Два года спустя, пройдя через мучительный развод и дождавшись приговора суда, по которому твой муж не может приближаться к тебе, ты по-прежнему живешь на ферме своей двоюродной сестры. Ты получаешь единоличную опеку над детьми. Увидев фотографии твоего покрытого синяками лица и заслушав уничтожающие показания соседей и родственников (так они все знали? Почему же они ничего не говорили, если все знали?), судья окончательно принимает твою сторону и тут же полностью удовлетворяет твой иск (половина всех его денежных средств, дом, машины и приличные алименты). Когда ты покидала зал суда, судья (восточная женщина, известная саркастичными формулировками приговоров) едва заметно улыбнулась тебе и кивнула, как будто хотела сказать: «Ну что, как мы его, а? Проучили как следует».
Теперь твои дети останутся с тобой, у тебя есть деньги, и до конца жизни тобой никто не будет помыкать. Ты хочешь двигаться дальше и не хочешь стеснять свою двоюродную сестру — она и так сделала для тебя очень много. Со всеми свалившимися на тебя деньгами ты можешь начать новую жизнь. Вот она, твоя белая орхидея. Ты обожаешь цветы и, разумеется, колибри. Почему бы не сделать что-то большое, безумное, то, чем бы ты по-настоящему хотела заниматься?
Если ты откроешь питомник для колибри, перейди к главе 229.
Если ты откроешь оранжерею для выращивания орхидей, перейди к главе 230.
132
Ты остаешься с мужем ради детей. Не стоит раскачивать лодку, в которой сидишь, не стоит копаться в этом. Ты стараешься как можно больше времени проводить с детьми, семь дней в неделю ходишь в спортзал, занимаешься йогой, принимаешь таблетки, молишься. Ты ищешь в себе силы или, скорее, терпение. Энергия порождает энергию. Масса наращивает массу. Твой муж пытается быть милым. Когда ты готовишь омара с фенхелем, он называет тебя умницей. Занимается с тобой любовью.
Ты обращаешься к врачу по поводу множества развившихся у тебя недугов. Астма, бессонница, аллергические реакции, загадочная сыпь — рубцы и шишки, которые вскакивают у тебя по всему телу. Сыпь хуже всего. Врач прописывает тебе антибактериальный противогрибковый крем, чтобы уменьшить зуд от красного пятна, расцветающего пышным цветом на твоем бедре, но зуд по-прежнему невыносим, и когда твой муж засыпает ночью, ты садишься на пол в ванной, впиваешься в кожу ногтями и начинаешь расчесывать ее, пока она не начинает кровоточить.
Ты теряешь вес. Вначале это выглядит забавно — тазовые кости выпирают через дорогие джинсы, линия подбородка острая и прямая, но потом ты начинаешь выглядеть исхудавшей. Истощенной. Как будто ты исчезаешь. От еды, любой, тебя начинает тошнить, как будто твой желудок собирается взорваться. Врач прописывает тебе белковые порошки и витамины и рекомендует каждый день пить пиво, чтобы набрать вес. Он даже советует тебе пореже ходить в спортзал.
Твой муж меняется сначала в лучшую, а потом в худшую сторону. У него проблемы на работе, он не получил повышения, у него вышла ссора с коллегой, и он срывается на тебе. Он использует ремень, расческу, лампу. Что под руку попадется. Однажды ты лежишь на полу у изножья кровати, уткнувшись лицом в ковер (он предпочитает, чтобы у тебя на лице не оставалось синяков), и, подняв глаза, видишь ноги своего сына в пижамных штанах, стоящие рядом на полу. Твой сын не смотрит на своего отца, он не плачет и не боится, он просто кажется онемевшим, и ты понимаешь, что он уже много раз это видел.
Тогда ли это произошло? Что именно заставило тебя решиться? Может, и раньше. Но именно тогда ты это почувствовала — как неудовлетворенный зуд. У тебя родился план. На следующий же день ты покупаешь большой шмат говяжьей вырезки и запихиваешь его дома в морозилку (неделю ты ждешь, пока не убеждаешься, что он замерз до совершенно твердого состояния). Потом ты берешь целую пригоршню своих лучших драгоценностей и выкидываешь их. Наконец наступает воскресенье, и ты отправляешь детей к бабушке. Дом в твоем распоряжении. Он возвращается после долгой игры в гольф, для него это отупляющее, пропитанное амбициями, возбуждаемое тестостероном испытание. Ты достаешь вырезку из морозильника. (Восемь фунтов? десять?) Час спустя он сидит в своем логове на первом этаже, смотрит игру и читает газету, положив ноги на свою любимую оттоманку. Ты отпираешь переднюю дверь и на сковородке вносишь замороженное мясо. Под гудение голоса диктора муж заснул в своем кресле. Ты ставишь сковороду на пол и очень тихо берешь в руки говядину. Она похожа на бейсбольную биту.
Ты заносишь вырезку высоко над головой. Ощущаешь запах его одеколона, лимон и мускус. Ты миллион раз ощущала этот запах над собой, рядом с собой, сквозь себя. Это как взмах флажка, означающего сигнал старта. Со всего размаха ты бьешь его вырезкой по голове. Разбиваешь ее, как кокосовый орех, выбиваешь его из кресла. Он падает на пол, где ты снова и снова бьешь его, расквашивая его лицо. Ты ломаешь ему нос, вдавливаешь все его лицо до уровня глазниц. У тебя напряжен каждый мускул, ты чувствуешь, как зубы у тебя превращаются в клыки, а пальцы — в когти.
Потом ты роняешь размякшую говядину на сковороду и садишься на пол, рассматривая свои ногти. Час спустя его вздохи и бульканье прекращаются. Ты проверяешь его пульс. Мертв, как камень. Держа сковороду в руках, ты поднимаешься наверх, ставишь ее на кухонную стойку и сдабриваешь орудие убийства оливковым маслом, солью, перцем и розмарином. Потом ты ставишь сковороду в духовку (предварительно нагретую до 350 градусов) и запихиваешь туда большую кипу сухих кухонных полотенец, хорошенько утрамбовав их на дне плиты, где огонь лижет их подшитые белые края. Ты принимаешь ванну, тщательно скребешь все тело, каждый ноготь, каждый дюйм кожи, а потом идешь в спальню, где закидываешь в себя четыре таблетки снотворного и ложишься в постель.
Тебя будят пожарные, в коридоре гудит пожарная сигнализация, в спальне полицейские. Тебе не нужно изображать растерянность — ты и правда смущена. (Однако сильные таблетки!) Ты знала, что твой дом загорелся? Знала, что передняя дверь отперта? Знала, что твоя шкатулка с драгоценностями опустошена, а твой муж был зверски убит в своей комнате?
Твои слезы настоящие — только это слезы облегчения (мужчинам трудно понять разницу). Дети в безопасности у своих дедушки и бабушки, орудие убийства сгорело дотла в духовке, а ублюдок мертв (тяжело удержаться и не запеть от счастья). Полицейские добры и терпеливы, дают тебе возможность одеться и не пускают тебя вниз, не дают увидеть тело мужа. Для женщины это слишком тяжелое зрелище. Они усаживают тебя в патрульную машину, отвозят в полицейский участок и приносят чашку латте из «Старбакс».
Разумеется, спустя годы проводятся судебные разбирательства и расследование убийства. Но все дело в том, что это не Си-эс-а Майами: полицейские завалены работой, им недоплачивают и они не особенно заинтересованы в разгадывании тайн смертей мужей, бьющих жен (этот факт быстро всплывает в процессе расследования).
К тому же это дело, очевидно, представляет собой ограбление, которое пошло не так, как было задумано. Парадная дверь была отперта, драгоценности пропали, истощенная жена была «выключена» при помощи прописанных ей врачом снотворных таблеток. Полицейские говорят, что это убийство, очевидно, было совершено кем-то, кто несколько месяцев наблюдал за домом. Кем-то, кто хорошо знал, что ты будешь спать, а муж будет на первом этаже. Кем-то, кто знает местность, кто может спрятаться, раствориться. Кем-то очень жестоким и очень сильным. Очень умным. Вы с детьми переезжаете в дом в другом городе. Ты снова выходишь замуж и рожаешь еще одного ребенка. Вы все доживаете до преклонного возраста, не зная горя и болезней. Ты умираешь вполне счастливой. У тебя чудесная жизнь.
133
Химчисткой заведует низенький альбинос по кличке Синьор Помидор. Роста в нем не больше четырех футов, он сидит за конторкой на маленькой табуретке с мягким сиденьем. Синьором Помидором его называют потому, что у него пухлые румяные щеки и ярко-красные пальцы из-за фисташек, которые он постоянно щелкает. Он известен как хороший советчик, и люди нередко приносят свою одежду для чистки или стирки, а потом остаются, чтобы спросить его мнения в каком-то личном деле. Сегодня люди, как обычно, стоят в очереди, а Синьор Помидор и не думает торопиться. Он, причмокивая, попивает диетическую колу и, размахивая в воздухе своими красными пальцами, дает советы миссис Бинг, работающей в продуктовом магазине.
— У него вообще нет ног? — спрашивает Синьор Помидор.
— Только культи, — отвечает миссис Бинг.
— И вы не можете купить ему каталку?
— Нет денег. Отец возит его в тележке из супермаркета.
Маленькая розовая пятерня Синьора Помидора ныряет в кулек с фисташками. «В таком случае, — говорит он, закидывая орешек в рот, — позвоните в больницу и запишите его в листок ожидания детей-инвалидов. Знаете, всякие благодетели любят заглядывать в такие списки, где ребята без рук без ног пишут, чего бы им больше всего хотелось. Обычно это билеты на футбольный матч или в «Диснейленд». Бьюсь об заклад, если бы они увидели, что в этом списке есть ребенок, который хочет инвалидное кресло, вы бы глазом не успели моргнуть, как оно у него уже было бы».
Синьор Помидор раздает еще несколько советов клиентам, и ты уже готова подойти к конторке, как в помещение влетает человек и начинает что-то орать. «В „Кроджерсе“ стреляли! — кричит он. — Там какой-то парень с автоматом уже четверых застрелил!» Все высыпают на улицу, чтобы посмотреть на схватку. У Синьора Помидора скучающий вид. «Меня никогда особенно не интересовало оружие», — поясняет он.
Ты спрашиваешь про свою одежду, и он хмурится, взглянув на квитанцию. «Я оставил твой заказ на потом — на одной из рубашек было такое трудное пятно, что ее послали на специальную обработку». Потом он вздыхает и смотрит на свои ноги. «Ты не могла бы сама взять свою одежду?» Ты заходишь за конторку и ныряешь под одежду, свисающую с передвижной штанги. «В самом конце!», — кричит Синьор Помидор, поэтому ты проходишь к дальней стороне. Ты слышишь какой-то царапающий и шуршащий звук. «Где она?» — спрашиваешь ты, и вдруг что-то тяжелое бьет тебя по затылку. Ты падаешь как подкошенная.