«В этом мире не место принцессам», – думает Бобби про себя.
– Вы что-то сказали? – переспрашивает Дрю.
– Нет-нет… Ничего.
– Вы узнали, что хотели?
– Да, – говорит Бобби и уходит.
Следующий ее звонок застает Бобби посреди смены.
– Мы как раз заходили к вам домой, – говорит он.
– Я сейчас не там.
– Это, пожалуй, даже к лучшему.
– Я так понимаю, вы извлекли тело из сгоревшего здания?
– Да, извлекли.
– Родственники его уже опознали?
– Мы их пока не разыскали.
– Родственникам нужно переживать по поводу ареста?
– За что?
– Вам лучше знать.
Оба какое-то время молчат.
– Мой папаша, – наконец говорит Бобби, – был маляром, просто докой своего дела. Внешняя отделка, внутренняя – неважно. Когда он брал в руки кисть или валик, то творил волшебство. Клиенты, само собой, спрашивали его про термитов, про несущие стены, даже про электропроводку. Но он всем отвечал лишь одно: «Я потому лучший в своем деле, что ничем посторонним не интересуюсь».
– Классный мужик, как по мне, – произносит Мэри Пэт.
– Когда трезвый, ага… – Только теперь Бобби понимает, насколько скучает по старому выпивохе. – Так вот, я работаю в убойном. Я не расследую поджоги, не расследую хулиганство и побои. Меня не интересуют, скажем, заявления о том, что кого-то якобы под дулом револьвера заставляли колоться героином.
– Да уж, форменная дичь.
– Дичь, говорите? – Бобби довольно громко усмехается. – Тогда как вам история о парне, которому угрожали кастрацией?
– Да что вы?! – притворно удивляется Мэри Пэт. – Здесь, в Соединенных Штатах Америки?
– Представьте себе.
– Куда только мир катится, детектив?
– Не знаю, миссис Феннесси. Правда не знаю.
Воцаряется дружеское молчание, как между людьми, которые друг друга понимают. Но наконец Бобби решает сковырнуть болячку:
– Можете часа через два подъехать в центральный морг на Хестер-стрит, двести двенадцать?
Источающим мрак голосом Мэри Пэт отвечает:
– Могу.
Они стоят бок о бок в коридоре, а Дрю Каррен подкатывает к просмотровому окну тело, целиком укрытое простыней. Обходит каталку и становится рядом с окном, после чего берется за угол простыни и смотрит на Бобби.
– Вы готовы? – спрашивает Бобби у Мэри Пэт.
– К такому нельзя быть готовой… – Она с шумом набирает в грудь воздуха. – Так, ладно. Давайте.
Бобби кивает патологоанатому. Тот оттягивает простыню, открывая голову девушки.
Из груди Мэри Пэт доносится протяжный стон. Сначала искажается лицо, затем подкашиваются ноги, и Бобби едва успевает поймать ирландку, чтобы та не ударилась об пол. Не обращая на него внимания, женщина продолжает жалобно стенать.
Она смотрит на труп дочери, затем с неожиданной скоростью и силой бросается прямо на стекло, так что Бобби не может ее удержать и летит вместе с ней. Мэри Пэт стряхивает с себя его руки и прижимает ладони к стеклу, продолжая всхлипывать и шепотом повторяя: «Джулз, Джулз, Джулз…»
Она исчезла внезапно, даже не попрощавшись с Бобби. Заполнила бумаги, удалилась в туалет, но так оттуда и не вышла. Бобби попросил женщину-сотрудника проверить, однако внутри уже никого не было. Машину на парковке тоже не нашли.
А тихий стон так и остался звучать у него в голове. И кажется, будто он больше никогда не утихнет.
Следствие установило, что дом за «Полями Атенрая» зарегистрирован не на Марти Батлера, а на какого-то мужика, чье тело нашли в багажнике автомобиля на перехватывающей парковке у железнодорожного вокзала в Потакете, штат Род-Айленд, в 1969 году. Мужчину звали Лу Спиро, живых родственников у него не было, наследством никто не занимался. Однако выяснилось, что этому Лу принадлежат прямо-таки «золотые прииски»: алкогольный магазин в Южном Бостоне, автомойка в Медфорде, предприятие по прессованию металла в Сомервилле и два стрип-клуба в Ревире – в общем, все то, что, как всегда считалось, принадлежало Марти Батлеру.
И хотя полиция Бостона не может напрямую связать Марти или Фрэнка Туми с найденным в подвале телом, зато она может заморозить активы покойного Лу Спиро и начать процедуру отчуждения его собственности. А это означает, что пожар в доме за «Полями Атенрая» стал – с чертовски большим отрывом – самым разрушительным катаклизмом, постигшим банду Батлера за все время ее существования.
– Вам нужно покинуть город, – сообщает Бобби во время очередного созвона с Мэри Пэт. – А лучше – страну.
– С чего бы это? – спрашивает она, изображая невинность.
– В противном случае вы не жилец.
Женщина хмыкает и затягивается сигаретой.
– Рам с Джорджем во всем сознались, – продолжает Бобби. – Завтра-послезавтра их показания появятся в газетах. Мы сейчас вовсю добиваем подробности. Вы победили.
Из трубки доносится хрипловато-злой смех:
– Ни хрена я не победила. Они по-прежнему на свободе.
– Джордж Данбар под присягой показал, что Фрэнк и Марти позвали его заново залить цементом пол в подвале.
– И что с того?
– Это связывает их с телом.
– У них будет двадцать алиби – и это минимум – на ночь ее гибели. Найдутся свидетели, которые подтвердят, что они тогда были в какой-нибудь, на хрен, Персии. На них у вас ничего нет.
– Есть свидетельство, что Фрэнк отдал ребятам приказ прикончить Огги Уильямсона.
– Слышала я этот «приказ», – произносит Мэри Пэт. – «Закончить начатое» может означать что угодно. Так они скажут в суде, и вы прекрасно это знаете.
Тут не поспоришь.
– Они выйдут сухими из воды, как всегда.
– Мэри Пэт, – продолжает увещевать ее Бобби, – не калечьте себе жизнь, занимаясь безнадежным делом.
– Моя жизнь оборвалась вместе с жизнью моей дочери. Я умерла тогда, когда ее убили. Я больше не человек, Бобби. Я – напоминание.
– Что-что?
– Я как привидение: служу напоминанием о том, что произошло нечто ужасное и следует восстановить справедливость, прежде чем дух сможет упокоиться с миром.
– Мэри Пэт, вам нужна помощь.
– Если кому-то и нужна помощь, – произносит она с мрачным смешком, – то точно не мне. Уж поверьте.
– Вы уже подорвали их наркоторговлю, спалили штаб, а также, по моим последним сведениям, лишили их еще пяти источников дохода. А самое главное – вы их опозорили. Можно сказать, окунули мордой в дерьмо.
– Все они свободно разгуливают по улице!.. – кричит женщина так громко, что Бобби приходится отнять трубку от уха. Затем она продолжает уже спокойнее: – Джордж рассказывал вам про оружие, которое он передал каким-то чернокожим в Роксбери?
– Нет, не рассказывал… – Бобби хватает блокнот.
– Это было на Моурленд-стрит, недалеко от Уоррен-стрит, рядом с небольшим сквером и спортплощадкой. Трое мужиков с афро и бородками.
Бобби знает этих скотов. Речь о психах-радикалах, зовущих себя Всемирным фронтом освобождения Либерии, но в миру известных как «морлоки». Они исповедуют дикую помесь противоречащих друг другу идеологий: Стокли Кармайкл[39] и Малколм Икс[40] с нотками движения «Назад в Африку»[41], приправленные взглядами «Подпольных синоптиков»[42] и западногерманской «Фракции Красной армии»[43]. Все эти направления нуждались в деньгах, а откуда брать деньги, как не с продажи дури тем самым людям, за «освобождение» которых ведется борьба?
– Знаете, зачем им оружие?
– Брайан Ши сказал, чтобы они хорошенько с его помощью пошумели.
«Блин, – думает Бобби, – где была Мэри Пэт с ее хваткой пять лет назад?.. Я к этому времени уже дослужился бы до лейтенанта».
– Уезжайте, – серьезно просит он ее.
– Бобби, Бобби… – произносит женщина с легкой укоризной в голосе. – Никто не заставит меня покинуть родной дом. – И вешает трубку.
Глава 25
Первый раз Бобби с Кармен наедине начинается неловко и скомканно. В ритм никак не попадают – это словно танцевать с выключенной музыкой. Бобби не знает предпочтений новой партнерши, и первые попытки оказываются неудачными. А затем он слышит учащающееся дыхание и влажный шепот в ухе: «Да, вот так». Кармен надавливает пяткой ему на икру, Бобби чуть сдвигает бедро влево, ответом на что становится «да!», и это «да!» – лучший звук, который он слышал за всю неделю.
Наконец они находят подходящую обоим позу. Итог, конечно, не фонтан, но задел на будущее есть. Ничего, в следующий раз будет лучше.
Выдохшись, они лежат в постели Кармен на третьем этаже и слушают звуки жаркой сентябрьской ночи, доносящиеся с Чендлер-стрит. Бобби вдруг охватывает чувство, которое время от времени появлялось после возвращения с войны, но нисколько при этом не надоедало: «Как здорово быть живым».
Кармен выбирается из постели.
– Воды принести?
– Буду очень благодарен.
Покачивая обнаженными бедрами, она идет на кухню и приносит оттуда два полных стакана. Разглядывая Кармен, Бобби обращает внимание, что одна грудь у нее чуть больше другой, а зеленые глаза немного светятся в сумраке. Кармен присаживается на кровать, отдает Бобби стакан, и они некоторое время молча изучают друг друга.
– Мне нравится твоя чуткость, – говорит она.
– В чем это проявляется?
– Во всем. Но особенно в постели. Ты прислушивался к моим ощущениям. Для мужчины это редкость.
– А у тебя было много мужчин?
– Конечно, – отвечает она без тени стеснения. – А у тебя?
– Мужчин? Нет. Зато женщин порядочно.
– Вот поэтому мы не будем ворошить прошлое.
– Да, ничего хорошего из этого обычно не выходит.
Кармен заползает к Бобби под бок и, держа свой стакан на весу, приникает губами к его губам. Ее волосы щекочут его по щеке. Поцелуй теплый и неспешный. «Вот еще одна незамысловатая радость жизни – лежать и целоваться», – думает Бобби.