– Не красивее Ната! – возразила преданная Дейзи, сравнив два лица: одно необычайно веселое, другое – трогательно-задумчивое, несмотря на поедание вкусного торта. – Мне нравится Дэн, и я рада его успехам, но от него быстро устаешь, и вообще, он меня пугает… Со спокойными людьми лучше.
– Жизнь – борьба, и я уважаю крепкого солдата. Мальчики очень уж легкомысленны, не понимают они, как все серьезно и как важен упорный труд. Поглядеть вот на этого сумасброда Тома: только время попусту тратит и выставляет себя на посмешище – а все оттого, что не может получить желаемого, прямо как дитя, которое с ревом требует луну… Сил нет терпеть такую глупость! – горячилась Нэн, опустив взгляд на весельчака Томаса: он исподтишка запихивал миндальный бисквит Эмилю в туфли и вообще скрашивал свое изгнание как мог.
– Многих девушек тронула бы такая преданность. По-моему, это прекрасно, – призналась Дейзи, спрятавшись за веером, ибо рядом сидели другие барышни.
– Ты сентиментальная гусыня, тебе ли судить? Нат, когда вернется, даст ему фору. Жаль, что Том с ним не едет. Я так считаю: если мы, девочки, можем повлиять на мальчиков, это влияние нужно использовать им на благо, а не потакать им, превращая себя в рабынь, а их – в тиранов. Пусть покажут, на что годны, а потом уже чего-то от нас ждут и нам позволят поступить так же. Вот тогда мы поймем, чего стоим, и не допустим ошибок, способных перечеркнуть всю жизнь.
– Верно, верно! – воскликнула Элис Хит, которая была Нэн очень по душе: она уже выбрала себе поприще, как и положено решительной и разумной юной леди. – Пусть дадут нам проявить себя и запасаются терпением. Теперь ведь все ждут, что мы по уму не уступим мужчинам, а им на протяжении веков помогали во всех начинаниях, в отличие от нас. Дайте нам равные возможности, и поглядим, к чему это приведет несколько поколений спустя. Я за справедливость, хотя в отношении женщин это и редкость.
– Все кидаешь боевой клич за свободу? – поинтересовался Деми, свесившись через перила. – Выше знамя! Я встану рядом и протяну руку помощи, если примешь. Хотя если в вагон впряжетесь вы с Нэн, то помощь и не понадобится.
– Ты для меня большое утешение, Деми, и при любых трудностях я обращусь к тебе – ведь ты честный юноша и помнишь, скольким обязан матери, сестрам и тете, – продолжила Нэн. – Мне по душе мужчины, способные честно признать, что они не боги. Да как можно считать их богами, если эти исполины постоянно совершают ужасные ошибки? Видели бы вы их в болезни, как я, – все бы о них поняли.
– Лежачего не бьют! Прояви милосердие, а мы уверуем в тебя и поддержим во всех начинаниях, – воззвал Деми из-за перекладин перил.
– Мы будем добры, если вы будете справедливы. Заметь, не великодушны, а только справедливы. Я прошлой зимой ходила в законодательное собрание на дебаты по поводу избирательного права для женщин; много я в жизни слыхала пустой, бестолковой болтовни, но такое – в первый раз! И эти мужчины нас представляют! Я краснела за них, их матерей и жен. Коль скоро мне самой это недоступно, пусть мои интересы представляет умный мужчина, а не болван!
– Ну, пошли пламенные речи. Сейчас всем не поздоровится! – воскликнул Том и закрыл повинную голову зонтиком: Нэн говорила с большим чувством, а ее взгляд как раз упал на него.
– Продолжай! Я запишу и кое-где вставлю ремарку «бурные аплодисменты», – подхватил Деми, достав карандаш и блокнот с видом заправского щелкопера.
Дейзи ущипнула его за нос, просунув руку между балясинами, и на собрании воцарился шум и гам – Эмиль вскричал: «Стоп! Бунт на корабле!»; Том громко захлопал; Дэн оживился от одной только мысли о перебранке, пусть даже словесной; Нат поддержал Деми – позиция юного Брука показалась ему наиболее выигрышной. В самый разгар битвы, когда все хохотали и говорили наперебой, на галерею выплыла Бесс, посмотрела на развеселую компанию, точно ангел-миротворец, и промолвила насмешливо, с искоркой удивления в глазах:
– Из-за чего шум и гам?
– У нас тут митинг протеста. Нэн и Элис лютуют, а нас призвали к ответу и вот-вот приговорят к смертной казни. Изволит ли Ваше Высочество разрешить спор? – спросил Деми, когда воцарилась тишина: никто не решался бунтовать в присутствии Принцессы.
– Мудрости недостает, я лучше посижу и послушаю. Прошу, продолжайте. – Бесс села с беспристрастным видом Фемиды, только вместо меча и весов держала букетик и веер.
– Итак, дамы, высказывайтесь смело, но сохраните нам жизнь до утра, ибо после трапезы предстоит вальс, а Парнас от всякого мужа требует исполнения долга. Госпожа президент Прыг-скок, вам слово. – Деми любил такие забавы больше легких заигрываний, которые дозволялись в Пламфилде лишь потому, что полностью запретить их невозможно: это ведь тоже по-своему образование – и в школах совместного обучения, и в обычных.
– Хочу узнать одно, – деловито начала Нэн, хотя глаза ее сверкали весельем и серьезностью сразу, – что каждый из вас, мальчики, думает по этому поводу? Дэн и Эмиль повидали мир и кое-какое мнение сложить успели. У Тома с Натом перед глазами много лет стоят пять примеров. Деми – наш человек, мы им гордимся. То же с Робом. Тед у нас переметная сума, а Долли с Джорджем – консерваторы, даром что студенты; ну а девушки из колледжа Гертон во всем превосходят юношей. Коммодор, готовы к разбирательству?
– Так точно, шкипер.
– Поддерживаете право женщин голосовать?
– Господь благослови твою головушку! Еще как; только скажи – и переправлю в нужное место целую уйму барышень! Чем они хуже вербовщиков, что парней отправляют на флот? Тоже мужчину снимают с якоря! Нам всем не обойтись без штурвала, иначе целыми и невредимыми до гавани не добраться. Так давайте делить с ними пищу из одного котла – и на борту, и на берегу, а не то корабль наш сядет на мель!
– Молодец, Эмиль! За такую складную речь Нэн тебя первым возьмет в союзники, – похвалил Деми.
Девушки захлопали, и лишь Том помрачнел.
– Ну а ты, Дэн? Тебе так дорога свобода… Как думаешь, имеем мы на нее право?
– Сколько угодно, и я готов сразиться с любым негодяем, кто попробует с вами поспорить.
Лаконичный и выразительный ответ пришелся по душе госпоже президенту – она просияла и бросила резковато:
– Нат нипочем не признается, что он по другую сторону баррикад; надеюсь, он хотя бы решится вступить в наш военный оркестр, когда мы выйдем на поле боя, и не станет ждать окончания битвы, чтобы примкнуть к стороне победителя.
Сомнения миссис Прыг-скок развеялись напрочь, и она еще пожалела о своих жестоких словах, ибо покрасневший Нат смело встретил ее взгляд и встал с непривычной решимостью в облике.
– Я был бы самым неблагодарным из людей, если бы не любил женщин, не ценил их и не служил бы им верой и правдой, ибо им я обязан своим настоящим и будущим.
Дейзи захлопала, Бесс бросила букет Нату на колени, а остальные девушки довольно замахали веерами, ибо неподдельное чувство сделало его маленькую речь особенно выразительной.
– Томас Бэнгс, пройдите в зал суда и поклянитесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, – если сумеете, конечно, – приказала Нэн, стукнув по дереву и призывая к тишине.
Том закрыл зонт, встал, клятвенно поднял руку и торжественно произнес:
– Я поддерживаю все права, какие только есть. Боготворю всех женщин и умру за них в любую минуту, лишь бы помочь правому делу.
– Жить и трудиться во имя правого дела труднее, а потому и почетнее. Мужчины всегда готовы за нас умереть, а вот сделать нашу жизнь пристойной – это нет. Дешевые сантименты и кривая логика. Ладно уж, Том, но не говори больше такой чепухи. Итак, вердикт вынесен, а теперь возьмем перерыв и предадимся торжеству. Приятно, что старый добрый Плам подарил миру шестерых настоящих мужчин; надеюсь, они и впредь будут верны дому и его принципам, куда бы ни завела их судьба. Ну, барышни, довольно вам сидеть на сквозняке, а вы, господа, не пейте холодной воды, когда разгорячитесь.
Как обычно раздав всем совет, Нэн покинула зал суда, а девушки отправились радоваться одному из немногих доступных им прав.
Глава шестая. Слова на прощание
Затем настало воскресенье, и большая компания молодых и старых отправилась в церковь – кто на колесах, кто пешком. Все наслаждались чудесной погодой и благостным покоем, освежающим душу после будничных забот и тревог. У Дейзи разболелась голова, и тетя Джо осталась с ней дома, прекрасно понимая, что нежное сердце бедняжки терзает боль много худшая, ибо оно храбро борется с любовью, которую предстоящая разлука делает только сильнее.
– Дейзи известны мои желания, я ей доверяю. Следи за Натом и дай ему понять, что никакого «волокитства» я не потерплю, иначе совсем запрещу им переписку. Неприятно мне проявлять такую жестокость, но моей девочке рано связывать себя обязательствами, – решительно заявила миссис Мэг, шурша своим лучшим серым платьем в ожидании Деми, который всегда сопровождал благочестивую мать в церковь, словно бы в искупление своих многочисленных провинностей.
– Я сегодня, точно старая паучиха, поджидаю троих наших мальчиков. Что поделаешь, с каждым предстоит разговор. Они знают, что я их пойму, и рано или поздно открывают мне душу. Ты похожа на пухленькую юную квакершу, Мэг; никто и не догадается, что у тебя такой взрослый сын, – заметила миссис Джо, когда вошел Деми, сверкая воскресной аккуратностью во всем, от начищенных до блеска черных сапог до гладко причесанных каштановых волос.
– Ты мне нарочно льстишь, чтобы я пожалела твоего мальчика. Знаю я твои хитрости, Джо, и не поддамся. Прояви твердость и убереги меня от неприятной сцены. А что касается Джона… Пока он доволен старушкой-матерью, мне безразлично всеобщее мнение, – ответила миссис Мэг, с улыбкой принимая от Деми букетик душистого горошка и резеды.
Аккуратно застегнув жемчужно-серые перчатки, она взяла сына под руку и гордо направилась к карете, где ждали Бесс и Эми, а Джо крикнула им вслед, как когда-то мамочка: