Дамы коротко обсудили появление, развитие и успехи этих занятий по рукоделию, а после миссис Джо перевела разговор на дела гостьи-англичанки – хотела показать ученицам, что труд облагораживает даже высокородных, а богатство должно побуждать к благотворительности.
Девушки узнали о вечерних школах: за финансы и образование в них отвечали известные женщины, которых они уважали; о яростных протестах миссис Кобб, в результате которых был принят закон против насилия над женами; о миссис Батлер, спасительнице заблудших душ; о миссис Тейлор, которая отдала комнату в доме под библиотеку для слуг; о лорде Шафтсбери, который строил дома для бедняков в лондонских трущобах; о реформе тюремной системы и о том, как отчаянно борются состоятельные и благородные за простых и бедных. Эти истории впечатлили барышень куда сильнее учебной лекции: они загорелись желанием помогать другим, когда появится возможность, ведь прекрасно понимали, что даже славной Америке нужно пройти долгий путь, прежде чем она исполнит свое предназначение – станет свободной, справедливой и великой. Они также быстро поняли, что леди Аберкромби ко всем относится как к равным: от статной миссис Лоренс до маленькой Джози, которая мысленно отмечала каждый жест, каждую особенность гости и про себя решила, что купит такие же английские башмаки на толстой подошве. Никто бы и не догадался, что у этой женщины свой большой дом в Лондоне, замок в Уэльсе и великолепное поместье в Шотландии: она искренне восхищалась Парнасом, Пламфилд называла «милым домом», а колледж – «благороднейшим началом». Разумеется, от этих слов все немножко возгордились, а когда леди покинула их, напоследок от души пожав каждую руку, барышни сохранили в памяти ее слова:
– Приятно, что эта забытая часть женского образования у вас процветает, и благодарю дорогую миссис Лоренс: вы показали мне самую умилительную картину в Америке, настоящую Пенелопу и служанок за ткацким станком!
Барышни с улыбкой следили взглядами за крепкими башмаками и поношенной шляпкой, пока они не скрылись из виду; студентки уважали знатную гостью куда больше, чем если бы она явилась усыпанная бриллиантами и в карете, запряженной шестеркой.
– Теперь заботы, о которых мы говорили, уже не видятся такими тягостными. Надеюсь, я смогу трудиться не хуже леди Аберкромби, – сказала одна девушка.
– Слава богу, петельки мне сегодня удались; она взглянула на них и бросила: «Изящная работа», – добавила другая: по ее мнению, льняное платьице удостоили особой чести.
– Такая же милая и добрая, как миссис Брук! Не заносчивая, не высокомерная, а я-то думала… Теперь понимаю, что вы имели в виду, миссис Баэр, – воспитанные люди и правда всюду одинаковые.
Миссис Мэг поблагодарила за приятные слова, а миссис Баэр ответила:
– Я умею распознать воспитанного человека, а сама, к сожалению, не отношусь к образцам хороших манер. Рада, что гостья вам понравилась. Ну, барышни, если не хотите, чтобы Англия нас всюду обогнала, придется вам работать изо всех сил: как вы заметили, наши английские сестры весьма целеустремленны, о светских условностях не размышляют – просто следуют своему долгу.
– Постараемся, мэм! – прозвучал дружный ответ, и барышни отправились на выход вместе с корзинками для рукоделия, а про себя думали: даже если им не суждено достичь уровня Гарриет Мартино, Элизабет Браунинг[63] или Джордж Элиот, они все равно могут стать добродетельными, полезными обществу, независимыми женщинами и получить из уст благодарных бедняков самый драгоценный титул, какой не пожалует даже королева.
Глава восемнадцатая. Выпускной
Очевидно, распорядитель погоды благоволит молодым людям и устраивает к выпускному погожие дни. В день этой увлекательной церемонии над Пламфилдом особенно воссияло солнце, и праздник дополнили привычные украшения: розы, клубника, барышни в белых платьях, сияющие юноши, гордые друзья и величественные сановники – они справедливо торжествовали при виде замечательного урожая очередного года. Поскольку колледж Лоренса принимал юношей и девушек равно, присутствие студенток делало мероприятие особенно живым и изящным – а такого не случается в заведениях, где представительницы прекрасного пола сидят только в качестве гостей. Руки, которые переворачивали страницы учебников, сумели и украсить холл цветами; глаза, утомленные чтением, глядели на прибывающих гостей с теплом и радушием; сердца под муслиновыми платьями точно так же были полны честолюбия, надежд и смелости, как у представителей сильного пола, скрытые за сюртуками.
На холме, где стояли колледж, Парнас и старый Плам, мелькали радостные лица – гости, студенты и преподаватели сменяли друг друга в лихорадочном волнении. Каждого сердечно приветствовали – и тех, кто явился в роскошном экипаже, и тех, кто пришел пешком, чтобы полюбоваться, как дорогой сыночек или доченька получают заслуженную награду и почести в этот счастливый день, чье наступление они приближали упорным трудом. Мистер Лори с супругой возглавляли комитет по приему гостей, и в их изысканном доме яблоку было негде упасть. Миссис Мэг в сопровождении Дейзи и Джози постоянно раздавала ценные советы студенткам: добавляла к наряду необходимую мелочь, следила за приготовлением блюд, помогала украшать комнаты. У миссис Джо тоже ни одной свободной минутки не выпадало: она трудилась и в роли жены президента колледжа, и в роли матери Теда – ей пришлось призвать весь авторитет и смекалку, чтобы заставить его обрядиться в парадный костюм.
Нет, он не возражал против праздничной одежды – наоборот, любил хорошо одеваться и, благодаря высокому росту, с важным видом мог носить фрак, подаренный знакомым денди. Правда, вид получался нелепый, но юноша упорно носил фрак, невзирая на насмешки товарищей, и в глубине души вздыхал по цилиндру, но суровая родительница резко воспротивилась. Тед уверял, что в Англии мальчики носят такие цилиндры с десяти лет и это «высший класс», но маменька лишь погладила его по рыжеватым вихрам и ответила утешительно:
– Дитя мое, ты и так выглядишь нелепей некуда, а если наденешь цилиндр, кому-то из нас придется покинуть Пламфилд под град насмешек. И без того похож на дух официанта, поэтому не выпрашивай самую нелепую шляпу, какую только видывал свет.
Потеряв надежду на благородный головной убор, Тед утешился, надев до смешного высокий и твердый воротничок, а также галстук, сразивший всех дам наповал – правда, скорее от смеха. Своей выходкой он отомстил жестокосердной маменьке, ибо воротничок довел прачку до отчаяния (никак не удавалось привести его в должный вид), а галстук требовал усилий трех женщин сразу, да и те напрасно трудились в поте лица, ибо Тед, подобно придирчивому денди, лишь отворачивался от «неумех» со снисходительным: «Ладно, сойдет…» Роб честно помогал брату в этот час испытаний, тем более что его собственный наряд отличался разве только простотой, аккуратностью и легкостью надевания. За сборами Тед, как всегда, довел самого себя до бешенства: рычание, свист, приказы и стоны доносились из пещеры, где бушевал лев и утешал агнец. Миссис Джо терпела, покуда в воздухе не начали летать башмаки и расчески – тогда она, опасаясь за жизнь старшего сына, бросалась ему на помощь и увещеваниями, шутками и строгостью убеждала Теда, что он «красавец, каких поискать», а то и вовсе «услада для глаз». В конце концов Тед важно выступил из комнаты, полузадушенный воротничком, в сравнении с которым мерк воротничок несчастного Билера из романа «Домби и сын». Фрак был великоват в плечах, зато позволял продемонстрировать блестящую манишку, а в кармане под тщательно выверенным углом лежал изысканный носовой платок – наряд производил сильное впечатление. Остроносые ботинки, начищенные до зеркального блеска, довершали фигуру «длинной черной прищепки для белья» (так выразилась в адрес Теда Джози), юное лицо было исполнено серьезности, а голова – запрокинута назад так, что обладатель грозил заработать искривление позвоночника. Светлые перчатки, трость и – вот она, капля дегтя в бочке меда! – премерзкая соломенная шляпа, не говоря уже о бутоньерке и цепочке от часов, дополняли наряд эффектного юноши.
– Ну как, стильно? – спросил он у матери и кузин – в тот день он сопровождал их до холла.
В ответ раздались взрывы хохота и восклицания ужаса, ибо Тед ловко приклеил светлые усики, которые часто надевал на сцене. Они ему очень шли и, похоже, заменяли вожделенный цилиндр, коль его не позволили надеть.
– Сними сейчас же, негодник! Что скажет отец на твою проделку, ведь такой важный день! – Миссис Джо пыталась нахмуриться, а про себя думала: нет на свете юноши красивее и изобретательнее ее сына.
– Пусть оставит, тетушка, Теду к лицу! Так ему не дашь меньше восемнадцати, – отметила Джози, которой любой маскарад приходился по душе.
– Отец ничего не заметит, он будет слишком занят своими умниками и образованными девицами. А если заметит, что с того? Оценит шутку и представит меня старшим сыном. Робу со мной и не сравниться, когда я в таком наряде! – Тед со скорбным видом прошелся по комнате – прямо Гамлет во фраке и в стоячем воротнике.
– Делай, как велю!
Если миссис Джо говорила в таком тоне, слово ее было закон. Впрочем, усы все-таки вернулись, и многие гости впоследствии считали, что юных Баэров в семье трое. В общем, луч света все же развеял уныние Теда.
Мистер Баэр преисполнился счастья и гордости, когда в назначенный час взглянул на ряды юных лиц: он вспоминал «сад», где в свое время с надеждой посеял хорошие семена – а теперь из них выросли чудесные цветы. Достопочтенный мистер Марч светился от удовольствия, ибо после долгих лет терпеливого ожидания мечта всей его жизни наконец сбылась, а любовь и уважение в глазах юношей и девушек доказывали: поистине, он обрел желанную награду. Лори в таких случаях старался не привлекать к себе внимания: как основатель колледжа и благородный филантроп, он и так беспрестанно получал хвалебные оды, стихи и речи. Три сестры сияли от гордости, сидя среди дам и радуясь, как умеют только женщины, что их мужчин оценили по заслугам, ну а «дети Плама», как называли себя молодые, считали праздник своим личным достижением, принимали любопытные, восхищенные и завистливые взгляды на свой счет, радовались и важничали.