– Прощай, Принцесса! Если больше не свидимся, вспоминай иногда старину Дэна.
Она подняла на него лицо, исполненное искренней нежности и грусти перед расставанием; перед Дэном вдруг отчетливо встало все, что он с этой минуты терял, и он не удержался – обхватил «милую золотистую головку» руками и поцеловал со сдавленным «Прощай», а после поспешил в спальню – она казалась ему тюремной камерой, только не проглядывала больше в окне утешительная синева неба.
Внезапная ласка и стремительный уход Дэна изумили Бесс; ее девичье чутье уловило в поцелуе какое-то новое чувство, и она, покраснев, проводила друга с непривычной тревогой во взгляде. Миссис Джо, заметив это, поспешила ответить на вполне понятный вопрос племянницы еще до того, как та его задаст:
– Не держи обиды, Бесс. Он перенес большую беду, и теперь расставание со старыми друзьями ему дается тяжело – понимаешь, он ведь может и не вернуться из диких краев.
– Вы о падении и опасности смерти? – спросила наивная Бесс.
– Нет, дорогая, о кое-чем похуже. Но я могу тебе сказать лишь одно: испытание он прошел с честью, поэтому можешь им гордиться, как я.
– Он потерял близкого человека. Бедный Дэн! Надо быть к нему добрее.
Бесс больше расспрашивать не стала и, судя по всему, вполне удовлетворилась разгадкой этой тайны, которая была близка к истине, поэтому миссис Джо только кивнула в подтверждение: пусть девочка считает, будто серьезная перемена в Дэне вызвана утратой и скорбью и поэтому он столь неохотно вспоминает предыдущий год.
Зато Тед столь легко не сдавался: непривычная уклончивость Дэна доводила его до отчаяния. Мать велела ему не приставать к Дэну с расспросами, пока тот не поправится, но из-за возможного отъезда друга мальчик вознамерился получить от него полный отчет о приключениях, причем во всех подробностях – весьма увлекательных, если судить по словам Дэна в бреду. И вот в подходящий день, когда горизонт, так сказать, был чист, мастер Тед вызвался развлечь больного и начал с такого вопроса:
– Слушай, старина, если не хочешь читать, давай поговорим – расскажи мне все о Канзасе, фермах, обо всем остальном. Про Монтану я знаю, а вот до того? Неужто забыл? Давай начистоту, – начал он решительно, сразу вырвав Дэна из угрюмой задумчивости.
– Не забыл, но это никому не интересно. Никаких ферм я не видел, не захотел, – протянул Дэн осторожно.
– Почему?
– Были другие заботы.
– Какие?
– Щетки делал, например.
– Шутишь?
– Нет, правда.
– А зачем?
– Чтобы держаться от беды подальше – точнее, от всего подальше.
– Да уж, из всех твоих чудачеств это самое чудаковатое! – воскликнул Тед, разочарованный открытием. Но сдаваться все равно не собирался, поэтому попробовал еще раз:
– От какой беды, Дэн?
– Неважно. Разговор не для мальчишки.
– Но я хочу знать – мы же друзья, я за тебя волнуюсь. Всегда так было. Ну же, не томи! Я люблю разные передряги. Если хочешь, буду нем как рыба.
– Да ну? – Дэн задумчиво поглядел на мальчишечье лицо, представляя, как оно переменилось бы от правды.
– На кулачках поклянусь, если хочешь! Наверняка ты отменно повеселился, вот я и хочу послушать!
– Любопытный, как девица! Даже хуже – Джози и… и Бесс никогда ни словечка не спросят.
– Они не любят слушать о драках и всякое такое – им подавай о рудниках, героизме… Нет, я с ними согласен, очень тобой горжусь, но ведь по глазам вижу – что-то у тебя приключилось еще до этого. Не успокоюсь, пока не узнаю, кто такие Блэр и Мейсон, кого ударили, кто убежал и все остальное.
– Что?! – вскричал Дэн так, что Тед подскочил.
– Ты о них все время бормотал во сне; дядя Тедди призадумался, и я тоже. Но если не помнишь или не хочешь вспоминать – это ничего, переживу.
– А что еще я говорил? Надо же, какую чепуху человек мелет, когда не в себе!
– Больше ничего не слышал, но все равно интересно стало. Я просто так сказал – думал, поможет тебе вспомнить, – вежливо объяснил Тедди, ибо Дэн сурово нахмурился.
От этого ответа лицо его просветлело; мальчик ерзал на стуле от нетерпения, и Дэн решил развлечь его полуправдой и недомолвками – и друг угомонится, и сам он получит долгожданный покой.
– Дай-ка вспомнить… С Блэром я познакомился в поезде, а с Мейсоном, беднягой, в… ну, скажем, одной больнице. Блэр убежал к своим братьям, а об ударе и о Мейсоне я говорил, потому что он в той больнице умер. Доволен теперь?
– Ничуточки. Почему Блэр убежал? И кто ударил второго? Ведь наверняка же была драка, так?
– Так!
– Кажется, я понял, в чем там дело.
– Ни черта ты не понял! Ну давай, рассказывай. Хоть посмеюсь, – изобразил беспечность Дэн.
Обрадованный Тед тотчас выложил свои ребяческие догадки о загадочном происшествии, которое так дразнило его любопытство.
– Если угадаю, можешь не говорить – ты, наверное, поклялся никому не рассказывать. Я по лицу пойму и буду держать язык за зубами. Поглядим, прав я или нет. В тех краях люди лихие, и ты с ними ввязался в какое-то дело. Нет, не грабил почту и не вступал в ку-клукс-клан[69], ничего такого – ты защищал переселенцев, повесил негодяя, а то и нескольких или даже перестрелял – ну, в целях самообороны. Ага! Вижу, угадал. Молчи-молчи, я по глаза понял, да ты еще кулак сжал. – Тед запрыгал от радости.
– Давай-давай, умник ты наш, не сбивайся со следа! – В некоторых словах друга Дэн находил странное утешение и жаждал их подтвердить, но не решался. В преступлении он еще мог признаться, а в наказании – нет, слишком оно было унизительным.
– Так и знал, что все из тебя вытяну, меня не обманешь!
Тед до того возгордился, что Дэн не удержался от смешка.
– Приятно, наверное, сбросить груз с плеч? Ну же, выкладывай – или ты поклялся молчать?
– Поклялся.
– А, ну тогда не надо. – Лицо Теда вытянулось, но он тотчас стал прежним и с видом знатока произнес: – Ничего, я понимаю: честь обязывает, молчание до гроба и все прочее. Рад, что ты вступился за своего больничного приятеля. Скольких убил?
– Только одного.
– Негодяя, конечно?
– Отъявленного мерзавца.
– Ну так не хмурься, я же не против. Я бы и сам не прочь подстрелить пару-тройку кровожадных подлецов. Наверное, потом пришлось уйти в подполье?
– Вот уж верно.
– А затем выбрался живой и невредимый, поехал на свои рудники и там успел погеройствовать. Вот это я понимаю, увлекательная жизнь! Рад, что все теперь знаю, но болтать не собираюсь.
– Уж будь добр. Слушай, Тед… Ты бы терзался, если бы убил человека – плохого, конечно?
Мальчик уже открыл рот, собравшись ответить: «Вот еще!» – однако нечто в лице Дэна его остановило.
– Ну, если на войне или в целях самозащиты, тогда нет, а если бы просто так, со злобы, – это другое дело. Меня бы и призрак его мучил, и совесть грызла, как Арама[70]. Не сердишься на мои слова, нет? Ты ведь честно дрался?
– Честно-то честно, и все-таки лучше бы без этого обошлось. Женщины по-другому на такое смотрят, сразу пугаются. От этого тяжелее, но что уж теперь.
– А ты им не рассказывай, тогда и волноваться не будут, – посоветовал Тед с видом знатока противоположного пола.
– И не собирался. Ты, главное, молчи о своих догадках, а то в них много чепухи. Читай дальше, если хочешь.
На том разговор кончился; Тед, удовлетворив любопытство, ходил важный, как мудрая сова.
Следующие недели прошли мирно, однако Дэн места себе не находил в беспокойном ожидании, а когда наконец узнал, что все документы готовы, рвался в дорогу – изгладить из памяти безответную любовь и жить для других, если уж нельзя для себя.
И вот ветреным мартовским утром наш Синтрам покинул дом, забрав с собой лошадь и собаку, – вновь уехал на борьбу с врагами, которые уже его одолели бы, если бы не помощь Господа и человеческое сострадание.
– Эх! Вся жизнь теперь – сплошные расставания, и каждое тяжелее предыдущего, – вздохнула миссис Джо неделю спустя, сидя в просторной гостиной Парнаса, куда вместе с семейством пришла встречать путешественников.
– Но ведь и воссоединения тоже, дорогая, – вот мы приехали, да и Нат скоро вернется. Ищи во всем хорошее, как говаривала мамочка, и не тревожься, – посоветовала миссис Эми, радуясь, что снова дома и никакие волки не кружат около ее милой овечки.
– Нынче столько забот, как тут не ворчать? Все гадаю, что подумал Дэн, когда в последний раз с вами виделся… Конечно, решение мудрое, но он даже не поглядел на родные лица перед отъездом в глушь, – сетовала миссис Джо.
– Оно и к лучшему. Мы оставили записки, все необходимое и ускользнули до его прихода. Бесс вроде бы полегчало, да и мне тоже.
Тревожная складка на белоснежном лбу миссис Эми разгладилась: она улыбнулась дочери, весело смеющейся среди кузин.
Миссис Джо покачала головой: трудно было найти тут хорошее, но поворчать она не успела – в комнату вошел весьма довольный мистер Лори.
– У нас тут новая живая картина. Загляните-ка в музыкальный зал, дорогие мои. Я назвал ее «Всего лишь скрипач», как книгу Андерсена. А вы бы как назвали?
Он распахнул широкие двери, и за ними друзья увидели счастливого молодого человека со скрипкой в руках. Название картины не вызывало сомнений, и все бросились герою навстречу с криками «Нат! Нат!». Однако Дейзи успела первой и по пути растеряла привычную сдержанность – прижалась к нему, рыдая от потрясения и радости, точно вынести их молча у нее не было сил. Это объятие поставило долгожданную точку: миссис Мэг хоть и отстранила дочь, вскоре сама заняла ее место; Деми тем временем с братской теплотой пожал Нату руку, а Джози плясала вокруг него, точно все три ведьмы из «Макбета» в одном лице, и запела трагическим тоном:
– Был Соловьем, второю скрипкой, а нынче – первой станешь ты! Славься, славься!
Раздался смех, и настроение у всех стало веселым и непринужденным. Посыпались привычные вопросы и ответы, мальчики восхищались белокурой бородой и заграничной одеждой Ната, девочки – внешностью, ибо он окреп на хорошей английской говядине с пивом и посвежел от морских ветров, что и домчали его домой; ну а старшие радовались достижениям. Разумеется, всем очень хотелось послушать игру музыканта, и, когда языки утомились от разговоров, Нат с радостью показал мастерство, удивив даже самых взыскательных слушателей своими музыкальными успехами – еще больше, чем воодушевлением и самообладанием, которые превратили робкого юношу в нового человека. А когда скрипка – пожалуй, наиболее душевный инструмент из всех – закончила свои чудесные песни без слов, Нат оглядел лица старых друзей с «самым расчувствительным» выражением, как говорил мистер Баэр.