Маленькие мужчины выросли — страница 35 из 53

– Пришла? – взволнованно спрашивали все за кулисами, а когда Том, исполняющий роль старика, с риском для жизни просунул свои почтенные ноги за рампу и объявил, что прелестная головка мисс Кэмерон находится на отведенном ей месте, вся труппа задрожала от волнения, а Джози с прерывистым вздохом призналась: в ней впервые в жизни проснулся страх сцены.

– Только попробуй! – пригрозила миссис Джо.

Она до того замоталась из-за бесконечной беготни, что легко сошла бы за безумную Мэдж Уайлдфайр[59] и даже лохмотья и спутанный парик не понадобились бы.

– Успеешь собраться с мыслями, пока мы выступаем. Мы – актеры опытные, нас не проймешь, – успокоил Деми и кивнул Элис: она уже переоделась в прелестное платье и нужный реквизит держала в руках.

И все-таки алые щеки, горящие глаза и дрожь под кружевами и бархатом выдавали трепет двух юных сердец. Элис и Деми предстояло начать спектакль веселой сценкой, прекрасно отрепетированной много раз. Элис была девушкой высокой, темноволосой и темноглазой, а ум, здоровье и жизнерадостность делали ее личико еще красивее. Выглядела она замечательно: парча, завитые локоны и пудра маркизы чудесно дополняли прелестный облик, а Деми с мечом в руке, в костюме придворного, напудренном парике и треуголке и вправду напоминал галантного барона. Джози превосходно подходила на роль служанки: хорошенькая, бойкая и любопытная, она не отличалась от любой французской субретки. Вот, собственно, и все главные персонажи – успех спектакля зависел от того, удастся ли актерам с живостью и мастерством передать настроение беспокойных влюбленных и остроумие реплик; сама же постановка была выдержана в духе куртуазного периода.

Мало кто узнал бы смирного Джона и усердную Элис во франте и в кокетке на сцене – зрители смеялись без умолку, наблюдая за их выходками, любовались замечательными костюмами, восхищались естественностью и грацией юных актеров. Джози занимала в сюжете важное место – подслушивала через замочную скважину, читала чужие письма, встревала в чужие дела в самую неподходящую минуту, задрав нос и спрятав руки в карманы передника, – и вся ее фигурка дышала любопытством, от бантика на модной шляпке до красных каблучков домашних туфель. Все прошло гладко: капризная маркиза, вдоволь поиздевавшись над преданным бароном, признала поражение в этой битве умов и уже протягивала ему руку, завоеванную в честном бою, как вдруг раздался зловещий треск: это тяжелая боковая декорация качнулась и грозно нависла над Элис. Деми это заметил, метнулся вперед, вовремя подхватил конструкцию и стоял, точно второй Самсон, держа на плечах целую стену дома, даром что ненастоящего. Опасность миновала, Джон готовился произнести последний монолог, как вдруг опять незадача: встревоженный машинист сцены мигом забрался на лестницу, шепнул: «Порядок!» – и спас Деми из положения застывшего орла – все бы хорошо, только из кармана у него выскользнул молоток, упал на поднятое к потолку лицо и напрочь вышиб текст из головы нашего барона.

Занавес скрыл от зрителей забавную сценку импровизации – маркиза бросилась утирать кровь с встревоженным криком:

– Джон, ты ранен! Обопрись на меня!

Тот с удовольствием послушался – голова у него кружилась, и все-таки приятно было ощущать касания заботливых пальцев и видеть искреннее волнение на очаровательном личике – вместе они сообщили ему нечто важное, и ради этого Джон не побоялся бы целого града молотков, и пусть бы на него упала хоть стена Пламфилда!

Нэн мигом примчалась со спасительной аптечкой, которую предусмотрительно носила в кармане, и, когда подоспела миссис Джо, рану уже забинтовали.

– Сильно он ранен, сможет играть? Погибла моя пьеса! – трагически воскликнула она.

– Тетушка, да я теперь даже лучше подхожу для роли, у меня и рана настоящая. Я готов, не волнуйтесь.

Взяв парик, Деми ушел, красноречиво поглядев напоследок на маркизу – как-никак, она испортила ради него перчатки и даже не огорчилась, хотя они были выше локтей и стоили немалых денег.

– Как настрой, Флетчер? – спросил мистер Лори, когда они стояли бок о бок, дожидаясь последнего звонка перед продолжением: поистине суматошная минута.

– Не хуже твоего, Бомонт, – ответила миссис Джо, а сама отчаянными жестами просила миссис Мэг поправить капор.

– Соберись, медведица ты наша! Я с тобой в любой переделке! – успокоил мистер Лоренс.

– Хочется, чтобы все прошло гладко – конечно, постановка пустячная, но в нее вложены истина и честный труд. Правда Мэг – вылитая деревенская старушка?

Замечание точное: миссис Мэг села у весело пылающего камина в своей деревенской кухоньке, принялась раскачиваться в кресле и штопать чулки, точно всю жизнь только этим и занималась. Седые волосы, искусно нарисованные на лбу морщины, простое платье, капор, короткая шаль и передник в клетку превратили ее в уютную матрону: зрители благосклонно встретили новую героиню, когда поднялся занавес и им предстали кресло-качалка, корзинка с шитьем и сама Мэг, напевающая тихую старую песенку. В коротком монологе о сыне Сэме, который записался в армию, о Долли, непутевой дочери, мечтающей об удовольствиях большого города, и бедненькой Лиззи, которая неудачно вышла замуж, вернулась домой умирать и завещала ребенка матери, чтобы негодяй-отец не забрал его, Мэг простыми словами раскрыла историю жизни своей героини; бульканье настоящего чайника, тиканье часов и голубые башмачки, что мелькали в воздухе под гуканье младенца, делали сцену еще убедительнее. Крохотные башмачки вызвали первую волну аплодисментов, и мистер Лори, на радостях позабыв о манерах, шепнул соавтору:

– Так и знал, что младенец за душу возьмет!

– Лишь бы наша деточка не расплакалась в самую неподходящую минуту, а то пиши пропало. Если Мэг не сможет его убаюкать – хватай и уноси подальше, – ответила миссис Джо и вцепилась мистеру Лоренсу в руку, увидев в окне изможденное лицо: – А вот и Деми! Надеюсь, никто не догадается, что он играет и сына. Никогда не прощу, что ты отказался от роли злодея!

– Не могу же я и за постановку отвечать, и играть! Его хорошенько загримировали, и потом, он любит слезливые мелодрамы.

– Надо было поставить эту сцену попозже, да только я хотела показать, что настоящая героиня там мать. Устала я от влюбленных девиц и неверных жен. В пожилых дамах своя романтика. Идет!

В кухню забрел потрепанный жизнью человек – небритый, в лохмотьях, со злым взглядом; он с видом господина потребовал у тихой старушки свое дитя. Последовала сильная сцена, и миссис Мэг изумила даже тех, кто давно знал о ее таланте: она встретила человека, внушающего ей страх, со сдержанным достоинством, а после, когда он стал угрожать и настаивать, она дрожащим голосом умоляла его не трогать беспомощное существо – ведь поклялась умирающей матери защищать его до конца; затем же, когда негодяй попытался отнять дитя силой, зрители ахнули, ибо старушка вдруг метнулась к колыбельке, прижала ребенка к груди и воскликнула, что Господь не позволит дрянному отцу забрать младенца из святилища. Сыграно было замечательно, и зал наградил шквалом аплодисментов разгневанную старую даму, розовощекого младенца, что сонно моргал и прижимался к ее шее, изумленного отца, который не решился на свой коварный замысел перед лицом столь яростной защиты беспомощной невинности, – без сомнений, первая постановка нашим взволнованным авторам удалась.

Вторая была попроще, в ней Джози играла хорошенькую деревенскую барышню: насупившись, она накрывала стол к ужину. Она с ребяческой обидой стучала тарелками, звенела чашками и нарезала краюху ржаного хлеба, попутно повествуя о своих девичьих невзгодах и надеждах – вышло замечательно. Миссис Джо поглядывала на мисс Кэмерон: та несколько раз одобрительно кивнула, подмечая естественность интонации или жеста, ловкую смену выражений на живом, точно апрельский день, личике. Неудача с вилкой для обжаривания хлеба всех посмешила, как и неприязнь к тростниковому сахару и жадность, с которой героиня съела злополучный кусок, чтобы подсластить горькую долю. Когда она села у камина, точно Золушка, и сквозь слезы глядела на отблески огня, озарявшие стены уютной комнаты, из зала вдруг раздался девчачий голосок:

– Бедненькая! Уж дали бы отдохнуть немного!

Входит пожилая женщина, между матерью и дочерью разыгрывается милая сцена: дочь упрашивает, угрожает, поцелуями и слезами выбивает у родительницы неохотное разрешение съездить в город к богатому родственнику – и тотчас же преображается. Теперь юная Долли не грозовая тучка, а прелестное веселое облачко – надобно было лишь исполнить ее желания. Не успевает бедная мать передохнуть, как входит сын в синей военной форме и объявляет, что записался в армию и вскоре уезжает на войну. Тяжкий удар, но мать из любви к родине стойко его выдерживает и разражается слезами, лишь когда бездумная молодежь покидает ее и уходит рассказать хорошие новости остальным. Тут деревенская кухня наполняется скорбью: бедная старушка-мать в одиночестве плачет по своим детям и под конец, уронив седую голову на руки, падает на колени у колыбельки и стенает, шепча молитву, – лишь младенец остался с ней и немного притупляет боль любящего сердца.

В зале зашмыгали носами, а когда опустился занавес, зрители так усердно утирали глаза, что даже похлопать вовремя не успели. Этот миг тишины был красноречивее аплодисментов, и миссис Джо, утирая настоящие слезы с щек сестры, отметила торжественно – насколько позволяло ей пятно от румян на носу:

– Мэг, ты спасла мою пьесу! Эх, ну почему ты не настоящая актриса, а я – не настоящий драматург?

– Не плачь, милая, помоги переодеть Джози: она так вертится, не удержишь, а следующая сцена у нее лучшая.

Что верно, то верно: тетя специально написала этот отрывок для нее, и юная Джози красовалась в чудесном платье с длинным шлейфом – предметом ее самых сладких грез. Гостиную богатого родственника украсили к празднику – тут вплывает кузина из деревни и с таким искренним восторгом оглядывается на воланы юбки, что никто не решается смеяться над бедной вороной в павлиньих перьях. Она беседует с собственным отражением в зеркале, и зрители понимают: героиня обнаружила, что не все то золото, что блестит, и жизнь дала ей искушения посерьезнее, чем девичья склонность к развлечениям, роскоши и лести. За ней ухаживает богатый господин, но честное сердце отвергает соблазн, и в искреннем смятении героиня мечтает: вот бы мамочка была с ней, утешила и дала совет.