– Так веселитесь, дорогие мои, но, если уж приходится самим зарабатывать на хлеб, ешьте его с весельем и благодарностью, а не ропщите, что это не торт. Я свою долю считала тяжелой донельзя, ведь мне приходилось развлекать капризную пожилую даму, зато книги, которые я прочла в ее тихой библиотеке, принесли мне огромную пользу, а справедливая старушка завещала мне Пламфилд за «неутомимые заботы и внимание». Я этого описания не заслужила, хотя и правда старалась быть веселой и доброй, находить в своем долге хорошие стороны, а все благодаря помощи и мудрому совету моей матушки.
– Боже! Если бы мне в награду досталось такое место, я бы пела день-деньской и вела себя точно ангел. Впрочем, наперед никогда не скажешь: бывает, стараешься, а в итоге – ничего. Вот как со мной, например, – вздохнула все та же барышня с запада: доходы у нее были небольшие, зато мечты – великие, вот ей и приходилось тяжело.
– Стараться надо не ради награды – хотя она достанется вам непременно, просто не в том виде, какого ожидаешь. Помню, всю зиму работала не покладая рук, трудилась ради денег и славы, а не получила ни того ни другого. И что же? Через год выяснилось, какие чудесные призы мне достались – умение владеть пером и брак с профессором Баэром.
Девушки подхватили смех миссис Джо – им нравились такие вот примеры из жизни.
– Вы очень удачливая женщина, – заметила та недовольная барышня: душа ее стремилась куда выше шляпок и рукоделия, а вот куда именно – этого она пока не знала.
– А ведь прежде ее звали «Несчастливица Джо»: ей никогда не доставалось желанное, пока она не теряла всякую надежду, – поведала миссис Мэг.
– Тогда и я тотчас же потеряю надежду – и поглядим, сбудутся ли мои желания. Я лишь хочу помочь родителям и выучиться.
– Раз так, следуй поговорке: «Готовь прялку, а Господь пошлет кудель», – посоветовала миссис Джо.
– Пожалуй, это нам всем не повредит, если останемся старыми девами, – заметила хорошенькая девица. – В сущности, оно и неплохо, они ведь женщины независимые. Моя тетя Дженни делает что вздумается, никого не спрашивает, а вот ма обо всем спрашивает па. Ладно, Салли, давай с тобой поменяемся – ты выйдешь замуж, а я буду «суперфлюум», как мистер Плок говорит, – то бишь «невостребованной».
– Да ты первая пойдешь под венец, помяни мое слово! И все равно спасибо.
– Ладно, подготовлю прялку, а кудель уж Господь пошлет, и поглядим, какая там нить – одиночная или перевитая. Как судьба распорядится…
– Молодец, Нелли! Продолжай в том же духе и увидишь, как хороша жизнь, когда сердце смелое, руки заняты делом и полно забот.
– Я заметила, что за домашние хлопоты или развлечения нас не порицают, а стоит взяться за учебу, как нам твердят, до чего это трудно и опасно. Я разное пробовала, но устала и пошла-таки в колледж, хотя родные мне пророчат нервное истощение и раннюю смерть. Как думаете, правы они? – спросила крепкая барышня, встревоженно косясь на собственное отражение в зеркале.
– Мисс Уинтроп, а вы за эти два года после поступления стали сильнее или, наоборот, ослабли?
– Телом сильнее, а духом – куда веселее. Мне кажется, я умирала от тоски, но врачи во всем винили врожденную хрупкость здоровья. Поэтому мама так тревожится, а я не хочу брать на себя слишком много.
– Не волнуйтесь, дорогая моя, – это ваш деятельный мозг скучал по интеллектуальной пище, а теперь ее предостаточно; простая жизнь вам подходит куда больше роскоши и расточительства. Чепуха это, будто девушки не способны учиться усердно, как юноши. Ни те ни другие не выносят зубрежки, но при разумном подходе учеба всем идет на пользу. Наслаждайтесь жизнью, к которой вы сами по наитию пришли, и мы докажем, что упражнения для ума куда лучше справляются с подобной хрупкостью, чем тоники и чтение романов на диване – вот где источник бед для современных барышень. Они ведь днем и ночью не дают себе настоящего отдыха, а потом, когда здоровье надломлено, винят книги, а не балы!
– Доктор Нэн мне рассказывала о пациентке, которая жаловалась на сердце, а Нэн ей посоветовала не носить корсет, перестать пить кофе и танцевать ночь напролет, а еще – есть, спать, совершать моцион и вообще жить по расписанию, и все у нее прошло как по волшебству. «Здравый смысл против устоев», – так Нэн сказала.
– У меня больше не болит голова с тех пор, как сюда приехала, и заниматься я могу в два раза дольше, чем дома. Свежий воздух, я полагаю, и удовольствие от победы над мальчиками, – вставила другая барышня, постукивая наперстком по широкому лбу – похоже, ее неугомонный мозг прекрасно работал и наслаждался постоянными упражнениями.
– Главное не количество, а качество. Может, мозг у женщин и меньше, но обязанность свою выполняет исправно – если не ошибаюсь, самый большеголовый юноша у нас в классе еще и самый бестолковый, – серьезно заметила Нелли, вызвав взрыв хохота: все помнили, как юный Голиаф не раз погибал (в переносном, разумеется, смысле) от рук сообразительного Давида – к большому неудовольствию самого себя и товарищей.
– Миссис Брук, я правильно подвернула? – спросила лучшая ученица по греческому, растерянно глядя на черный шелковый передник.
– Правильно, мисс Пирсон, только оставьте немного между складками, так получится красивее.
– Чтоб я еще за такой взялась! С другой стороны, не буду сажать на платье кляксы – все-таки полезная вещь, – глубокомысленно заключила мисс Пирсон и продолжила работу: шитье давалось ей труднее, чем заучивание греческих корней.
– Нам, бумагомаракам, нужно всегда иметь при себе щит, иначе битва проиграна. Я дам вам выкройку передника, который носила в период «громов и молний», как мы его называем, – сказала миссис Джо, силясь припомнить, что случилось со старой негодной духовкой, куда она складывала свои работы.
– К слову о бумаге и чернилах – я тут вспомнила, что мечтаю стать второй Джордж Элиот[62] и потрясти весь мир своими книгами! Чудесно, наверное, обладать такой властью и слышать от людей, что ты наделена «мужским умом»! Мне вообще-то женские романы не нравятся, но ее произведения великие, вы согласны, миссис Баэр? – спросила барышня с широким лбом и лоскутом ткани на коленях.
– Да, но книги Шарлотты Бронте меня потрясают больше. Интеллектом Элиот наделена, а вот сердцем… Я восхищаюсь ею, но особой любви к ней не испытываю, да и жизнь у нее куда грустнее, чем у мисс Бронте: несмотря на гений, любовь и славу, она далека от света, который дарует душе величие, добродетель и счастье.
– Да, мэм, знаю, но книги у нее такие романтичные, необычные, загадочные – в чем-то она и правда великая. Конечно, ее нервные расстройства и несварение слегка портят образ, но я боготворю знаменитостей, однажды поеду в Лондон и повидаю их всех-всех, какие только согласятся меня терпеть.
– Между прочим, лучшие из них занимаются примерно тем же трудом, который я посоветовала вам, а если хотите увидеть великую женщину – пожалуйста, миссис Лоренс сегодня как раз одну пригласила. У нее обедает леди Аберкромби, а потом осмотрит колледж и заглянет сюда. Особенно ей хочется поглядеть на нашу комнату для рукоделия: она таким интересуется и сама много вышивает в свободное время.
– Вот это да! А я всегда считала, что благородные господа и дамы ничем не занимаются, только раскатывают себе в каретах, запряженных шестерками, ходят на балы и приемы к королеве в треуголках, со шлейфом и в перьях! – воскликнула простодушная барышня из штата Мэн, куда даже газеты с фотографиями доходили редко.
– Вовсе нет, лорд Аберкромби изучает устройство американских тюрем, а его жена – школ; они оба благородных кровей, но люди разумные и простые в обращении, таких нечасто встретишь. К слову, молодыми и красивыми их не назовешь, да и одеваются они просто, поэтому ничего диковинного не ждите. Мистер Лоренс мне вчера вечером рассказал о своем друге: он столкнулся с лордом в прихожей, бросил взгляд на его серое пальто и красное лицо и принял за кучера. Спросил: «Ну, приятель, чего вам?» Лорд Аберкромби представился без особых изысков и объяснил, что пришел на ужин. Бедный хозяин дома очень смутился и удивлялся потом: «И почему он не надел свои ордена и подвязки? Так бы я хоть понял, что он лорд!»
Барышни вновь рассмеялись, и по скромному шуршанию стало ясно: готовятся украдкой к приходу титулованной особы. Даже миссис Джо поправила воротничок, миссис Мэг проверила, хорошо ли сидит капор, Бесс тряхнула кудряшками, ну а Джози без стеснения посмотрелась в зеркало: философия там или филантропия, а все они женщины.
– А нам надо будет встать? – спросила одна девушка, впечатленная оказанной им честью.
– Да, из простой вежливости.
– А пожать ей руку?
– Нет, я представлю всех сразу, довольно будет ваших личиков.
– Жаль, не надела своего лучшего платья. И почему нас не предупредили? – прошептала Салли.
– Вот мои родители удивятся, когда скажу, что к нам заглядывала благородная дама!
– Милли, неужто ты не видела благородной дамы? Мы ведь не все тут из дикого леса, – укорила ее статная барышня, чьи предки были из первых английских поселенцев: она считала себя равной всем титулованным особам Европы.
– Тсс, идет! Бог ты мой, какая шляпка! – возвестила веселушка театральным шепотом, и все глаза тотчас скромно опустились к рукоделью.
Отворилась дверь, и вошли миссис Лоренс с гостьей.
После первых приветствий барышни немало удивились: эта дородная дама в простом платье и поношенной шляпке, с портфелем в одной руке и записной книжкой в другой и есть представительница знатного рода? Однако лицо леди лучилось великодушием, в мелодичном голосе звучала доброта, а безыскусная манера держать себя тотчас завоевала сердца присутствующих – во всем облике дамы сквозило не поддающееся описанию благородство, с которым ни красота, ни модные наряды не нужны; от острого взгляда девушек ничего не ускользнуло, и этот миг навсегда отложился в их памяти.