— Вообще, эта идея была Колина, — сообщил я. — Сама Арина Ивановна считает меня слишком ценным ресурсом, чтобы отправлять в расход, не попытавшись даже прибрать к рукам под клятву.
— Павел Тимофеевич не поверит, — решил Греков. — Нужно свидетельство независимого целителя. Точно Николай не от него?
— Точнее некуда.
— Саш, нужно везти сюда Зимина. Причем так, чтобы об этом никто не знал.
— Можно допросить под запись Трефилова и Живетьева, — предложил я.
— У Трефилова слишком много власти, — возразил Шелагин. — И мы не знаем, кто еще на его стороне.
— Можно сделать так, чтобы он забыл про допрос.
Греков неодобрительно покрутил головой.
— Тебе бы все убивать. Понимаю, мальчик дорвался до взрослых игрушек. Но тут вот так в лоб нельзя: нужно выявить всех. И действовать надо аккуратнее.
— Я говорил об убийстве, Алексей Дмитриевич? У меня есть зелье, заставляющее забыть события последних двух часов. Правда, уже не моего изготовления, то есть я не знаю, как сработает. Есть зелье с блокиратором магии. Есть парализующий порошок.
— В твоем списке я ничего такого не видел.
— А я ничего такого продавать на сторону не собираюсь. И давать в чужие руки — тоже, — ответил я. — Могу поехать с вами и напоить всех нужных фигурантов.
— Засекут.
— Алексей Дмитриевич, меня на Изнанке не засекли, группа была не из последних, да ведь?
— А ведь да, не из последних. Как тебе вообще удалось их провести, да еще и заснять?
— Я еще заснял, как их трупы волокли, но там звук не получился: другой способ съемки использовал.
— Секрет рода? — с тяжелым вздохом уточнил Греков. — Интересно у вас секреты распределяются: все достаются исключительно главе.
Олег лишь снисходительно улыбнулся: мол, у него тоже найдется, чем удивить, но он не привык разбрасываться словами, в отличие от племянника. Хотя, конечно, мог бы и поактивнее перенимать от меня заклинания. Я уже до третьего уровня дошел в стихиях, а Олег даже не все первого выучил.
Глава 16
С моим присутствием Греков смирился и даже нашел в этом некие плюсы, но неожиданно поставил условие:
— Допрашивать буду я.
— С чего вдруг? — удивился я. — Я еще эмоции чувствую. Иногда.
Поправка была нужна, чтобы не объяснять, что для чувствования эмоций мне была нужна Метка на конкретном человеке. На Трефилове ее не было. И с кого ее снимать, кроме Фурсовой, я не знал. Но первый допрос можно и без помощи Метки провести.
— Ты можешь хоть сколько чувствовать эмоции, но, если не умеешь задавать правильные вопросы, толку-то?
— А вы умеете?
— Я умею. И я бы не удовлетворился вопросом на вопрос, а получил бы точный ответ. Потому что такой вариант ответа позволяет прекрасно обходить твое зелье. Да, оно соврать не дает, но обойти — запросто. Специально проверял. Так-то штука интересная, хоть и короткого действия.
Когда Греков объяснил, что он имеет в виду, я почувствовал себя идиотом. И похоже, не только я: Шелагин смущенно посмотрел в сторону, сообразив, что вариант ответа на вопрос про клятву в виде «Все на службе Шелагиным ее дают» совсем не означает, что такая клятва была дана и допрашиваемым. А ответов таких хватало. Я даже задумался, не напоить ли Грекова еще раз с учетом проявившихся косяков, но сообразил, что, во-первых, срок действия второй раз в день этого же зелья будет намного короче, а во-вторых, если бы Греков считал для себя такой вид допроса опасным, вел бы себя совсем по-другому. А так… Страх его Метка не отражала ни тогда, ни сейчас.
Пришлось обговаривать вариант воздействия на Трефилова с учетом этого. Скрепя сердце я пообещал прикрыть невидимостью и Грекова, потому что не хотелось бы, чтобы один из главных злодеев что-то заподозрил раньше времени и его пришлось бы поить насильно. А Трефилов — маг не из последних, поэтому его предполагалось напоить смесью из блокиратора магии, зелья болтливости и зелья правды — они не конфликтовали, прекрасно сочетались между собой и не меняли вкуса напитка или блюда. В нашем случае, конечно, будет коктейль. Если Трефилов не согласится пить добровольно, всегда можно оглушить и напоить принудительно.
Поскольку Шелагин и Греков сейчас играли на моей стороне, я им выделил во временное пользование защитные артефакты из военных — Песец уверял, что они однозначно лучше княжеских. Поэтому я сразу обозначил, что после операции они оба возвращают мне артефакты и что вопрос выкупа не стоит. Греков скептически отнесся к незнакомым артефактам, поэтому продублировал их своими, сказав, что полагаться на предметы сомнительного происхождения не будет.
Если он ждал, что происхождение я проясню, то зря — не настолько я ему доверял. И скорее всего, настолько никогда доверять не буду. Поэтому лишь повторил, что даю на время и что, если потеряют или испортят, не расплатятся. О том, что я взял еще и камеры Древних, сообщать никому не стал. Ну как взял — я их с прошлого использования не демонтировал, поэтому просто вставил чистые кристаллы для записи.
В машину Шелагина я пролез под невидимостью и сделал это настолько незаметно, что Греков поинтересовался перед тем, как отъезжать, на месте ли я. Пришлось его успокоить, что на месте и сбегать не собираюсь.
В особняке Шелагиных под невидимость я отправил еще и Грекова, предупредив, чтобы от меня далеко не отходил: независимые заклинания не позволяли друг друга видеть и действовать согласованно, так что этот вариант нам не подходил.
Направились мы прямиком в княжеский кабинет, где князь сидел в полной прострации над почти пустым графином. Я вздохнул, вытащил из рюкзака флакон и пихнул его в руку княжича, прошептав: «Протрезвляющее.» Все же князь нам требовался в сознании, а не в состоянии, когда главное лицо княжества ничего из того, что происходит рядом, не интересует.
Княжич на флакон посмотрел с сомнением, но применил. Видно, сообразил, что травить князя не в моих интересах. Вот если бы меня признал — тогда другое дело, тогда это было бы оправдано.
Князь протрезвел в одну секунду. Вот только что взгляд был отсутствующим — и вот уже совершенно нормальный, цепко охватывающий весь кабинет, но не обнаруживающий тут никого, кроме сына.
— Что случилось, Саш? — хмуро спросил он. — Не стой между мной и бутылкой. Мне это нужно. Иначе свихнусь. Кто бы мог подумать, что эта дура-баба даст приказ на устранение моего внука?
— Трефилов должен был подумать.
— Она напрямую приказала.
— Вот я и предлагаю узнать у Трефилова, как такое могло получиться. Ну а выпить… Подойдет Трефилов, и все вместе выпьем за упокой.
Княжич нажал кнопку на коммуникаторе и приказал секретарю принести еще водки и вызвать на ковер Трефилова. И то, и другое — немедленно. Князь не стал дожидаться появления третьего собутыльника, начал жаловаться сыну сразу.
— Вот почему так, Саш? И князь я, и деньги и здоровье есть, власть — почти неограниченная, а все вот так, через пень-колоду. Дуру-то эту не жалко, достала уже до печенок. А у парня-то потенциал какой был…
«И поэтому этот придурок глушит мозги, а не пытается разобраться, — от возмущения встопорщил шерсть Песец. — Сидит, можно сказать, в логове врага и в ус не дует.»
«Ничего, это мы сейчас исправим.»
Секретарь смазанной тенью проскользнул в кабинет и выставил на стол новый графин взамен почти допитого и три рюмки — по числу будущих собутыльников. Князь потянулся было себе набулькать новую порцию отупляющего зелья, но княжич его остановил:
— Мы ждем Трефилова. Хочу ему задать вопрос так, чтобы ты был в состоянии услышать ответ.
— Саш, нет тут его вины, — убежденно сказал князь. — Он нам предан. Он накрепко с нами повязан и никогда не пойдет против нас.
Последние слова услышал Трефилов, важно, с чувством собственного достоинства вошедший в кабинет. На его лице чувства вины не было точно, как и какого-то сожаления о двух убийствах.
— Вы совершенно правы, Павел Тимофеевич. Я с вами накрепко повязан. А что касается Маргариты Григорьевны, я несколько раз обращался к вам с просьбой запретить ей без моего личного разрешения использовать моих подчиненных.
Он говорил лишь с очень слабым намеком на укоризну. Мол, я профессионал, но из-за того, что дилетанты к моим рекомендациям не прислушиваются, и происходят трагедии.
— Моя вина, Егорушка, — неожиданно всхлипнул князь. — Введи я запрет — оба были бы живы. Ну что, за упокой?
Трефилов немного помедлил, но отказаться распить по рюмке с князем не решился. В его порции моими стараниями зелий оказалось больше, чем спирта, что он и отметил удивленно:
— Менять, похоже, вам поставщика надо, Павел Тимофеевич. Слабая какая-то водочка у вас нынче.
Князь удивился — видно, редко Трефилов что-то критиковал.
— А я-то думаю, почему пью, пью, а отключиться никак не могу.
— А впрочем, эта сучка чего-то хорошего и не заслуживает, — бодро продолжил Трефилов. — Шлюхой была, шлюхой и померла.
— Сдурел, Егор? — взвился князь. — Забыл свое место?
Наверное, комплект зелий что-то замкнул в трефильевском мозгу, потому что этого типа даже спрашивать не пришлось? Из его рта полился нескончаемый поток сведений, который напоминал горячечный бред. Да, в сущности, и был им.
— Что несу? Правду. С каждым годом она все сильнее вразнос шла. Прикрывать ее было все проблематичней. В этом доме только два идиота считают, что она им была верна: ты да Живетьев. У последнего оснований для этого больше: все же сына она ему родила. Думаешь, Колька твой? На-ка, выкуси.
Трефилов ловко свернул из пальцев фигу и подсунул под нос опешившему князю, из которого попавшая новая порция алкоголя уже выветрилась от таких странных речей.
— Ты чего несешь? — взвился старший Шелагин. — Живетьев его сразу после рождения проверил. Мой он.
— А-ха-ха, — громко расхохотался Трефилов. — Как был идиотом, так и остался. Живетьеву веришь? Да хоть в жопу его целуй, он от этого Колькиным отцом не перестанет быть. И блоки направо-налево не перестанет разбрасывать. Думаешь, Сашкино бесплодие — неизлечимая болячка? Нетушки, Эрнестик постарался. А уж как мне это сердце греет, не представляешь. Смотреть, как власть от Шелагиных уплывает, а они этого даже не замечают.