это не значит, что он готов ими разбрасываться. К тому же, насколько я понял, она просила ну прямо много. Сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок рос так же, как она.
Сердце у Мэри Пэт сжимается, но она старается не подавать виду.
– И что было бы, если б Фрэнк не заплатил?
– Она бы рассказала всем, что ребенок от него.
– А ты сам откуда знаешь?
– От Ларри Фойла. Он реально переживал по этому поводу. Говорил, что так нельзя. Типа, «мы что, теперь девчонок убиваем?».
– А ты как к этому отнесся?
– Меня это тоже огорчило.
Мэри Пэт поворачивает голову к Джорджу. Тот по-прежнему пытается укрыться от солнца.
– Врешь, – говорит она.
– Вру, – произносит он со вздохом.
– Мне вот всегда было интересно, Джордж, ты вообще хоть за кого-то переживаешь?
Он задумчиво смотрит на свое отражение в стекле.
– По идее, должен бы, но… Нет. Кроме мамы, мне никогда ни до кого не было дела.
– Что ж, зато честно.
Джордж кивает в сторону поредевших, но все равно еще довольно многочисленных групп демонстрантов, переходящих через Эй-стрит.
– Вот несчастные придурки… Какая разница, отобьете вы свою долбаную школу от ниггеров или нет? Вы по-любому проиграли. Тюрбаноголовые уже всё решили: хер вам, а не нефть, будете ходить пешком, пока мы не возобновим поставки. А вы и дальше воюйте с ниггерами, такими же нищими и угнетенными, как вы, и называйте это борьбой за правое дело.
Наконец машины могут проехать. «Нова» успевает преодолеть перекресток уже почти на красный.
– Если тебе на все это плевать, зачем ты тогда затеял драку с тем чернокожим? – спрашивает Мэри Пэт.
Джордж опускает ладонь и смотрит на нее, подставляя беззащитное лицо ярко-желтому свету, бликующему на его коже.
– Он был слабый, по глазам видно.
– А может, просто испугался?
– Страх – это слабость. – Он снова прикрывается от солнца. – Терпеть не могу слабаков.
– А если это была не слабость, а добродушие?
Джордж недоуменно смотрит на Мэри Пэт. Поняв, что она всерьез, он издает хохоток:
– Ну что ж, тогда не свезло.
Мэри Пэт косится на него, впервые за все эти годы сумев, кажется, разгадать его сущность.
– Теперь мне все про тебя ясно, Джордж. В тебе нет гнева. Ты просто ненавидишь людей.
Следующие два перекрестка они молчат.
Сворачивая на Конгресс-стрит, Мэри Пэт спрашивает:
– Почему он оставил тело?
– А?..
– Если Фрэнк Туми убил мою дочь в том доме, то почему оставил тело там?
– Может, потому что за домом следят? – предполагает Джордж, пожимая плечами. – Так, по крайней мере, считает Марти.
– Кто следит?
– УБН.
– А Марти откуда знает?
– У него есть свой человек в ФБР.
– Гонишь? – Мэри Пэт невольно вскидывает брови и присвистывает.
– Не гоню. Именно поэтому его никто не трогает.
Она взвешивает это утверждение.
– Куда мы едем? – нетерпеливо спрашивает Джордж.
– К твоим дорогим наркотикам.
– Правда?.. – В его голосе звучит нотка недоверия.
– Мы ведь заключили сделку? Я выполняю свою часть уговора.
– Вот только я не обещал, что ничего не скажу.
– В смысле не скажешь Марти? О том, что это я украла наркотики?
– Да.
– Помню, не обещал. Но ничего страшного, Джордж.
Впрочем, смысла ее слов он, похоже, не понимает.
– Всё, приехали, – говорит Мэри Пэт, притормаживая на мосту Конгресс-стрит у гавани.
Джордж смотрит на красное деревянное здание, нависающее над водой. На дощатый переход, опускающийся к гавани. На желтое судно у перехода.
– И что мы тут забыли?
– Знаешь, что это за судно?
– Ну, знаю… – бурчит он.
– Ну-ка расскажи.
– Это копия корабля.
– Какого?
– Мы что, в начальной школе?
– Ну пожалуйста, Джордж.
Он закатывает глаза, будто девочка-подросток.
– Это копия судна, с которого в тысяча семьсот семьдесят каком-то «Сыны свободы» выбросили в гавань груз британского чая.
– Садись, пять! – Мэри Пэт хлопает Джорджа по коленке. – А почему они это сделали?
– В знак протеста против налога. Вы можете просто?..
– Нет, Джордж, не против налога, – поправляет его Мэри Пэт, – а против введения налогов без представительства в парламенте. Это самое главное. То есть колонисты платили короне, но та лишь брала деньги, а взамен ничего не делала. Вот поэтому повстанцы и выбросили драгоценный аглицкий чаёк прямо в гавань. А смысл послания, Джордж, сводился к тому, что око, на хрен, за око.
Наркоторговец поворачивается к ней.
– О чем это вы?
Мэри Пэт указывает подбородком на воду.
– Твои с Марти наркотики вон там, Джордж.
– На судне? – недоуменно спрашивает он.
Она мотает головой.
– На дне гавани.
Джордж беззвучно охает, беспрестанно смаргивая слезы, взгляд его устремляется в пустоту. Мимо по тротуару проходят люди, не подозревающие, какая трагедия происходит сейчас в машине.
– Да ладно… – наконец тихо произносит Джордж; голос у него умоляюще надламывается. – Н-нет…